Дело      1

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

 

по делу об аресте и убийстве заложников в Пятигорске в октябре 1918 года

 

Громкие призывы руководителей Октябрьской революции 1917 года к беспощадной борьбе с от­дельными лицами и целыми классами, не желаю­щими стать на так называемую советскую плат­форму, провозглашенные в первые же дни Октябрьского переворота, стали приводиться в ис­полнение на Кавказских Минеральных группах не сразу, и лишь по прошествии почти целого года после их провозглашения известные советские власти начали прибегать к таким крайним мерам, как взятие заложников.

Первым шагом в этом отношении, вызванным общим распоряжением центральной советской власти, был приказ № 73 Чрезвычайной комиссии Северного Кавказа по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, пропечатанный в № 138 от 25 сентября (8 октября) 1918 года «Из­вестий ЦИК Северо-Кавказской советской социалистической республики, окружного исполкома Советов и Пятигорского совдепа».

В этом приказе значится, что во исполнении приказа народного комиссара внутренних дел тов. Петровского (Петровский Григорий Иванович (1878—1958) — советский государственный деятель. Социал-демократ с 1897 г. В 1917—1919 гг. нарком внутренних дел РСФСР. В 1919—1938 гг. председатель Всеукраинского Центра­льного Исполнительного Комитета. В  1938 г. снят со всех постов в связи с арестом и расстрелом его сына. В последние  годы  жизни  был  заместителем  директора Музея революции СССР.) подвергнуты заключению в качест­ве заложников следующие представители бур­жуазии и офицерства: 1) Рузский (бывший гене­рал), 2) Багратион-Мухранский (бывший князь), 3) Шаховской Л. (бывший князь), 4) Шаховской Владимир (бывший князь) и другие, всего 32 человека.

Все эти лица, как это изложено в заключи­тельной фразе приказа, подлежали расстрелу в первую очередь «при попытке контрреволюцион­ного восстания или покушения на жизнь вождей пролетариата».

Аресты лиц, содержавшихся затем в качестве заложников, как то установлено произведенным следствием, последовали в разное время, после набегов отряда полковника Шкуро на Кисло­водск и Ессентуки. Так, в Ессентуках 29 августа 1918 года был арестован бывший министр путей сообщения С. В. Рухлов; также 3 сентября был арестован генерал-майор Мельгунов, 70-летний старец, и приблизительно в те же дни генерал Колзаков, подполковник и штабс-капитан Четыркины, есаул Федышкин и поручик Малиновский. Затем 11 сентября в Ессентуках же были аресто­ваны: генерал Рузский, генерал Радко-Дмитриев с сыном поручиком, князь С. П. Урусов, член Го­сударственного совета князь Н. П. Урусов, князья Л. В. и В. А. Шаховские, генерал князь Багратион-Мухранский, П. С. Толстой-Милославский и А. К. и П. К. Шведовы.

В Пятигорске были арестованы сенатор барон Медем, подъесаул Колосков, полковник Карганов, подполковник Карташев, генерал Назиненко, гене­рал Чижевский, капитан Русанов, генерал Ев­стафьев, полковник Чичинадзе, полковник барон де-Форжет, полковник Саратовкин и полковник Беляев, а в Кисловодске — князь Ф. М. Урусов, бывший министр юстиции Н. А. Добровольский, генерал Шевцов, генерал-лейтенант Цирадов, генерал-лейтенант Тохателов, генерал Перфиль­ев, генерал Бойчевский, генерал Смирнов, полков­ники Трубецкой, Власов, генерал Корнеев, капи-Софронов, генерал Железовский, генерал Кашерининов, генерал Пархомов, генерал Игнать­ев, генерал-лейтенант Ушаков, генерал князь Туманов, генерал Тришатный, полковник Николаев, полковник Рудницкий и др.

В Железноводске были арестованы контр­адмирал гр[аф] А. Б. Капнист (Капнист А. Б. — граф, контр-адмирал, во время первой мировой войны начальник Морского генераль­ного штаба. После Февральской революции 1917 г. был членом комиссии по переработке законоположений и уставов российской армии), бывший началь­ник Морского генерального штаба, и подполковник Г. А. Махатадзе.

Наибольшее количество заложников было аре­стовано в Кисловодске, где 2 октября 1918 года была произведена регистрация гг. офицеров. Руко­водствуясь данными этой регистрации, большеви­ки на следующий день стали производить самые тщательные обыски, преимущественно у генера­лов и полковников и, независимо от результатов обысков, арестовывали заранее намеченных лиц. Во многих случаях при этих обысках красноар­мейцы забирали вещи, оставшиеся на руках их владельцев, несмотря на многочисленные преды­дущие обыски, как-то: одежду, белье, ордена, а в особенности серебро и золото. Последнее, согласно объяснению председателя Чрезвычайной следст­венной комиссии города Кисловодска вдове гене­рала от инфантерии В. Д. Шевцовой, предназнача­лось, будто бы, для уплаты контрибуции немцам.

Всех арестованных препровождали в гостиницу «Нарзан 1-й», где их помещали в одной небольшой комнате. Помимо лишения самых примитивных удобств и тесноты, арестованные в течение всей ночи с 3 на 4 октября 1918 года совершенно не мог­ли заснуть, т[ак] к[ак] ежеминутно в их комнату врывались красноармейцы, украшенные похищен­ными при обысках орденами и лентами, и, глумясь над заключенными, командовали им «смирно».

Утром 4 октября имело место избиение одного из заложников. В тот же день, около 2-х часов по­полудни, всех заложников повели из гостиницы «Нарзан 1-й» на товарную станцию Кисловодск для отправления в город Пятигорск. Провожав­шим было разрешено проститься с ними.

По приезде в г. Пятигорск заложники были от­ведены для дальнейшего содержания под стражей в номера Новоевропейской гостиницы на Нижего­родской улице; обстановка, в которой находились заложники, была удручающей. Двери в этой гос­тинице, называемой большевиками «концентраци­онным лагерем», плотно не затворялись, во многих окнах стекла не были вставлены, дули постоянные сквозняки, и, хотя на дворе стоял октябрь, печи не топились. В постелях гнездилось такое количе­ство клопов, что многим заложникам приходилось по этой причине спать на полу. При таких услови­ях случаи заболеваний со смертельным исходом были довольно часты.

Тяжесть положения заболевших усугублялась тем, что тюремного врача не было, и заложники сами должны были заботиться о приглашении ча­стного доктора, что было крайне затруднительно. Не менее затруднительно было получение необхо­димых лекарств.

Кормили заключенных плохо: раз в день дава­ли борщ и фунт хлеба, но при этом им не возбра­нялось получать пищу от близких людей.

Заложников за время содержания их в «кон­центрационном лагере» не допрашивали и застав­ляли самих исполнять всевозможную черную рабо­ту: пилить дрова, мести полы и т. п. Престарелые и заслуженные генералы подчас были вынуждены носить дрова на квартиру молодого коменданта но­меров Павла Васильевича Мелешко.

Генерал Рузский, наряду с другими заложника­ми, должен был подметать свою комнату, для чего он пользовался веником, принесенным полковнику Чичинадзе его женою. Однажды генерал Рузский мыл тарелки. Заставший его за этим занятием сек­ретарь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контр­революцией Стельмахович спросил его, как он себя чувствует. Не поднимая глаз, генерал Рузский от­ветил: «Ничего». «Как ваше здоровье?» — продол­жал расспрашивать Стельмахович. Генерал Руз­ский, опять не глядя на Стельмаховича, сказал: «Какое может быть здоровье при моих преклонных летах?» Затем Стельмахович спросил: «А вы знае­те, кто я?» — и получив односложный ответ «нет», несколько раз повторил, что он — Стельмахович, но и это не заставило генерала Рузского изменить своего преисполненного достоинством отношения к навязчивому собеседнику.

