Дело      43—44

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

 

по делу о злодеяниях большевиков в станицах Лабинского отдела и в гор. Армавире

 

Лабинский отдел Кубанского края с городом Армавиром, в котором сосредоточено админист­ративное и военное управление всего отдела, подчиненное назначенному атаману отдела, со­стоит из 67 станиц и хуторов, имеющих свой местный административный орган в лице ста­ничного атамана и двух помощников по граж­данской и строевой части, избранных казачьим населением; органом, направляющим хозяйст­венно-административную жизнь станиц, являет­ся станичный или хуторской сбор уполномочен­ных, избираемых от каждых десяти казачьих домохозяев. Местная судебная власть принадле­жит назначаемым мировым судьям и избирае­мым казаками станичным судам.

Неказачье население станиц, хотя бы и осед­лое, не имело права участия в направлении адми­нистративной деятельности местных властей и со­боров. Население это носит на Кубани общее название «иногородний», такими иногородцами считаются по преимуществу промышленники, торговцы, ремесленники, фабричные и заводские рабочие, затем собственники усадеб в станицах, ведущие хозяйство на наемных у казаков землях или нанимающиеся рабочими в казачьи земле­дельческие хозяйства и, наконец, крестьяне, при­обретшие землю целыми товариществами. Число иногородних в станицах с населением свыше 3000 жителей обычно значительно превосходит число казаков; в станицах, менее населенных, со­отношение между числом казаков и иногородних обратное.

Неполноправие иногородних вызывало в их среде некоторое неудовольствие, но явно враж­дебное настроение иногородников к казачеству стало постепенно выявляться только после фев­ральского переворота 1917 года. Этим появившим­ся антагонизмом между иногородними и казаками воспользовались искусно большевики, захватив­шие власть в Лабинском отделе в течение января и февраля месяцев 1918 г.

Руководители большевиков первоначально на­правляли своих агитаторов в наиболее крупные станицы; агитаторы проникали в неказачьи вой­сковые части и разрушали в них дисциплину, за­тем направляли свою деятельность на возбужде­ние иногородних против казаков и, наконец, образовывали в станицах бесчинствующие шайки, с которыми местные власти по малочисленности своей не могли без помощи гарнизона справиться. Уличные бесчинства, грабительские налеты и убийства проходили безнаказанно: авторитет ата­манской власти падал, большевистские банды рос­ли. Терроризированное население отовсюду слы­шало, что сильная власть, способная оберечь его от опасности, только может быть создана Совета­ми и комиссарами.

По этому плану состоялся захват власти в станице Лабинской; в январе месяце в эту стани­цу прибыл большевик Рындин, зачислившийся рядовым в местном гарнизоне; весьма быстро он образовал около себя круг сочувствующих боль­шевизму солдат; с ними начал он пьянствовать, буйствовать, грозить расстрелом мирных жите­лей, наконец, Рындин в один день беспричинно и бесцельно убил трех лабинцев, после чего, под охраною части гарнизонных солдат, приехал на вокзал, ограбил там кассу на 4000 рублей и уехал из станицы. Казачьим всадникам, пытавшимся задержать Рындина, воспрепятствовали те же солдаты.

Рындина сменил иногородний из села Мостово­го — Мирошниченко, уголовный преступник, ка­торжанин. Последний с помощью прибывшего с ним красноармейского отряда и местной подготов­ленной Рындиным войсковой части, а также ис­пользовав разожженную неприязнь иногородних к казакам, сместил лабинского станичного атамана, себя объявил комиссаром и учредил Совет солдат­ских и рабочих депутатов.

Хотя агитаторы и энергично подготовляли почву для захвата большевиками власти, но все же вследствие устойчивости казачьего населе­ния большевикам приходилось для захвата вла­сти прибегать к красноармейской воинской силе. Например, в станицу Каладжинскую был введен отряд из 300 вооруженных красноармейцев, сме­стивших станичного атамана и назначивших двух комиссаров: по военным делам — бродягу Шуткина и по гражданским — босяка Клименко; митинговым порядком был тут же образован совдеп.

