ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

СВЕДЕНИЯ

 

о злодеяниях большевиков

на Южном побережье Крыма

(Ялта и ее окрестности)

 

13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности после четырехдневного сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских дружин были заняты большевиками, преимущест­венно командами матросов с миноносцев «Керчь» и «Хаджибей» и транспорта «Прут».

Немедленно, закрепившись здесь, большевист­ский военно-революционный штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли на стояв­шие в порту миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового, отправляли или прямо к расстрелу на мол, или же помещали предварительно на один-два дня в здание агентст­ва Российского общества пароходства, откуда поч­ти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и там убивались матроса­ми и красноармейцами.

Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти никому не дава­лось; бывали два-три случая, когда заключенные, считавшие себя обреченными, неожиданно освобо­ждались, причем причина освобождения остава­лась столь же неизвестной, как и причина заклю­чения. Так спаслись от смерти генерал-лейтенант Смульский  и  барон  Врангель (Речь идет, видимо, о родственнике видного вое­
начальника белых генерала П. Н. Врангеля).  Содержавшиеся же вместе с ними генерал Ярцев, полковник Тропицын,   ротмистр  Стош,   поручик  князь  Мещер­ский   и   вольноопределяющийся   Ловейко   были выведены на мол и там убиты. Между прочим, выяснилось, что отставному полковнику Тропицыну было внесено в вину, будто он стрелял из окна, а ротмистру Стошу предъявлено обвинение в том, что он выступил с удостоверением несправедливо­сти   обвинения   Тропицына.   Полковник   Ковалев был арестован по указанию члена Совета солдат­ских и рабочих депутатов Берты Зеленской, буду­чи доставлен на миноносец «Керчь», арестованный на пароходе, шедшем по маршруту Ялта—Сева­стополь, был выброшен в открытое море. Утоплен полковник Ковалев за то, что будто в 1905 году принимал участие в антисемитском движении в городе Евпатории.

Не всегда задерживавшие матросы и красно­гвардейцы доставляли арестованных офицеров на миноносцы. Нередко они убивали своих жертв на улицах, на глазах жителей, и тут же ограбливали трупы. На улице был убит прапорщик Петр Сав­ченко, вышедший только что из обстреливаемого орудийным огнем санатория Александра III, где он находился на излечении; убил его матрос за то, что офицер не мог ответить, куда направились та­тарские эскадроны. Оборвав труп убитого, матрос приколол убитому погоны на грудь и стащил его затем на бойню. Из того же санатория был уведен красногвардейцами офицер Поликарпов, которого расстреляли на молу, не представляя его на мино­носцы    «Хаджибей»    или    «Керчь»,   где   заседал какой-то комитет матросов. Ни болезнь, ни раны, ни увечность не служили защитою против зверств большевиков: в революционный штаб был доставлен несколько раз раненный в боях с немцами юный офицер на костылях, его сопровождала се­стра милосердия. Едва увечный воин вошел в ком­нату, где сидел красноармеец Ванька Хрипатый, как тот вскочил и на глазах сестры из револьвера всадил офицеру пулю в лоб; смертельно раненный юноша упал, стоявший тут же другой большевик, Ян Каракашида, стал бить несчастного страдальца прикладом тяжелого ружья по лицу.

Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до ста офицеров, не принимав­ших никакого участия в гражданской войне, про­живавших в Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и санатори­ях. Большинство убитых офицеров с привязанны­ми к ногам тяжестями бросались с мола в море. Трупы безвинно казненных были извлечены с морского дна и похоронены в братской могиле че­рез пять месяцев, когда Крым оказался занятым германцами.

Кроме офицеров подвергались убийству и от­дельные жители города. Достаточно было крикнуть из толпы, что стреляют из такого-то дома, чтобы красноармейцы и матросы немедленно открывали огонь по окнам указанного помещения. По такому окрику были убиты домовладелец Константинов и его дочь. Не удовольствовавшись пролитою непо­винною кровью, убийцы разграбили квартирное имущество Константиновых и часть мебели отвез­ли в дар своему комиссару Биркенгофу.