Особенно тяжки были для заложников муче­ния нравственного свойства, которые им приходи­лось терпеть за время их пребывания в номерах Новоевропейской гостиницы. Нередко в караул по­падали озлобленные красноармейцы, и тогда обра­щение с заключенными становилось невыносимым. Грубые большевики всячески глумились над без­защитными людьми и порой обращались с ними, как с собаками, и гнали их из коридора в номера со словами: «Пошли вон в свои конуры, барбосы».

Взгляд матросов-большевиков, приходивших в «концентрационный лагерь», на заложников в дос­таточной мере характеризуется словами одного из матросов, сказанными в их присутствии: «Здесь (т[о] е[сть] в Новоевропейских номерах) сидят не люди, а медведи и волки, которых нужно повести на [гору] Машук и поступить с ними так же, как с Николаем II, рассеяв их прах».

Не могли также не действовать на душу за­ложников самым угнетающим образом посещения «концентрационного лагеря» палачом, который подробно рассказывал, как он мучит и убивает свои жертвы.

Единственным утешением для заложников были свидания, которые официально должны были продолжаться 15 минут и разрешались лишь два раза в неделю: по средам и воскресень­ям; за известное же денежное вознаграждение ка­раульных свидания могли быть ежедневными и более продолжительными.

К несчастью для заключенных в Новоевропей­ских номерах, и это их единственное утешение длилось недолго. В начале октября 1918 года в ко­ридоре гостиницы испортились провода электрического освещения. Один из рабочих, присланных для исправления этого повреждения, вошел в но­мер, где содержался граф Бобринский, и шепнул ему, что он казак и что подготовляется попытка освободить арестованных. Граф Бобринский пове­рил этому человеку, осматривал с ним гостиницу и обсуждал план побега. Каким-то образом дейст­вия графа Бобринского стали известны надсмотр­щикам и в результате он был переведен в «яму», подвал Чрезвычайной комиссии. Во всех номерах гостиницы был произведен тщательный обыск, со­провождавшийся отобранием у заложников ка­рандашей и бумаги. Строгости усилились, и свида­ния с посетителями стали возможны лишь в одном из отведенных для этой цели номеров, и продолжительность свиданий была ограничена пятнадцатью минутами.

В таких условиях содержались заложники в названной гостинице. В середине октября их было там около 160 человек, в том числе и все 59 лиц, показанные в приказе № 6 расстрелянными. Не­которые из заложников, казаки, взятые в стани­цах Марьинской и Лабинской, были впоследствии освобождены по ходатайству станичников. Там же содержался и бывший член Государственного со­вета Н. С. Крашенинников, расстрелянный ранее других заложников.

Другим местом заключения для заложников в городе Пятигорске служил подвал Чрезвычайной комиссии, помещавшийся в доме № 31 по Ермоловскому   проспекту.   Этот   подвал,   прозванный «ямой», находится в угловой части дома Карапетянца,   образуемой   Кисловодским   проспектом   и Ессентукской   улицей.   Вход   в   подвал   со   двора  дома и  уровень пола подвального помещения находятся на трехаршинной глубине по отношению к уровню мостовой. Высота потолка — четыре с половиной аршина. Небольшие для сравнительно значительной   площади   подвальных   помещений окна устроены, по большей части, на трехаршинной высоте от пола и заделаны решетками. Почти во всех окнах стекла выбиты. Стены сыры. Крова­тей в этой мрачной «яме» не было. Лишь несколь­ким людям удавалось получить места на немногих досках, настланных вдоль стен некоторых поме­щений; остальные, если они не имели собственных подстилок, были вынуждены лежать прямо на го­лом,  до невероятности загрязненном цементиро­ванном полу. Временами подвал бывал переполнен до крайности. Так, например, в угловой комнате, площадью от 110—115 кв. аршин, набивалось до 70 человек. Само собою разумеется, что при таких условиях   уголовные   преступники   содержались вместе с заложниками. Света в подвале было на­столько мало, что днем с улицы ничего не было видно, вечером же, когда арестованные зажигали керосиновые лампочки, можно было видеть, что некоторые спали на досках у стен, что кое-кто ле­жал на принесенном из дому матраце; иные же, сидя на полу с вытянутыми вперед ногами и при­слоняясь к стене, писали что-то, положив бумагу на свои колени. Заложники сидели скучные, а уго­ловные из красноармейцев и матросов часто соби­рались кучкой посреди угловой комнаты и пели революционные песни.

Вершителем судеб лиц, попадающих в «яму», был комендант дома Чрезвычайной комиссии «то­варищ» Скрябин, бывший каторжник. Он не рас­ставался с плеткой, бил ею, гонял арестованных из одной комнаты в другую, ругался, кричал и часто повторял, что все офицеры должны быть расстре­ляны. По мнению Скрябина, заложников слишком хорошо содержали в Новоевропейской гостинице. Если бы это зависело от него, то он сажал бы аре­стованных попеременно в кипяток и холодную воду. Скрябин сознавался в том, что он воодушев­ляется, расстреливая людей, и что весь смысл его жизни заключается только в этом. При наличии такого признания, является вполне понятным, что Скрябин не упустил удобного случая, представившегося ему во время бывшей в Пятигорске вслед­ствие занятия отрядом полковника Шкуро Ессен­туков паники, и собственноручно убил четырех арестованных, выведенных на двор «Чрезвычайки» для отправления их на вокзал. Одним из любимых видов глумления над генералами и полковниками, попадавшими в «яму», были принудительные рабо­ты по очистке двора и отхожих мест без помощи каких бы то ни было вспомогательных средств, ло­пат, метел или тряпок.

Подвал дома Карапетянца являлся, собственно говоря, этапным пунктом почти для всех аресто­ванных. Из этого подвала арестованных, после непродолжительного содержания в нем, обыкно­венно препровождали или в тюрьму, или в «кон­центрационный лагерь». Лишь некоторых аресто­ванных задерживали в «яме» в течение более длительных сроков. В этот же подвал приводили людей, обреченных на смерть, и сажали их в осо­бую комнату.

Третьим местом заключения арестованных в Пятигорске, по данным произведенного расследо­вания, была тюрьма. По общему правилу свидания с заключенными там не допускались, и если вдова полковника М. И. Махатадзе и получила разреше­ние на посещение своего мужа, содержавшегося в тюрьме, то это может быть объяснено лишь рассе­янностью Стельмаховича, подписавшего поднесен­ный ему пропуск, не прочтя текста бумаги.

Сначала в означенной тюрьме придерживались принципа отделения политических арестованных от уголовных, но затем это перестали соблюдать.

Питание арестантов было неудовлетворитель­но. Утром и вечером им давали кипяток, днем по­хлебку и 2 фунта хлеба на весь день.

В тюрьму часто являлись агенты-провокаторы Чрезвычайной комиссии и под видом контррево­люционеров предлагали заключенным свои услуги для передачи разных сведений. Когда их выгоня­ли, они грозили расстрелами.

В числе многочисленных арестованных в тюрь­ме содержались полковник Шульман, Николай Волков, поручик Костич, подпоручик Клочков, подполковник Попов, поручик Гутарев-Иванов, поручик Шафоростов, Семен Куликович, член Го­сударственного совета Н. С. Крашенинников, граф Гавриил Бобринский, подпоручик Кузьмин, о[тец] Иоанн Рябухин и студент Михаил Андреев.