Станица Владимирская была внезапно окруже­на отрядами красноармейцев с орудиями и пуле­метами. Колокольным звоном население было соб­рано на площадь, где прапорщик Дахов, командир отрядов, потребовал признания советской власти. «Как было не подчиняться, — говорит старый владимирский казак, — когда на станицу смотрят орудия и пулеметы».

Как только власть в станицах переходила к большевикам, так немедленно назначенные комис­сары отдавали приказание отобрать оружие у ка­заков и арестовать наиболее видных влиятельных казаков и почти всегда местных священников. Аресты насчитывались десятками, в некоторых станицах сотнями. Арестованные большими груп-пами запирались в погреба, им не давали горячей пищи, а стража постоянно издевалась над заклю­ченными, входила неожиданно в погреб, щелкая ружейными затворами, била прикладами, колола штыками. После двух-трех дней часть арестован­ных выпускалась на свободу, часть задержива­лась на недели, часть отправлялась в Армавир­скую тюрьму, часть освобождали по внесении штрафа; разрешение дел было в ведении или три­бунала, или военно-революционного суда, или ко­митета, состоявших при военном комиссаре; чле­нами этих трибуналов, комитетов, судов бывали сплошь темные элементы из иногородних и крас­ноармейцев. В числе арестованных в станице Лабинской был и бывший обер-прокурор Святейшего синода Саблер, которого после двух дней ареста освободили из-под стражи, но затем спустя меся­ца два Саблера арестовали и по требованию из Москвы выслали его туда.

Центральный орган, направлявший деятель­ность большевистских совдепов в станицах Лабинского отдела, находился в Армавире; там были комиссары разных наименований, но с распоряже­ниями армавирских властей станичные совдепы мало считались. Комиссаром юстиции было прика­зано упразднить всех мировых и станичных судей и избрать судей народных; требование упраздне­ния было выполнено повсюду, а избрали народных судей только в 18 станицах из 67. Судьями оказа­лись: портные, сапожники, слесаря, столяры и только один юрист, Иван Семенович Козловский. С января по октябрь месяц, судьями не разрешено было ни одного дела. Образовавши комиссариаты, совдепы, поставив в станицах вооруженные отря­ды, большевики принуждены были изыскивать средства оплачивать поддерживающих силою со­ветскую власть. Финансовые мероприятия были всюду одни и те же: во-первых, контрибуции, для получения которых более состоятельные жители заключались под стражу и освобождались только по внесении наложенной суммы, и, во-вторых, так называемые обыски и реквизиции, в действитель­ности же повальный грабеж частного и общест­венного имущества. Ограблению подвергалось казачье население, награбленное имущество раз­биралось не только лицами, входящими в состав советской власти, но и отдавалось наиболее без­нравственной части иногороднего населения. От­нималось при этих грабежах все, начиная со ско­та, строевой лошади и кончая детской рубашкой; не найти в станицах не разграбленного хозяйства казачьего. Обыски были не только повальными, но и повторяемыми, в один и тот же дом врывались грабители-обысчики по несколько раз, в одном случае дом подвергся 12 обыскам подряд. Наи­большее количество грабежей пришлось на сен­тябрь и начало октября 1918 г., когда большевики под давлением Добровольческой армии отступали из станиц Лабинского отдела. Угнана была тогда масса скота, лошадей, овец, увезены телеги, хлеб, сено; много ограбленного погибло: скот падал от болезней, лошади калечились неумелой ездой, овцы терялись в горах, телеги с грузом скатыва­лись в кручи. Многоценное, собранное многолет­ним казачьим трудом добро не пошло во прок гра­бителям.

Большевики не щадили ни школьного, ни цер­ковного имущества. Парчою, похищенною из церк­вей, большевистские всадники покрывали свои седла, был в станице Лабинской целый конный от­ряд Ковалева, сидевший на парчовых седлах.