Одновременно с арестовыванием офицеров военно-революционный штаб предпринял поваль­ный обыск квартир для отобрания оружия. При­крываясь этой целью, красноармейцы и матросы в действительности предались беззастенчивому гра­бежу. Разграблению подвергались гостиницы, са­натории, магазины, лавки, склады, частные квар­тиры. Имущество расхищалось красноармейцами и толпою преступников, их сопровождавших; стоимость уничтоженного, испорченного и похищенного во время этих грабежей имущества по одному гор. Ялта достигла цифры, превышающей миллион рублей. Перед разграблением санатория Александра  III  таковой  был  сначала   обстрелян орудийным огнем миноносца «Керчь», причем на ходатайство главного врача санатория пощадить больных и раненых, находившихся в ней, полу­чился ответ: «В санатории одни контрреволюцио­неры, санаторий должен быть уничтожен так, что­бы камня на камне не осталось». Угроза, впрочем, до конца не была доведена, обстрел прекратился, но зато приказано было администрации эвакуиро­вать всех больных из санатория в течение двух часов. После эвакуации и начался общий разгром всего имущества этого ценного учреждения. На­грабленное по гостиницам, магазинам, складам и квартирам добро меньшею частью попадало в рас­поряжение  комитета большевиков,  а  в  большей части присваивалось обыскивателями. Подобным разгромам,   кроме   Ялты,   подверглись   Алушта, Алупка, Дерекой, Бахчисарай, Массандра и дру­гие близлежащие селения. Дерекой перед грабе­жом был обстрелян артиллерийским огнем мино­носца; население бежало в горы и, когда спустя сутки вернулось к своим домам, то увидело, что матросами все их имущество уничтожено. Жите­ли, пользовавшиеся до того достатками, внезапно оказались бедняками.

После нескольких дней описанного разбойниче­ства, производившегося без письменного соизволе­ния комитетов или красного штаба, начались новые обыски, якобы легализованные коммунисти­ческою властью, то есть обыски по мандатам большевистской власти. Мандаты эти выдавались, однако, без разбора и подписывались, начиная с председателя комитета и кончая помощником сек­ретаря. Целью этих обысков было поставлено ото­брание в распоряжение власти драгоценностей у богатых «буржуев». В действительности, и эти обыски были маскированным разбоем. Забирались при обыске не только драгоценности, наличные деньги, но и всякое другое имущество, дорогостоя­щее и легко сбываемое. Большая часть драгоцен­ностей, отбираемая у «буржуев», не попадала в кассы советской власти, ибо грабители предпочи­тали продавать их в уцелевшие почему-то юве­лирные лавки или даже дарить их своим любов­ницам. Обыски производились во всякое время дня и ночи, сопровождались они всегда угрозами «расстрелять», «отвести на мол», «засадить в тюрьму». Малейшая лишняя просьба или возра­жение — и дуло револьвера у виска, штык у гру­ди, приклад над головой. Обыскивалась одна и та же квартира разными группами по два-три раза. Бывали случаи, когда одно и то же лицо было обыскиваемо семь раз. Обыскиватели ничем не стеснялись, шарили повсюду, снимали одежду, раздевали женщин. Узаконенные грабители не могли допустить того, чтобы обыск на дал резуль­тата. Нет драгоценностей — отнимались деньги, нет денег — отбиралось платье, белье. Население изо дня в день нищало. Такой легализованный грабеж длился все время большевистского власт­вования в Ялте и захватил он все ее окрестности, нигде не было спокойной жизни, день и ночь насе­ление было в тревоге. Убытки от обысков исчисля­ются миллионами рублей.