Жизнь не замедлила доставить местной совет­ской власти случай для приведения в исполнение угрозы, заключавшейся в вышеприведенном при­казе № 73 «Чрезвычайной комиссии Северного Кавказа по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией», именуемой в просторечии «Чрез­вычайкой», и когда умер «товарищ» Ильин (Видимо,   имеется   в   виду   Ильин-Женевский Александр Федорович (1894—1941) — деятель российского революционного движения, член социал-демокра­тической партии с 1912 г. Участвовал в Октябрьском перевороте 1917 г. в Петрограде, был комиссаром Пет­роградского военно-революционного комитета. С 1923 г. редактор ряда газет и журналов, затем на партийной работе. Сведения о смерти Ильина в 1918 г. были вско­ре опровергнуты.), ко­мандовавший Северо-Западным фронтом, от полу­ченного им во время боя ранения в голову, то большевики, сочтя это обстоятельство за покуше­ние на жизнь одного из вождей пролетариата, казнили на третий день после похорон Ильина, 6 октября 1918 года, нескольких из арестованных ими лиц, а именно: гвардии полковника Случевского, полковника Шульмана, штабс-капитана Костича, фельдшера Волкова, поручика Шафоростова и бывшего председателя «Союза увечных воинов» Беляева (старика, слепого на оба глаза).

В это время уже назревала так называемая «Сорокинская авантюра», повлекшая за собою столь трагические последствия для многих залож­ников.

Главком Сорокин21, энергичный и крайне власто­любивый человек с ярко проявляемыми юдофобски-ми взглядами, опасаясь, с одной стороны, мести со­ветской власти, грозившей ему за неудачи на Кубани и за жестокие расправы с провинившимися подчиненными, а с другой — желая заменить бы­лую свою популярность неограниченной властью во­енного диктатора для ограждения себя от надвигав­шейся опасности, попытался совершить переворот. С этой целью 13/26 октября 1918 года Сорокин приказал чинам своего штаба арестовать председателя ЦИК Советской кавказской республики Рубина, председателя краевого комитета партии большеви­ков Крайнего, заведывающего Чрезвычайной комис­сией при Революционном совете Рожанского, това­рища председателя ЦИК Дунаевского и члена ЦИК Власова, которые, за исключением последнего, были евреи и казались ему опасными. В тот же день ста­ло известно, что эти лица были убиты.

По объяснению непосредственных исполните­лей этого расстрела, Сафронова, бывшего предво­дителя большевиков на Доно-Кубанском фронте, Костяного — адъютанта Сорокина, и Рябова — коменданта сорокинского штаба, содержавшихся в тюрьме вместе со свидетелем полковником Шве­довым, Сорокин ненавидел евреев, которые воз­главляли собою краевой исполнительный комитет. При своих поездках в комитет Сорокин окружал себя большой свитой и объяснял это тем, что не хочет быть среди жидов, а хочет быть среди сво­их. Такие же настроения были и у сотрудников Сорокина. Например, Рябов, необузданный по природе человек, сопровождал Крайнего и, идя впереди него на вокзале, расталкивал толпив­шийся народ со словами: «дорогу жиду...» Помимо этих черт своего характера, Сорокин, по объясне­нию вышеназванных его сподвижников, решился на кровавую расправу, негодуя на постоянное вмешательство ЦИК в военное дело, что, как на­ходил Сорокин, мешало военным операциям.

Противная Сорокину партия приняла реши­тельные меры, и Сорокин, видя, что его план по­терпел крушение, вынужден был бежать из Пяти­горска. Тем временем, на созванном самим же Сорокиным состоявшемся в станице Невинномысской Чрезвычайном съезде Советов и представите­лей революционной Красной армии бывший глав­ком Сорокин был объявлен вне закона как изменник революции и, согласно изданному прика­зу, должен был быть немедленно арестован вместе с его «сворой» (штабом) и доставлен под усилен­ным конвоем в Невиномысскую «живым или мерт­вым для всенародного справедливого и открытого суда». Во исполнении этого приказа Сорокин был арестован в г. Ставрополе, но доставлен он в Не-винномысскую не был, т[ак] к[ак] после ареста был убит одним из членов Чрезвычайного съезда. Даль­нейшая участь большинства лиц, содержавшихся в качестве заложников в «концентрационном лагере», была предрешена на упомянутом выше Чрезвы­чайном съезде в станице Невинномысской. В 4-м пункте резолюции, вынесенной этим съездом, съезд заявляет, что каждый покушавшийся на жизнь члена трудящихся масс без всенародного суда считается изменником дела революции, и сами трудящиеся массы на белый террор буржуа­зии ответят массовым красным террором.

Приведенная резолюция опубликована на пер­вой странице № 157 «Известий ЦИК Северо-Кавказской советской социалистической респуб­лики», от 2 ноября 1918 года (по новому стилю). На той же странице начинается статья, озаглав­ленная «Красный террор» и заключающая в себе приказ № 6 Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией следующего содержания:

Вследствие покушения на жизнь вождей про­летариата в городе Пятигорске 21 октября 1918 года в силу приказа № 3 от 8 октября сего года, в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей, членов ЦИК и других, по постанов­лению Чрезвычайной комиссии расстреляны ни­жеследующие заложники и лица, принадлежащие к контрреволюционным организациям:

1. Рузский (генерал)

2. Урусов Сергей (князь)

3. Урусов Николай (князь)

4. Урусов Федор (князь, генерал)

5. Капнист (граф, контр-адмирал)

6. Медем (барон, сенатор)

7. Колосов (подполковник)

8. Карганов (полковник)

9. Рубцов (полковник)

10. Шаховской Леонид (князь)

11. Шаховской Владимир (князь)

12. Рухлов (министр путей сообщения)

13. Добровольский (министр юстиции)

14. Бочаров (полковник)

15. Колзаков (генерал)

16. Карташев (полковник)

17. Шевцов (генерал)

18. Медведев (генерал)

19. Исакович (полковник)

20. Савельев (полковник)

21. Пирадов (генерал-лейтенант)

22. Похателов (генерал-лейтенант)

23. Перфилов (генерал-лейтенант)

24. Бойчевский (генерал-майор)

25. Васильев (полковник)

26. Смирнов (генерал)

27. Алешкевич (генерал-майор)

28. Трубецкой (полковник)

29. Николаев (полковник)

30. Радницкий (генерал-майор)

31. Власов Михаил (купец 1-й гильдии)

32. Федоров (подпоручик)

33. Федоров (казак)

34. Назименко (генерал)

35. Чижевский (генерал)

36. Русанов (капитан)

37. Мельгунов (генерал)

38. Бобринский (граф)

39. Евстафенко (генерал)

40. Радко-Дмитриев (генерал)

41. Игнатьев (генерал)

42. Желездовский (генерал)

43. Кашерипников (генерал)

44. Ушаков (генерал-лейтенант)

45. Турин (подполковник)

46. Бобрищев (подъесаул)

47. Туманов (князъ, генерал)

48. Чичинадзе (полковник)

49. Форжеш (полковник)

50. Багратион-Мухранский (генерал)

51. Шведов (полковник)

52. Малиновский (поручик)

53. Саратовкин (генерал)

54. Покотилов (генерал)

55. Рашковский (полковник)

56. Дериглазова (дочь полковника)

57. Бархударов (полковник)

58. Беляев (полковник)

59. Тришатный (генерал-майор)

Чрезвычайная комиссия по борьбе с контр­революцией в заседании своем от 31 октября сего года постановила расстрелять нижесле­дующих лиц:

1. Волкову Феклу Никитишну, за подстрека­тельство и содействие в грабеже.

2. Случевского Евгения (полковника), начальни­ка штаба контрреволюционной организации в го­роде Пятигорске.

3. Кашкадамова Павла (юнкера), члена штаба контрреволюционной организации в гор. Пяти­горске и соучастника взрыва патронного завода.

4.       Назарьяна,   агента   контрреволюционного штаба г. Пятигорска.

5.       Касперсова (офицера), агента контрреволю­ционного штаба и сообщника в заговоре взрыва патронного завода в гор. Пятигорске.

6. Беляева   Николая,   за   принадлежность   к контрреволюционной организации.

7. Волкова  Николая,  помощника  начальника контрразведки Шкуро, Ессентуки.

8. Волкова Владимира, агента контрреволю­ционного штаба станицы Ессентукской.