Советские власти не только разграбили казачье имущество, но и разрушили казачье хозяйство, пе­ределив землю казаков. Разделу подверглись все земли трудового казачества, собственноручно рас­пахивавшего их. До большевистского передела на мужскую душу приходилось от 4 до 6 десятин зем­ли. По новому разделу земли на все население ста­ницы пришлось на душу кое-где по половине деся­тины земли луговой, а кое-где пришлось по клочку земли, шириною 6 сажень и длиною 120 сажень. Лишили даже этих незначительных клочков вдов и семьи казненных казаков и казаков, ушедших в горы, обездолили их окончательно.

Урожай 1918 года большевики вооруженною силою заставили снять казаков-хозяев, а собран­ное зерно и солому поделили между всем населе­нием. Работали постоянно под угрозою расстрела; в станице Вознесенской без всякой причины рабо­тавшие на поле казаки были подвергнуты рас­стрелу из пулеметов.

Разграблению подвергалось, кроме казачьего, имущество торгово-промышленных предприятий, несмотря на то, что предприятия были взяты в ве­дение комитетов. Последние весьма быстро приве­ли дела фабрик и заводов к полному расстройству, производительность труда пала до ничтожности, предприятия закрывались, среди рабочих, поте­рявших заработок, стало мало-помалу проявляться все большее и большее противоболыпевистское на­строение.

Наименее большевики вмешивались в школь­ную жизнь станиц. Одно требование касалось вос­прещения преподавания в школах закона Божье­го, и второе требование было об уничтожении книг с портретами царей не только русских, но даже и иудейских.

Многие церкви по месяцам стояли закрытыми, имущество из них расхищалось, священники поч­ти все побывали под арестом в подвалах, священ­ников избивали прикладами, издевались всяче­ски над ними, несколько пастырей, любимых населением, были казнены большевиками. Запре­щены были церковные браки, запрещены были погребения казаков, панихиды по ним, введены разводы народными судьями. Отвергая многие церковные обряды, большевики в то же время принуждали священников совершать торжест­венные погребальные службы по убитым красно­армейцам, которых и хоронили в церковной ограде. В станице Каладжинской комиссар Клименко, разведенный народным судьей, заставил священ­ника повенчать его церковным браком с иного­роднею девушкой.

Повальные беззастенчивые грабежи казачьего имущества большевистскими властями, утеснение вообще казачества, глумление над Церковью и ее служителями, общее бесправие и беззаконие, охва­тившее станицы, принизили, обезволили трудя­щееся население и вызвали наружу дурные на­клонности неустойчивой в нравственном отношении части иногороднего населения; кроме грабежей большевистских начались грабежи взаимные, без­делье захватило многих. День ото дня население деморализовалось все более и более. Сознание пра­ва заменилось сознанием грубой силы.

Произведенным весьма осторожным, всесто­ронним и точным исчислением имущественных убытков, причиненных большевиками населению, преимущественно казачьему, Лабинского отдела, установлено, что всего расхищено и уничтожено большевиками имущества в станицах и городе Армавире на сумму 93442952 руб. 89 коп. По за­ключению Особой оценочной комиссии Лабинского отдела убытки, в действительности, значительно превышают указанную цифру.

Наиболее пострадавшими поселениями оказа­лись:

город Армавир — убыток свыше 15 000 000 руб., станица Барсуковская — 14 000 000 руб., станица Николаевская — 10 000 000 руб., станица Прочноокопская — 7 000 000 руб., станица Сенгилеевская — 4 000 000 руб., станица Михайловская — 4 000 000 руб., станица Владимирская — 2 000 000 руб., хутор Гулькевичи — 2 000 000 руб., 12        станиц    пострадало     на    сумму    свыше 1 000 000руб., 13 — свыше 500 000 руб., 16 — свыше  100 000 руб., и 7 — свыше 50 000 руб. Убыток остальных семи поселений менее 50 000 руб.