9. Шулъмана   Рудольфа   (полковника),   члена контрреволюционного штаба гор. Пятигорска.

10. Костича Бориса (офицера), члена контрреволюционного штаба гор. Пятигорска.

11. Клочкова (офицера) за неявку на регистра­цию согласно приказа ЧК 83 и намерение перей­ти в отряд Шкуро и за имение у себя подложно­го документа советской власти.

12. Попова (офицера), члена контрреволюцион­ной организации в гор. Пятигорске и соучастни­ка в заговоре взрыва патронного завода.

13. Бойтенко — агента контрреволюционного штаба в гор. Пятигорске.

14. Шафороста Александра, агента контрре­волюционного штаба в Пятигорске.

15. Иванова-Гутарева Павла (поручика), за пе­редачу карт Пятигорского округа в контррево­люционный штаб в гор. Пятигорске.

16. Куликовича Семена (фальшивомонетчика), контрреволюционера.

17. Малина Антона (бывшего жандарма), за провокацию против советской власти.

18. Крашенинникова Петра Николаевича (се­натора).

19. Графа Бобринского, за принадлежность к контрреволюционной организации.

20. Кузьмина Анатолия, за принадлежность к отряду Шкуро (как агента).

21. Пацука (жандарма), за принадлежность к контрреволюционной организации.

22. Черного, за участие в контрреволюцион­ном заговоре по делу Сорокина.

23. Богданова — то же.

24. Гриненко — то же.

25. Коновалова  Ивана  (фальшивомонетчика), пойманного на месте преступления при сбыте фальшивых знаков.

26. Коновалова Павла, как фальшивомонет­чика.

27. Переверзева Ивана — то же.

28. Хандогина Ивана — то же.

29. Буслаева Василия — то же.

30. Бордзаева Пувалъ — то же.

31. Тамбиева  1-го (князя) — за организацию контрреволюционного отряда, за участие в боях в таковом.

32. Тамбиева 2-го Мураза Бека — то же.

33. Синъко — за принадлежность к отряду Тамбиева и за вооруженное восстание.

34. Супруна — то же.

35. Тарана Якова — то же.

36. Кокаева Фому — то же.

37. Погребняка Ивана — то же.

38. Зайченко Сергея — то же.

39. Щербакова Алексея (командира, контрре­волюционера).

40. Карташева Владимира — за расстрел двух невинных женщин.

41. Орлова Василия — за принадлежность к контрреволюционной организации.

42. Прокофьева Николая — то же.

43. Андреева Михаила — то же.

44. Махарадзе Георгия — то е.

45. Рябухина Ивана (священника) — за моле­бен в станице Ессентукской о даровании победы кадетам.

46. Кошелева Георгия — за денежное вымога­тельство.

47.     Полонскую   Эльзу   (литераторшу)      за принадлежность к контрреволюционной органи­зации.

Подписали:

Председатель :                                             Атарбеков

Члены:                                                 Стелъмахович, Щипулин, М. Осипов

Скрепил:                                                секретарь Абовъян

 

Итак, сами большевики признали в своем офи­циальном органе, что убийство многочисленных заложников является ничем иным, как актом красного террора.

Это событие, о котором извещает приведенный выше приказ за № 6, произошло при следующих обстоятельствах.

В холодный и ветреный осенний вечер 18 ок­тября 1918 года, под мелким дождем и при густом тумане, препятствовавшем видеть на один квар­тал вперед, из тюрьмы было выведено 13 аресто­ванных, которых остановили затем на Нижегород­ской улице возле номеров Новоевропейской гостиницы.

Тем временем какой-то матрос, командир кара­тельного отряда, состоявшего из конных матросов и называвшегося «батальоном смерти», распорядился вызвать в коридор гостиницы всех бывших налицо заложников и по имевшемуся у него списку стал поименно выкликать их. Таким образом было вы­звано матросом 52 человека из числа 59-ти, пока­занных в приказе № 6 расстрелянными. Остальные 7 человек частью не были в тот момент в «концен­трационном лагере», а частью, по невыясненной причине, не были вызваны матросом. Некоторым заложникам хотелось верить, что эта необычная пе­рекличка предвещает перемену к лучшему в их тяжком образе жизни. Настроение у многих повы­силось, и людям, склонным к оптимизму, обещание немедленного освобождения после выполнения не­которых формальностей в «Чрезвычайке» не каза­лось неправдоподобным. Предложение забрать с со­бою вещи еще больше подбодрило заложников, и многие из них стали надеяться на то, что в худшем случае их тревожат для перевода в более теплое помещение. Но радость заложников была кратковременна. Удары нагаек «товарищей» рядовых «ба­тальона смерти» тотчас же по выходе заложников на улицу быстро вернули их к суровой действи­тельности. Подъезд гостиницы был освещен, а пото­му, несмотря на густой туман, стоявшие на улице 13 человек, приведенные из тюрьмы, видели, как человек шестьдесят заложников быстро, один за другим, со свертками в руках выходили на улицу.

Раздалась команда «шашки наголо», и верени­ца людей, обреченных на смерть, тронулась по Нижегородской улице и повернула налево по Ро­мановскому проспекту.

Дул порывистый, холодный ветер. Кто мог, ку­тался в одеяло. Среди заложников были больные. У одного из них, у Малиновского, было воспаление легких, и температура превышала 40°. Его жена накинула на него плед. Какой-то красноармеец со­рвал его с несчастного и бросил его г-же Малинов­ской со словами: «Возьми свой платок. Ты молода, и он тебе пригодится а ему на Машуке его не надо».

Больными чувствовали себя генералы Рузский и Радко-Дмитриев, а также отец Иоанн Рябухин, который не расставался со Св. Евангелием. Шли медленно и долго. Больные устали.

Всех заложников вели в Чрезвычайную комис­сию на угол Ермолаевского проспекта и Ессентук-ской улицы. Там генерал Рузский падал в обморок.

По прибытии к дому Карапетянца, где помеща­лась «Чрезвычайка», всех заложников заперли в одну из комнат верхнего этажа. Из этой комнаты их поодиночке вызывали в другую, где с них сни­мали одежду, которую тут же бросали на пол. К моменту вызова во вторую комнату 59-го залож­ника там лежали груды всевозможного платья. Тут же заложникам скручивали руки за спину и туго перевязывали их тонкой проволокой, после чего только переводили в третью комнату.

В таком именно виде, в одном белье, со связан­ными за спиною руками, повели часть заложников на городское кладбище.

К 11 часам вечера жуткое шествие прибыло к месту своего назначения и остановилось у запер­тых кладбищенских ворот. Красноармейцы стали стучать прикладами ружей в дверь сторожки, где живет смотритель кладбища Валериан Обрезов, и требовали немедленно пустить их на кладбище. На вопрос Обрезова, кто это, последовал ответ  «товарищи», после чего Обрезов вышел из сто­рожки. Следом за ним вышел и кладбищенский сторож Артем Васильев. Еще утром 18 октября большевики заказали Обрезову большую яму. Ее вырыли на городском кладбище в левом заднем углу (северо-западном). К вечеру привезли не­сколько гробов из больницы, и т[ак] к[ак] других ям не было, то Обрезов приказал опустить эти гробы в яму, заказанную утром большевиками.

Один из конвойных, бывший как бы за старше­го, приказал отсчитать из всей партии приведен­ных людей 15 человек. Обрезов и Васильев пошли вперед, показывая дорогу к упомянутой могиле, а выделенные из 25-ти приведенных заложников 15 человек, окруженные красноармейцами, воору­женными с головы до ног, пошли за ними. Осталь­ные заложники остались у ворот кладбища. Шли всю дорогу медленно, шаг за шагом, прямо по до­роге в глубь кладбища.