Расхищено хозяйственного инвентаря и про­дуктов сельского хозяйства на 45 653 055 руб. 83 коп. Предметов домашнего обихода на 24 903 028 руб. 06 коп., рабочего скота на 8 500 000 руб., предметов военного снаряжения и строевых лошадей на 4691 181 руб. 97 коп., ста­ничного общественного имущества на 6897036 руб. 71 коп., имущества торгово-промышленных предприятий на 2 345 984 руб. 65 коп., разрушено и сожжено построек на 2 951 751 руб. 50 коп., расхищено имущества и де­нег кредитных товариществ и общественных по­требительских лавок на 791 704 руб. 83 коп., иму­щества церковного на 1872 542 руб. 58 коп., имущества школ на 1 695 641 руб. 37 коп., взыска­но с населения контрибуций 3 910 103 руб. 63 коп.

Всех хозяйств, подвергшихся в станицах ог­раблению, оказалось 49 009, в среднем каждое хозяйство пострадало на 1615 руб. Наиболее крупный убыток, выпавший на каждое хозяйст­во, выразился по станице Барсуковской более чем в 20 000 руб., по Новокавказской более 10000 руб., по хутору Верхнеегорлыкскому бо­лее 8000 рублей.

Произведенное большевиками разрушение эко­номической жизни Лабинского отдела бледнеет перед ужасами массовых казней и отдельных многочисленных убийств казаков в станицах и мирных жителей Армавира, совершенных боль­шевистскими властями в период с февраля по ок­тябрь 1918 года.

Обследование казней произведено только по гор. Армавиру и 7 станицам отдела.

В городе Армавире первым был убит больше­виками командир 18-го Кубанского пластунского батальона. Изрубленный труп убитого лежал шесть дней на улице, собаки рвали его на части; казнь эта совершилась в начале февраля 1918 года. Спустя два месяца были казнены 12 офицеров без суда и следствия толпою солдат, арестованные большевистскою властью за контр­революционность; 79 офицеров, арестованных вместе с первыми 12, были следственною комисси­ей переданы в распоряжение командира советско­го саперного батальона и пропали без вести. Нет сомнения, что они казнены во время похода. В числе двенадцати казнены генерал Коструков, полковник Давыдов, сотник Шевченко и три жен­щины из женского ударного батальона. В апреле месяце в Армавир прибыли 38 офицеров-грузин из Москвы с оружием и несколькими сотнями ты­сяч рублей. При них было разрешение на проезд с оружием в Грузию, выданное московскими комис­сарами. Несмотря на это, армавирскими больше­виками все офицеры были расстреляны.

В июле 1918 г. Армавир был взят дивизией ге­нерала Покровского, войска были встречены ар­мянским населением хлебом с солью; похороны офицеров, убитых под Армавиром, армяне приня­ли на свой счет. Когда генерал Покровский по стратегическим соображениям оставил город, то туда вновь возвратились большевики. Начались массовые казни. Прежде всего изрублено было бо­лее 400 армян-беженцев из Персии и Турции, ютившихся у полотна железной дороги, изрубле­ны были тут и женщины, и дети. Затем казни пе­ренеслись в город. Заколото штыками, изрублено шашками и расстреляно из ружей и пулеметов более 500 мирных армавирских жителей без суда. Убийцы убивали жителей на улицах, в домах, на площадях, выводя смертников партиями. Убивали отцов на глазах дочерей, мужей перед женами, детей перед матерями... Армянин Давыдов был убит у себя в квартире, его жену красноармейцы заставили тут же готовить им обед и подать за­куску. 72-летний старик Алавердов был заколот штыками, присутствующую дочь принудили иг­рать убийцам на гармонике. На улице красноармейцы поставили глубокого старика Кусинова к стенке, чтобы его заколоть штыками. Проходив­ший другой старик обратился к палачам с прось­бою пощадить жертву; красноармейцы зарубили обоих.

17 июля 1918 года после отхода добровольче­ских войск из гор. Армавира большевистские воен­ные отряды заняли оставленный город и немедлен­но один из них окружил дом Персидского консульского агентства, над которым развевался персидский национальный флаг. Подошедшие красноармейцы сорвали флаг и потребовали выхо­да к ним агента Персидского консульства Иббадулы-Бека, который в форменном консульском мун­дире с погонами вышел на крыльцо своего дома; едва консульский агент появился перед красноар­мейцами, как раздалось несколько выстрелов, Иббадула-Бек упал, его стали рубить шашками и в конце концов подняли тело на штыки.

После совершенного убийства отряд ворвался в помещение агентства и похитил оттуда деньги, принадлежащие как лично убитому, так и пер­сидскому правительству. Похищены были также драгоценности жены Иббадулы-Бека на сумму около 200 000 рублей. Во дворе консульства нахо­дилось в то время 310 персидских подданных, ис­кавших там убежища, из них 270 мусульман и 40 христиан.

Всех скрывшихся под защиту персидского флага большевики-красноармейцы тут же во дво­ре расстреляли из пулеметов. Трупы были зары­ты частью во дворе консульства, частью в двух могилах, вырытых под кручей между скотобойней и кладбищем.

Из числа армавирских жителей были казнены бывший атаман отдела Ткачев и учительница; их вывели в поле, заставили вырыть себе могилу и в ней обоих закололи штыками, засыпав полуживых землею. Ужасы армавирских казней довели мно­гих женщин до полного умопомешательства.

В станице Чалмыкской казни казаков начались 5 июня 1918 года, длились несколько дней. 5-го числа после неудачного выступления измученного казачества нескольких станиц против большеви­стских властей большая часть казаков, принимав­шая участие в этом восстании, ушла в горы, а меньшая вернулась в станицу. Следом за отсту­пившими казаками в станицу Чамлыкскую вошел красноармейский отряд, приступивший к розы­скам и арестам казаков. Арестованных предавали казни без суда. Первую группу казаков перед за­катом солнца большевики вывели на площадь у станичной церкви, выстроили они 38 молодых и старых казаков в две шеренги спина к спине, ра­зомкнули их ряды, и сами выстроились двумя ше­ренгами по 35 человек против обреченных на казнь; по команде командира отряда комиссара Виктора Кроначева большевики бросились с кри­ками «ура» колоть штыками казаков. Когда уже все жертвы оказались лежащими на земле, каза­лось, были все без признаков жизни, то палачи пошли за телегами, чтобы отвезти тела за стани­цу. Пока большевики уходили, двое израненных казаков — Карачинцов с 22 ранами и Мосолов с 9 ранами — успели отползти от покрытого кровью места казни и подозвали своих казаков, которые унесли спасшихся в станицу. Оба казака выздоро­вели; Карачинцов давал показание, Мосолов сра­жается у Царицына с большевиками. Спасся еще от неминуемой смерти казак Нартов. Его схватили большевики в поле и там избили прикладами и искололи штыками; один из красных ударил шты­ком лежавшего Нартова в лопатку, штык защеми­ло так, что, поднимая ружье, поднял он и тело Нартова, чтобы высвободить штык, красноармеец ногою ударил в спину заколотого. Выжил Нартов, сутки пролежал в поле и на утро самостоятельно дополз до своих огородов.

12 июня партию казаков в 16 человек привели к кладбищенской ограде, за оградою была вырыта для них могила. Выстроили казаков, предвари­тельно раздев их до рубашки и перекололи их всех штыками. Штыками же, как вилами, пере­брасывали тела в могилу через ограду. Были меж­ду брошенными и живые казаки, зарыли их зем­лею заживо. Зарывали казненных казаки, которых выгоняли на работу оружием. Когда за­рывали изрубленного шашками казака Седенко, он застонал и стал просить напиться, ему больше­вики предложили попить крови из свежих ран за­рубленных с ним станичников. Всего казнено в Чамлыкской 183 казака, из них 71 казак подверг­ся особым истязаниям: им отрезали носы, уши, рубили ноги, руки. Трупы казненных по нескольку дней оставались не зарытыми, свиньи и собаки растаскивали по полям казачье тело.

В хуторе Хлебодаровском неизвестно за что был казнен учитель начальной школы Петров, за­рубили его в поле шашками.