Дорогой генерал Рузский заговорил тихим про­тяжным голосом. С грустной иронией заметил он, что свободных граждан по неизвестной причине ведут на смертную казнь, что всю жизнь он чест­но служил, дослужился до генерала, а теперь дол­жен терпеть от своих же русских. Один из кон­войных спросил: «Кто говорит? Генерал?» Говоривший ответил: «Да, генерал». За этим отве­том последовал удар прикладом ружья и приказ замолчать. Пошли дальше все тем же тихим ша­гом. Все молчали.

Не доходя до приготовленной ямы, около огра­ды места Тимашева, все остановились, и красно­армейцы приказали заложникам раздеться. Среди общей тишины заложники стали исполнять отдан­ный им приказ. Кто-то из них, обратившись к красноармейцу, сказал: «Товарищ! Если я виноват перед вами, простите меня...» Тот ответил: «Нет, не виноват; только раздевайся скорее».

Потом кто-то крикнул: «Немец!» — и опять все затихло.

Началась рубка. Рубили над ямой, шагах в пяти от нее. Первым убили старика небольшого роста. Он, вероятно, был слеповат, и спрашивал, куда ему идти к яме. Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносились удары шашками. Пала­чи были неумелые и не могли убивать с одного взмаха. Каждого заложника ударяли раз по пять, а то и больше. Некоторые стонали, но большинст­во умирало молча. Только один казнимый отрыви­стым голосом выкрикнул: «Товарищи!» — и умолк. Обрезов и Васильев отошли в сторону. До них отчетливо доносился хруст разрубаемых кос­тей. Помимо неопытности палачей, нанесению метких ударов в шею, очевидно, препятствовала темнота. После того как было покончено с первы­ми четырьмя жертвами, старший команды прика­зал: «Беритесь теперь за генерала Рузского. До­вольно ему сидеть, он уже разделся».

Свидетель Васильев показал, что генерал Руз­ский перед самой своей смертью ничего не гово­рил. Это показание находится в противоречии с показаниями свидетелей Вагнера и Тимрота.

Свидетель Вагнер утверждает со слов присут­ствовавшего при казни Кравеца, бывшего предсе­дателя Чрезвычайной следственной комиссии гор. Кисловодска, что генерал Рузский перед самой смертью сказал, обращаясь к своим палачам: «Я — генерал Рузский (произнеся свою фамилию, как слово «русский») и помните, что за мою смерть вам отомстят русские». Произнеся эту краткую речь, генерал Рузский склонил свою го­лову и сказал: «Рубите».

Свидетель же Тимрот удостоверил, что он был свидетелем разговора бывшего председателя «Чрезвычайки» Атарбекова, Стельмаховича и по­литического комиссара 2-й армии с подошедшим к ним неизвестным Тимроту лицом. Разговор имел место в кооперативе «Чашка чаю». Подошедший спросил Атарбекова, правда ли, что красноармейцы отказались расстрелять Рузского и Радко-Дмитриева. Атарбеков ответил: «Правда, но Руз­ского я зарубил сам, после того, как он на мой во­прос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: «Я вижу лишь один великий разбой». «Я ударил, — продолжал Атарбеков, — Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Атарбеков показал бывший на нем черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее». На эти слова Атарбекова Стельмахович или полити­ческий комиссар заметил, как ему не надоело об этом рассказывать.

Генерал Рузский, согласно показанию свидете­ля Васильева, скончался после пяти нанесенных ему ударов, не издав при этом ни единственного стона.

Казнь неповинных ни в чем людей представ­ляла собою столь жуткое зрелище, что два пала­ча-красноармейца отказались исполнять свои гнусные обязанности. Старший команды отправил их к кладбищенским воротам. Один из этих крас­ноармейцев, казак, рассказывал впоследствии подробности казни. «Ну и негодяи, — начал он свой рассказ, — натешились. Рубили сначала руки, ноги, а потом уже голову. Да еще перед рубкой начальник отряда нещадно бил их рези­новой плеткой».

Умерщвление первых 15-ти заложников дли­лось больше часу. Покончив с этой партией, крас­ноармейцы позвали Обрезова и Васильева и спро­сили у них, имеется ли еще вырытая яма.

Обрезов и Васильев отправились на поиски, а в это время были зарублены остальные 10 человек.

Уходя, красноармейцы сказали Обрезову и Ва­сильеву: «Вы, деды, не ложитесь спать. Мы часа через полтора приведем еще человек тридцать».

Действительно, через некоторое время красно­армейцы вновь привели 37 человек. Опять Обре­зов и Васильев пошли вперед; за ними шли за­ложники и конвой. Шли медленно и молча.

Когда приблизились к деревянным воротам госпитального кладбища, то шествие останови­лось, и опять был отдан приказ отсчитать 15 чело­век. Их повели по госпитальному кладбищу к хо­лерному. Не доходя до ямы, против калитки на городское кладбище их остановили и приказали раздеваться. Когда все разделись, началась рубка.

Обрезов спрятался за памятник, а Васильев за ограду. Ни разговоров, ни стонов слышно не было. До слуха Обрезова доносился лишь хруст костей.

Во время этой рубки Обрезова зачем-то позва­ли. Подходя к месту казни, он услыхал, что один из казнимых, которого как раз рубили в то время, заругался и стал требовать, чтобы его лучше ру­били. «Раз рубишь — так руби», — воскликнул он. Палач, по-видимому, неопытный, остервенился и, приговаривая: «Мало тебе, так на же!» — стал на­носить несчастному удар за ударом. Во всяком случае, этот заложник получил не менее десяти ударов. Палач добил его уже лежачего. Только один матрос рубил умело, и обреченные просили его, чтобы он, а не кто-нибудь иной, нанес им смертельный удар.

Когда кончили рубить первых 15 человек, то трое красноармейцев отправились вместе с Обрезовым к воротам. Там отсчитали еще 10 человек, которых красноармейцы отвели к яме и тоже ста­ли рубить. Тут кто-то из палачей крикнул: «Эй, Кирюшка, подавай людей». Привели последних заложников, и их тоже зарубили.

Всю эту партию красноармейцы свалили в яму. Приказав затем засыпать могилу землей, красно­армейцы сейчас же ушли с кладбища. Но едва ли они пошли домой пешком. Эти красноармейцы, утомленные ночной работой на пользу советской власти, не могли не возбудить по отношению к себе внимания и участия со стороны своих товарищей. Поэтому товарищ Гущин, которому «ребята жало­вались на то, что им далеко ходить» на кладбище, позаботился выслать за ними грузовой автомобиль.

Когда Обрезов возвратился к себе в сторожку, на Нахаловской церкви ударило три часа ночи.

Таким образом, большевики, согласно устано­вившейся у них к тому времени практике, закон­чили свое дело до рассвета. Пятигорскими жите­лями было замечено, что советская власть по каким-то соображениям стала предпочитать рас­правляться со своими жертвами под покровом ночи, старательно избегая производить казни, осо­бенно массовые, при дневном свете.

Расследованием установлено, что когда пала­чи-красноармейцы, совершив в ночь на 19 октября 1918 года свое кровавое дело, вернулись в «Чрез­вычайку», то перед сном они сказали одному из представителей советской власти: «Довольно мы вас поубивали, теперь можно и отдохнуть».

Но советская власть не согласилась с мнением исполнителей ее предначертаний, и на следую­щую же ночь, т[о] е[сть] на 20 октября, на так на­зываемом холерном кладбище разыгралась такая же трагедия, как и накануне. Среди многочислен­ной партии погибших в этот раз людей были свя­щенник и одна женщина. Обрезов и Васильев и в этом случае присутствовали при казни.

На утро могильщики засыпали могилы. Тон­кий слой земли покрыл изуродованные тела му­чеников и скрыл их на время от людских взоров. Но вид местности, прилегающей к обеим моги­лам, в утро 20 октября не переставал еще крас­норечиво свидетельствовать о злодеяниях ми­нувших ночей.

Вокруг могил стояли лужи крови. Кое-где ле­жали осколки человеческих костей. Ближайшие к месту казни кресты и надгробные памятники были обагрены кровью и обрызганы мозгом. Земля на значительном протяжении была настолько пропи­тана кровью, что, когда один из красноармейцев, вероятно пришедший проконтролировать, как это полагалось у большевиков, работу своих товари­щей, ступил на дорогу, прилегающую около одной из могил, то из-под ног его брызнула кровь, и он по щиколотку погряз в кровавой гуще.

На окровавленной земле валялись ботинки и галоши, брошенные заложниками.

Палачи-красноармейцы получали 10 рублей «с головы» каждого казненного. Возможно, что как раз в то время, когда они протягивали свои руки за этим позорным заработком, из свежей, едва присыпанной землей могилы слышались тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны до­неслись до слуха Обрезова и могильщиков, при­шедших ранним утром 20 октября 1918 года насы­пать могильный холм. Как бы не сознавая ужаса своего повествования, Обрезов рассказывал об этом свидетельнице А. А. Колесниковой и добавил, что из могильной ямы даже выглядывал, облоко­тившись на руки, один недобитый заложник, умо­лял вытащить его из-под груды наваленных на него мертвых тел и просил дать воды. По-видимому, у Обрезова и у сопровождавших его могильщиков страх перед красноармейцами был настолько велик, что в душах их не оставалось бо­лее места для других чувств — и они просто за­бросали могилу землей.

Стоны стихли.

Сопоставляя подробности рассказа Обрезова с данными, добытыми при раскопке могилы 24 ян­варя 1919 года, А. А. Колесникова пришла к убеж­дению, что раненый, просивший воды, был о[тец] Иоанн Рябухин. Его труп был обнаружен лежа­щим с поднятыми руками, как будто он желал вы­карабкаться из могилы. Обрезов почему-то при­крыл голову священника епитрахилью.

Весть об описанном злодеянии большевиков быстро распространилась по Пятигорску. В других городах Минеральных групп о гибели заложников узнали из газет. Впечатление было самое тягост­ное, и казнь стольких неповинных людей казалась из-за своей чудовищности прямо невероятной. На этой почве, быть может для смягчения ужасного .впечатления, самими большевиками, как утвер­ждает свидетельница баронесса де Форжет, стали распускаться слухи о том, что заложники не каз­нены, а увезены в Святой Крест. И действительно, такие приметные большевики, как Ге и Кравец, которые не могли не знать правды, успокаивали обращавшихся к ним вдов казненных заложников уверениями в том, что они, большевики, не так глупы, чтобы убивать заложников, и утверждали, что заложники спрятаны в надежное место.

По вполне понятным причинам психологиче­ского свойства эти слухи и успокоительные заве­рения с жадностью подхватывались близкими и знакомыми погибших заложников и, по мере рас­пространения этих слухов, создавались все новые и новые версии, одна другой утешительнее. Под­час слухи были настолько правдоподобны и так хотелось им верить, что некоторые лица предпри­нимали трудные путешествия, сопряженные со смертельной опасностью, лишь бы напасть на след близкого человека.

Злонамеренные элементы, вроде бывших матро­сов, учли создавшееся положение в свою пользу и довольно долго шантажировали вдов заложников, вымогая у них более или менее значительные сум­мы за возможное будто бы еще освобождение их, покойных в действительности, мужей из-под ареста.

Дальнейшие события доказали всю праздность этих слухов и положили предел подобным мошен­ничествам. В конце января 1919 года были пред­приняты раскопки могил заложников. При этом правильная организация отсутствовала, и вообще раскопки производились при таких условиях, что ожидать значительных результатов было нельзя. Тем не менее присутствовавшими при раскопках родственниками заложников были опознаны тру­пы барона де Форжета, Кузьмина, отца Иоанна Рябухина и Щербакова.

Для веры в правильность приведенных выше слухов уже почти не оставалось места, и в обществе стал укрепляться взгляд на казнь заложни­ков как на месть за смерть Рубина, Рожанского и других членов ЦИК, что, впрочем, и находит себе подтверждение, как то было указано выше, в офи­циальных данных, исходящих непосредственно от советской власти.

Окончательным опровержением циркулировав­ших слухов о спасении заложников явились ре­зультаты, добытые при разрытии Особой комисси­ей могил жертв октябрьского красного террора в Пятигорске.

27 и 28 февраля 1919 года была разрыта Осо­бой комиссией первая могила, находящаяся в се­веро-западном углу пятигорского городского клад­бища, на расстоянии 19 саженей от западной стены кладбища и четырех с третью саженей от его северной стены.

По снятии верхнего слоя насыпи в южном и се­верном краях ее обнаружены были первые остан­ки покойников в виде сильно разложившихся ко­нечностей; в южном крае — на глубине четверти аршина от поверхности земли; а в северном — на глубине пол-аршина. При дальнейшем разрытии могилы начали попадаться отдельно лежавшие разные человеческие кости, а затем, по снятии еще некоторого слоя земли и расчистке показав­шихся трупов, оказалось, что во всей могиле ле­жат разбросанными в самых разнообразных и не­естественных положениях многочисленные трупы, сильнейшим образом разложившиеся, причем те из трупов, которые одеты в белье, сохранили еще кроме костей кашеобразную массу, оставшуюся от совершенно разложившихся тканей тела и внут­ренностей. Ни на одном трупе не остались целыми ткани тела и верхние покровы. Трупы переплете­ны между собою и свалены в одну груду, разров­ненную по всей поверхности могилы, причем та­кое переплетение трупов особенно сильно в юго-западной части могилы, где вообще их оказалось более, нежели в северо-восточной. Так, в юго-западной части могилы один из трупов нижними своими конечностями обнимал череп другого тру­па. Конечности некоторых других трупов подогну­ты и сведены между собою. По всей могиле обнаружены отдельно лежавшие черепа. При под­нимании трупов они рассыпались на отдельные кости и части вследствие сильного разложения, от которого распространялся удушливый трупный запах.

На дне могилы стоит 10 заколоченных гробов, установленных в ряд и занимающих всю могилу.

Всего из этой первой могилы извлечено 25 тру­пов.

Эти останки были подвергнуты врачами-экспертами индивидуальному осмотру, причем оп­ределение повреждений, нанесенных погибшим, представляло значительные затруднения в силу полного гнилостного разложения всех мягких тка­ней, .вследствие чего определение целости и воз­можных аномалий тканей было доступно лишь пу­тем исследования оставшихся костей, которые еще не подверглись в массе процессу тления.

Врачи не могли не отметить полного отсутст­вия на останках погибших следов огнестрельных ранений.

Перейдя к рассмотрению останков тел погиб­ших, врачи-эксперты при осмотре трупа № 1 на­шли, что совершенное отделение головы от туло­вища, положение ее в стороне от корпуса и переломы обеих ключиц и грудины указывают на то, что в данном случае человек был обезглавлен ударом острорежущего орудия в область шеи и, возможно, перед тем получил удары тяжелым ту­пым орудием в область грудины и обеих ключиц с переломом этих костей.

При экспертизе трупа № 6, в котором впо­следствии было опознано тело генерала Рузского, врачи констатировали пролом правой стороны черепного свода, рубленые повреждения левой половины затылочной и левой скуловой костей, а также многочисленные следы кровоизлияния на череп, кои свидетельствуют о не менее трех сильных ударах, нанесенных острорежущим ору­дием по черепному своду справа, по левой щеке и в область затылка, а также о многочисленных ударах тупым орудием по черепному своду, по­влекших за собою многочисленные кровоизлия­ния, от чего и последовала смерть.

Перечисленные повреждения являются харак­терными для трупов, извлеченных из первой мо­гилы, и привели врачей-экспертов к заключению, что орудиями, коими таковые были произведены, могли быть тяжелая шашка, ружейный приклад и, в единственном случае, — штык.