В станице Ереминской 5 июня было арестовано 12 казаков; большевики вывели их в поле, дали по ним три залпа и ушли. Среди упавших оказались пять казаков живых. Один из них, Карташов, имел силы переползти в пшеничное поле. Вскоре к мес­ту казни пришли большевики с железными лопа­тами и ими добивали еще живых казаков. Свидете­лю слышны были стоны добиваемых и треск раздробляемых черепов. На следующий день ране­ного Карташова нашли свои и отнесли скрытно до­мой. Большевики как узнали, что Карташов спасся, пришли к нему и хотели доколоть, но затем огра­ничились тем, что запретили фельдшеру под стра­хом смерти перевязывать раны казаку.

В станице Лабинской расстрел казаков начался 7 июня. Расстреляли ни в чем не повинных 50 каза­ков без суда и расследования. Расстреляли молодого офицера Пахомова и сестру его; когда мать пошла в станичное правление разыскать трупы убитых, ей ответили сначала грубостью, а затем застрелили и ее за то, что рыдала по сыну и дочери.

В тот же день на глазах жены и дочери был убит бывший станичный атаман Алименьев; уда­ром шашки красноармеец сначала снес черепную крышку, мозги выпали и разбились на куски по тротуару; вдова бросилась подбирать их, чтобы не дать схватить их собакам. Отогнал вдову красный палач, закричав: «Не тронь, пусть собаки сожрут». Просившим отдать тело для погребения дочерям казненного большевики ответили: «Собаке — со­бачья честь, на свалку его, будешь рассуждать, так и тебя на штык посадим».

8 июня был убит офицер Пулин. На просьбу отца и матери дать тело похоронить, ответ был тот же, что и Пахомовым. В то же утро был иско­лот штыками на улице казак Ефремов. Умираю­щего нашли родственники. Они взяли его домой. Вечером узнавшие о том большевики ворвались в дом и закололи страдальца штыком в горло.

Руководил арестами и казнями горбатый злоб­ный комиссар Данильян.

В станице Вознесенской первые расстрелы ка­заков — Хахаля и Рамахы — имели место еще в феврале месяце. С этого времени казаки жили под постоянною угрозою смерти, на всякую казачью просьбу у командира большевистского отряда был один ответ: «Видишь, вот винтовка, она тебе и Бог, и царь, и милость». На митингах то и дело слышалось: устроить казакам варфоломеевскую ночь, вырезать их до люльки, то есть до колы­бельного возраста. До сентября, однако, больше казней не было. В конце этого месяца, когда боль­шевикам пришлось уходить из станицы, угрозы стали осуществляться. В течение двух дней каз­нили 40 казаков-стариков, молодые успели уйти партизанами в горы. Казнили казаков поодиночке, казнили партиями, кого расстреливали, кого шты­ками закалывали, кого шашками изрубливали. Местом казни был выгон станичный, там у выры­тых могил ставили обреченных на смерть и крас­ноармейцы рубили им головы, сбрасывая тела в могилу. Падали в могилу живые казаки, их засы­пали землей вместе с трупами. Казнили в поле у дороги старика священника отца Алексея Иевле­ва, убил его из пулемета большевик Сахно, а то­варищ палач-красноармеец по прозвищу Дурнопьян разбил прикладом упавшему пастырю висок. Тело бросили, не зарыли, три дня оно ле­жало в одной сорочке на поле у дороги, собаки выгрызли уже бок, когда, по настоянию вознесенских женщин, бросили большевики тело убитого отца Алексея в общую могилу казненных. Казня священника, большевики говорили: «Ты нам глаза конским хвостом замазывал, теперь мы прозрели, увидели обман, будешь казнен, не надо нам по­пов». Отец Алексей молча стоял перед палачами своими и только перекрестился, когда навели пу­лемет на него. Перед тем, чтобы зарыть тело каз­ненного священника, большевик какой-то конный пробовал истоптать его конскими копытами, да конь не шел на труп или же перепрыгивал его.

Убиты еще были в погребе арестованные офи­цер Числов из револьвера и казак Малинков ру­жейными прикладами. Тело офицера вывезли за станицу и бросили в навозную кучу, туда же ско­ро привезли три туши палых лошадей и бросили рядом с телом офицера. Свиньи и собаки изорвали лошадей и тело офицера.

В станице Упорной казни казаков длились с 7 июня до конца месяца. Убивали казаков на ули­цах, в домах, поодиночке, выводили партиями на кладбище, казнили там у вырытых могил; убивали в коридоре подвала станичного правления, всажи­вая казаку по три штыка в бок и вынося трепещу­щее тело на площадь, где собравшиеся толпы большевиков и большевичек кричали «ура» и ру­коплескали зверству. Всего казнено в Упорной ка­заков 113.

В станице Каладжинской казни начались с пер­вого дня властвования большевиков. Комиссарами здесь были военный бродяга Шуткин, валявшийся до этого больше пьяным по навозным кучам, и гра­жданский босяк Клименко. Они арестовали до 40 казаков, более видных и тех, с кем у местных большевиков были личные счеты; 26 человек осво­бодили, а 14 казнили. Их выводили из станичного подвала поодиночке, командовали «раздевайся», «разувайся», «нагнись» и после двумя-тремя удара­ми рубили склоненную казацкую голову. Казненных сбрасывали прямо в овраг за станицей.

Следующие казни были 7 июня. Казнили каза­ков в числе 31 на краю оврага шашками, в овраг сбрасывали трупы и едва засыпали навозом, так что потом казачьи кости, растащенные собаками, находили в разных концах станицы. Тогда же свя­занного казака Кретова привязали за ноги длин­ною веревкою к телеге и погнали лошадь вскачь по всей станице. Несясь по улице, сидевший в те­леге большевик кричал: «Сторонись, казак скачет, дай дорогу». Избитого, изуродованного, окровав­ленного казака Кретова дотащили так до церков­ной площади и здесь казнили: один из красноар­мейцев воткнул казненному шашку в рот и, ворочая ею из стороны в сторону, приговаривал: «Вот тебе казачество».

В станице Засовской 5 июня было большеви­ками арестовано 130 казаков; 30 казаков были за­ключены в подвалах станичного правления и 100 в местной школе. Прибывший большевистский отряд из станицы Владимирской стал вывозить арестованных из подвала и изрубливать их шаш­ками; зарублены были тут казачьи офицеры Балыкин и Скрыльников. С остальными заключен­ными в школе поступили несколько иначе: казаков выводили поодиночке на площадь и спрашивали собравшуюся толпу «казнить» или «оправдать», что громче раздастся, то и приводи­лось в исполнение; оправданных было четвертая часть. Казнимых раздевали до сорочки и тогда казаки принимались рубить шашками, рубили по всему телу, кровь струилась ручьем. С утра до вечера трупы грудами лежали на площади не уб­ранными; только к ночи были вырыты могилы на кладбище казаками, выгнанными на работу крас­ноармейскими штыками. Тела свозились на теле­гах к могилам, сбрасывались в могилу с трупами и живые казаки. Некоторые казаки доезжали до кладбища сидя, они просили дать умереть дома, их   прикалывали   или   так   же,   как   остальных, сбрасывали в могилы и зарывали заживо. Осо­бенно долго выбивались из-под засыпавшей их земли казаки Мартынов и Синельников. Послед­ний  все  просил,  чтобы  перевернули его  лицом вверх. Привезенный на телеге казак Емельянов, весь изрубленный, подполз к ведру около рыв­ших могилу, выпил воды, обмыл лицо и стал вы­тираться бешметом. Заметил это красный и при­колол     штыком     Емельянова.     Всего     казнено 104 казака. Во время коротких перерывов казни красные палачи заходили в станичное правление, брали приготовленную для них пищу обагренны­ми кровью руками и ели мясо и хлеб, смоченные стекавшей с их рук невинной казачьей кровью. В станице Владимирской большевики присту­пили к казням 5 июня; всего казнено было за не­сколько дней 264 казака. Первым был убит на глазах дочери любимый населением  священник Александр Подольский; тело казненного выбро­сили в поле. Казнили за то, что отец Александр будто служил молебен о даровании казакам побе­ды над большевиками. После убийства священни­ка   красноармейцы   обыскивали   дома,   огороды, поля, ловили всюду казаков, казнили их или на месте, или, собирая партиями, казнь производили на площади. Выводя казнимых, большевики за­ставляли их петь «Спаси, Господи, люди твоя» и после этого приступали к рубке казаков шашка­ми; рубили так, чтобы удары были не смертель­ные,   чтобы   измучить   подолее   казака.   Первые казни происходили без всякого суда, на четвер­тый день образовали большевики особый трибунал из босяков и бездельников; этот трибунал об­рекал задержанного на смерть или же даровал жизнь за большой выкуп. Одному казаку, Пеневу, юноше 16 лет, большевики содрали кожу с черепа, выкололи глаза и только после этого за­рубили страдальца.