По всей совокупности данных о положении трупов в могиле и полученных повреждениях вполне допустима, по мнению врачей, следующая картина гибели людей, трупы которых найдены в могиле: у края могилы происходила рубка по го­ловам и шеям приговоренных и беспорядочное за­брасывание могилы убитыми и умирающими.

28 февраля и 1 марта 1919 года Особая комис­сия производила у подножия г[оры] Машук на пя­тигорском госпитальном (холерном) кладбище раз­рытие второй могилы заложников, убитых в октябре 1918 года, каковая могила расположена на расстоянии двух аршин от могилы Бабковой и 5 саженях 1 аршина от северо-восточного угла го­родского православного кладбища.

При рытье в юго-западном углу ямы, на глуби­не 3—4 вершков показались куски дерева, рядом с ними плоский тяжелый камень, а под ним часть священической парчовой епитрахили, под которой была обнаружена теменная часть головы покойно­го отца Иоанна Рябухина.

Как выяснилось при дальнейших раскопках, лицо отца Иоанна Рябухина было обращено к юж­ному краю могилы, правая рука, согнутая в локте, огибала лицо и кистью соприкасалась с кистью левой руки, которая была поднята с согнутыми как бы благословляющими пальцами. Труп был в сидячем положении.

Затем в этой могиле были опознаны трупы под­полковника барона де Форжет, А. И. Щербакова, поручика Кузьмина, генерала Мельгунова, купца М. А. Власова, капитана Русанова, полковника Махотадзе, графа Г. А. Бобринского, сенатора барона H. H. Медема, бывшего министра юстиции Б. А. Доб­ровольского, генерал-лейтенанта князя Багратиона-Мухранского, генерала Радко-Дмитриева и генерала Тришатного.

Все трупы, вырытые из второй могилы, благо­даря низкому стоянию почвенных вод и сухому грунту, сохранили целиком свои мягкие ткани, и лишь большая помятость изменила правильность очертаний внешних форм. Трупы, расположенные в верхнем этаже могилы, в массе находились в со­стоянии мумификации. Трупы в нижней части мо­гилы представляли переходную стадию от муми­фикации к состоянию заморожения, а местами к начавшемуся гнилостному разложению мягких частей, обращенных ко дну могилы. Тела распола­гались в самых случайных неестественных поло­жениях и переплетались конечностями и корпуса­ми друг с другом во всевозможных направлениях.

Целость внешних покровов, мягких частей и костных тканей позволяла безошибочно устанав­ливать повреждения без полного вскрытия тел и исследования внутренних органов.

При индивидуальном рассмотрении повреж­дений, обнаруженных на трупах, извлеченных из второй могилы, были найдены глубокие коло­тые раны, многочисленные большие сине-багрового цвета кровоподтеки и следы ударов тяжелым режущим орудием по затылкам, раз­рушившие мягкие ткани затылков, шей и тел позвонков. Эти удары, по мнению врачей-экспертов, являются типичными в большинстве случаев повреждений, обнаруженных на трупах рассматриваемой могилы.

В отношении отдельных трупов врачи пришли к заключению, что они подвергались перед смер­тью побоям тупым оружием, а в некоторых случа­ях наносились увечья, как, например, отрубались носы, выбивались зубы, пропарывался живот и проч[ее].

Были также констатированы случаи смерти от удушения землей после зарытия оглушенных несмертельными ударами по голове.

У нескольких трупов руки оказались подогну­тыми за спину и сильно скрученными изолирован­ной проволокой.

В конечном результате индивидуального осви­детельствования трупов из второй могилы меди­цинская экспертиза пришла к тому же выводу от­носительно обстановки казни, как и в первом случае, изложенном выше.

2 марта 1919 года председатель Особой комис­сии производил разрытие могил контрреволюцио­неров, убитых большевиками в ночь на 6 октября 1918 года. По производству предварительно сего осмотра местности, по указанию И. Г. Костича, на западном склоне горы Машук, по направлению к горе Бештау, в двух верстах от Лермонтовского разъезда, в полутора верстах от гор. Пятигорска, была обнаружена неровная яма, величиной в квадратную сажень. В двух аршинах от этой ямы, по направлению к северо-востоку, имеется не­большая насыпь формы могилы, к разрытию кото­рой и было приступлено.

Из могилы извлечены трупы гвардии полковни­ка Попова, неизвестной женщины, поручика Шафоростова, фельдшера Волкова, инженера Беляева, подпоручика Костича и полковника Случевского.

Во второй могиле оказался труп полковника Шульмана. По вопросу о причинах смерти семи лиц врачи-эксперты пришли к следующему за­ключению:

«Смерть Попова, Волкова, Случевского и Шульмака последовала от ранения острорежущим оружием, а смерть Шафоростова, Беляева и Кос­тича от ранения огнестрельным оружием».

Таким образом, согласно результатам, добы­тым разрытием могил, и в связи с другими данны­ми настоящего расследования оказалось, что из 83 лиц, извлеченных из могил, имена коих в числе 104-х были опубликованы в приказе Чрезвычай­ной] следственной] к[омиссии] № 6: опознано — 49 лиц; казнено, по показаниям свидетелей, но не опознано — 21 лицо; освобождено большевика­ми — 8 лиц; убито при попытке бежать — 1 лицо; и не имеется сведений — 2 лица. Кроме того, опо­знано 2 лица, имена коих в означенные списки по­мещены не были.

(Список заложников и лиц, арестованных боль­шевиками по приказу ЧСК № 6 (Известия № 157) с указанием сведений, добытых расследо­ванием Особой комиссии, — при сем прилагается.)

Такие лица, как генералы Рузский и Радко-Дмитриев, равно как и некоторые из заложников, станут достоянием отечественной истории. В зада­чи произведенного расследования не входило со­бирать сведения, характеризующие эти выдаю­щиеся личности, но тем не менее свидетели по делу не могли в некоторых случаях не коснуться таких обстоятельств, которые являются весьма характерными штрихами, ярко выделяющимися на мрачном фоне тех дней.

Помимо уже изложенных выше некоторых эпизодов из жизни генерала Рузского, имевших место после его ареста, нельзя обойти молчанием незначительный с первого взгляда факт, свиде­тельствующий о том, что лично против популяр­ного имени генерала Рузского красноармейцы-большевики, к мнению которых постоянно прислу­шивались советские сферы, ровно ничего не име­ли. Красноармейцы неоднократно приходили к ге­нералу Рузскому с явным намерением арестовать его, но уходили, или добродушно сказав «пускай генерал Рузский еще погуляет на свободе», или с почтительными заверениями, что генерал добрый человек и что они его не тронут.

Как видно далее из дела, генералу Рузскому предлагали устроить побег, но он с чувством пол­ного достоинства заявил, что совесть у него чиста и что поэтому у него нет основания спасаться бег­ством.

Не хотел генерал Рузский спасать свою жизнь и при помощи сделки со своей совестью. Поэтому, когда большевистские главари Атарбеков (Атарбеков (Атарбекян) Георгий Александрович (1892—1925)      советский   государственный   деятель. Социал-демократ с 1908 г. С 1918 г. служил в органах ВЧК. С 1921 г. председатель ревкома северных районов Армении, затем нарком почт и телеграфов, замести­тель  наркома  рабоче-крестьянской инспекции  Закав­казской   Советской   Федеративной   Социалистической Республики.) и Кравец неоднократно приезжали в Новоевропейские номера и предлагали ему пост главнокомандую­щего советскими войсками, то генерал Рузский категорически отклонил это предложение и пред­почел принять мученическую кончину от руки па­лача, громко заявив перед смертью, что власть большевиков он считает незаконной.

Такое же достоинство и твердость духа про­явил генерал Радко-Дмитриев, который на пред­ложение ему со стороны большевиков стать во главе Красной армии ответил: «Я оставил родину для службы великой России; но служить хаму не согласен и предпочитаю умереть».