Избавилось население Лабинского отдела от большевистской власти в конце сентября, ушли их отряды и увели с собою заложников; взяли они по 40—60 казаков от станицы; почти всем заложни­кам удалось бежать домой или в Добровольческую армию разновременно.

Не щадили большевики и казачьих жен. В не­скольких станицах высекли более 30 женщин, секли их плетьми по обнаженному телу. В станице Упорной плети были сделаны из телефонного ка­беля.

Итоги большевистского властвования в Лабинском отделе таковы:

Земледельческие хозяйства разрушены по все­му отделу.

Торгово-промышленные предприятия сократи­ли свою деятельность или же вовсе закрылись.

49 000 домохозяйств разграблено.

Имущество уничтожено и расхищено на 94 000 000 рублей. Церкви поруганы, священнослу­жители избиты и несколько убиты.

Тысячи казаков перенесли тягостные, сопрово­ждавшиеся издевательством и насилием аресты в темных подвалах.

Суды уничтожены.

Казнено в гор. Армавире 1342 человека.

Казнено в 7 станицах отдела 816 казаков. Под­вергнуты в этих же станицах сечению плетьми более 30 женщин.

Истязания и массовые казни были и в осталь­ных 60 станицах отдела, но они еще не обследо­ваны.

Настоящий акт расследования основан на фак­тах, добытых Особой комиссией с соблюдением правил, изложенных в Уставе уголовного судопро­изводства.

Составлен 17 июня  1919 г. в г. Екатеринодаре.

 

 

СПИСОК

 

некоторых из главарей большевистской власти Лабинского отдела, состоявших в качестве комиссаров, членов исполнительного комитета, членов трибуналов, председателей совдепов

 

Город АРМАВИР. Портной Никитенко, ветери­нарный фельдшер Гутнев, булочник Смирнов — братоубийца, латыш Вилистер.

Станица ЛАБИНСКАЯ. Каторжник Мирошни­ченко, пьяница Рындин, кровельщик Кошуба, пра­порщики Штыркин и Дахов и бывший учитель низшей школы армянин из Закавказья Данильян.

Станица ЧАМЛЫКСКАЯ. Солдат Виктор Кропачев, казак Михаил Сопрыкин, вахмистр Дмит­рий Касьянов, урядник Марк Цуканов, казак Иван Миронов, фельдшер Павел Ананьев и портной Антон Кириленко.

Станица ЕРЕМИНСКАЯ. Пришлый красноар­меец Проскурня.

Станица ВОЗНЕСЕНСКАЯ. Иногородний без определенных занятий Сахно.

Станица УПОРНАЯ. Казак Дубровин, сапож­ники Иван Алейников, Федор Биглаер, вор-поджигатель Николай Кравцов, кузнец Иван Григоренко, солдат Крюков, казак Киприян Забияка и уличные громилы Федор Бабаев, Сергей Столяров и Андрей Бондаренко.

Станица КАЛАДЖИНСКАЯ. Бродяга Шуткин, босяк Клименко.

Станица ЗАСОВСКАЯ. Прогнанный со службы почтальон бродяга Мартам Бривирцов.

Станица ВЛАДИМИРСКАЯ. Казак Семен Пав­лович Алексеев.

 

К оглавлению.