И судьбою таких людей распоряжались «това­рищи» Ге, Стельмахович, Кравец, Атарбеков и им подобные.

Расследование добыло довольно богатый мате­риал для характеристики о Стельмаховиче, Ге, Кравце, Атарбекове, этих советских деятелях — по званию, а по существу — людях преступных, нар­команах с садистскими наклонностями, людях, для которых пролитие крови и причинение другим ду­шевных страданий — источник нездоровых насла­ждений. Эти бессердечные люди были вершителя­ми судеб всей группы Кавказских минеральных вод вплоть до освобождения Северного Кавказа от большевизма полками Добровольческой армии, и на их совесть, если таковая у них имеется, должна пасть кровь замученных заложников, ибо они, Атарбеков, Стельмахович, Кравец и Ге, по-своему понявшие призыв встретить приближавшуюся го­довщину Октябрьской социалистической револю­ции достойным для граждан таковым образом, при деятельном соучастии некоторых других «товари­щей», внимая жестоким указаниям, идущим из Москвы, принесли столь богатую кровавую жертву злому духу большевизма.

-

СПИСОК

заложников и лиц, арестованных

большевиками по приказу ЧСК № 6 (Известия,

№ 157) с указанием сведений, добытых

расследованием Особой комиссии

Заложники (2-я часть приказа ЧСК № 6)

   Фамилия,  имя,  отчество и звание,   примечание,  № гроба

1.       Рузский  Николай  Владимирович,

ген[ерал]  от  инф[антерии]   опознан          6.

2.       Кн[язь]  Урусов  Сергей  Петрович

опознан           5.

3. Кн[язь]  Урусов  Николай  Петро­вич,  чл[ен]  Государственного совета  , опознан,          47

4. Кн[язь]   Урусов   Федор   Михайло­ вич,  ген[ерал]-лейтен[ант]       опознан.

5. Гр[аф]  Капнист  Алексей  Павло­ вич,  контр-адм[ирал] опознан          42.

6. Барон  Медем  Николай  Николае­вич,   сенатор     опознан          68.

7. Колосков   Виктор   Александрович, подъесаул    опознан           11.

8.       Карганов  Дмитрий  Адамович, полковник      опознан           2.

9. Рубцов,   полковник   был   освобожден].
10 .    Кн[язь]  Шаховской  Леонид
Алексеевич,   полк[овник] опознан          20.

11.     Кн[язь]  Шаховской  Владимир Алексеевич,  полк[овник]   25.

12.     Рухлов  Сергей  Васильевич], бывш[ий]  мин[истр]  путей сооб[щения].

13.     Добровольский  Ник[олай] Александрович],  бывш[ий] мин[истр]  юстиции      опознан          64.

14. Бочаров,   полковник.

15. Колзаков  Яков,  генерал.

16. Карташев  Дмитрий  Тимофеевич,  полковник     опознан          45.

17. Пунякин  Василий  Васильевич, полковник.

18 Шевцов  Александр  Прохорович, ген[ерал]  от  инф[антерии]        опознан           1.

19. Сакович  Ромуальд  Иванович, полковник.

20. Савельев  Павел  Федорович, полк[овник]  в  отст[авке]        опознан          62.

21. Пирадов  Константин  Адреевич, ген[ерал]-лейтенант  опознан          25.

22. Тохателов,  ген[ерал]-лейтенант.

23. Перфильев  Сергей  Аполлонович,  ген[ерал]-лейт[енант]      опознан          26.

24. Бойчевский  Всеволод  Петрович,  ген[ерал]-майор     опознан          22.

25. Васильев  Ростислав,  полковник       опознан          7.

26. Смирнов  Владимир  Васильевич, генерал  (бывший  командир  2-й армии).

27. Слешкович  Леонтий  Иванович, ген[ерал]-майор         опознан           14.

28. Трубецкой  Константин  Семено­вич,  полков[ник]       опознан          21.

29. Николаев  Иван,  полковник.

30. Рудницкий,  генерал-майор.

31. Власов  Михаил  Алексеевич,  ку­пец  опознан          89.

32. Федоров,  подпоручик     был  освобожден.

33. Федоров,  казак.

 34. Назименко  Николай  Иванович, ген[ерал]-майор         опознан        № 63.

35. Чижевский  Николай  Конст[антинович],  ген[ерал]-майор    опознан        57.

36.     Русанов  Николай  Алексеевич, капитан  опознан          41.

37.     Мельгунов  Анатолий  Ильич, генерал-майор  опознан         37.

38. Граф  Бобринский Гавриил Алек­сеевич, вольноопределяющийся        опознан          52.

39. Ефстафьев,  жандармский  гене­рал.

40. Радко-Дмитриев,  генерал         опознан          72.

41. Игнатьев,  генерал   опознан          75.

42. Железовский  Константин  Давыд[ович],  генерал.

43. Кашерининов,  генерал    был освобожден.

44. Ушаков  Сергей  Леонидович, генерал-майор      опознан.

45. Тулин,  полковник  сведений  нет.

46. Бобрищев,  подъесаул     сведений  нет.

47. Князь  Туманов  Георгий  Алексее­вич,  генерал  от  кавалерии      опознан          59.

48. Чичинадзе   Петр   Михайлович, полковник         опознан          67,

49.     Бар[он]  де  Форжет  Константин] Петр[ович],  подполковник]  опознан          18.

50. Князь  Багратион-Мухранский Алексей  Ираклиевич,  генерал- лейтенант     опознан          46.

51. Шведов  Павел  Константинович, полковник       был  освобожден].

52. Малиновский,  подпоручик.

53. Саратовкин,  полковник.

54. Покотилов,  генерал.

55. Рошковский   Макар   Аполлонович, полковник  опознан            56.

56. Дереглазова   Валентина   Петровна, дочь   полковника                была освобождена.

57. Бархударов,   полковник.

58. Беляев,  техник        опознан          81.

59. Трешатный   Константин  Иосиф{ович],   ген[ерал]-майор    опознан          73.

 

По 1-й части приказа № 6

   Фамилия,  имя,  отчество и звание,   примечание,  № гроба

1. Случевский  Евгений  Федорович, подполковник опознан          83.

2. Кастерсон.

3. Волков  Николай,  фельдшер      опознан          80.

4. Шульман  Рудольф  Густав[ович], полк[овник]     опознан          84.

5. Костич  Борис  Иванович,  подпо­ручик       опознан         52.

6. Попов  Алексей  Михайлович, гвардии  полк[овник]      опознан          77.

7.Войтенко  Георгий  Матвеевич, подпоручик был  освобожден.

8. Шафоростов  Александр  Василье­вич,  поручик   опознан          79.

9. Иванов-Гутарев  Павел      убит  при  побеге.

10. Шалин  Антон.

11. Крашенниников Николай Сергее­вич,  член  Государственного  совета   опознан          58.

12. Кузин  Анатолий,  поручик       опознан.

13. Пацук,  жандарм       освобожден.

14. Князь  Тамбиев   1-й.

15. Князь  Тамбиев-Мурза-Бей       опознан          88.

16. Щербаков  Алексей  Иванович, делопроизводитель  Пятого  ок­ружного  управления                             опознан.

17. Орлов  Василий.

18. Прокофьев  Николай  Федорович.

19. Рябухин  Иоанн,  священник    опознан          27.

20. Андреев  Михаил       был  осв[обожден].

21. Махотадзе  Георгий  Алексеевич,  полковник      опознан.

22. Полонская  Эльза.

 

Не вошедшие в приказ № 6

 

1. Борисов  Владимир  Семенович,  пол­ковник         опознан     44.

2. Софронов  Николай  Александрович, капитан       опознан   №110.

 

Вышеозначенный акт составлен на основании документальных данных. В прилагаемой таблице указаны страницы настоящей книги и соответст­вующие им листы дела Следственной комиссии, из которого извлечен материал

 

К оглавлению.