Пополняя свою кассу грабительскими способа­ми, коммунистический комитет не упустил и обло­жения «буржуев» контрибуцией в 20 000 000 руб­лей. Неуплата контрибуции, как объявил комиссар Батюков, должна повлечь расстрел по приговору военно-революционного трибунала. Встревоженное до последних пределов население образовало в Ялте, Алуште и Алупке из состоятельных лиц ко­миссии, которые приняли на себя добровольно сбор контрибуционных взносов. В состав лиц, под­лежащих обложению комиссии, включали тех, кто определял свое имущество в сумме не менее 10 000 рублей. По Ялте таких имущих оказалось около 600 человек. Естественно, громадная цифра контрибуции не могла быть собрана. Удалось в продолжение трех месяцев внести в казначейство большевиков около 2000000 рублей. Хотя взыска­ние и производилось путем самообложения через особую комиссию, но оно все-таки было сопровож­даемо со стороны большевистских комиссаров вечными угрозами расстрела или заключения в тюрьме. Едва происходила какая-либо задержка в поступлении денег, как тотчас же комиссары рас­поряжались насильственно отобрать у таких-то и таких-то лиц все находящиеся при них деньги. Если денег не оказывалось или сумма была недос­таточно велика, то следовало новое распоряже­ние — засадить в тюрьму, пока не будет заплаче­на назначенная сумма. Подобные аресты длились иногда три-четыре дня, а иногда и недели, пока арестованному не удавалось найти за себя выкуп. Был случай, когда одна дама, у которой насильст­венно было отобрано 100000 рублей, все-таки под­верглась заключению в тюрьме в течение трех не­дель.

Не ограничиваясь указанными способами уве­личения средств своего казначейства, большевики сделали распоряжение по всем банкам снять с те­кущих счетов «буржуев» все суммы, превышаю­щие 10000 рублей, и перечислить их на текущий счет комитета в Народный банк.

Проведена была также большевиками нацио­нализация имений и домов, сопровождавшаяся распродажею, расхищением работ и прежде всего захватом всех оборотных хозяйственных денеж­ных сумм, находившихся на руках у владельцев или же лежавших на текущих счетах в банке. Ре­зультатами национализации явились полный упа­док и полное расстройство культурного хозяйства с убытками, исчисляемыми сотнями тысяч рублей.

Наконец, перед бегством из Крыма в послед­них числах апреля большевики вооруженною си­лою похитили всю денежную наличность в сумме 1 200 000 рублей из кассы Ялтинского отделения Государственного банка.

Властвование коммунистического комитета привело и достаточное, и недостаточное населе­ние Южного берега Крыма к паническому бегст­ву. Так как разрешение выезда было обусловлено представлением доказательств исполнения «гра­жданского долга перед советской властью», то есть уплаты каких-либо сборов, то многие мало­имущие жители Ялты вносили в Комиссию по сбору контрибуций мелкие суммы в 5—10— 15 рублей, хотя к тому по своей несостоятельно­сти и не были обязаны, лишь бы заручиться каким-либо удостоверением об исполнении по­винности, скорее получить возможность выехать за пределы Крыма и вырваться из-под гнета ял­тинского коммунизма.

Прекратившиеся одно время расстрелы вновь возобновились ко времени приближения герман­цев. Так, в Ялте без какого-либо разбирательст­ва были схвачены два торговца-татарина, Осман и Мустафа Велиевы, отвезены на автомобилях в Ливадию и там на шоссе убиты. Ограбленные тру­пы брошены в виноградники. У Османа Велиева оказалось несколько штыковых ран и была выре­зана грудь, а у брата его Мустафы голова была раздроблена ударами приклада. Один из убийц, красноармеец Меркулов, на вопрос сестры уби­тых, где увезенные братья, ответил: «Мы их уби­ли, как собак».

Приближение немцев и украинских частей к Ялте от Симферополя вызвало надежды у населе­ния Ялтинского побережья на скорое избавление от большевистского ига и вместе с тем толкнуло татарскую молодежь, сумевшую скрыть оружие, образовать отряд и выступить к Алуште напере­рез уходившим красным частям. Отряд образо­вался слабый, всего в 100—120 бойцов. Плохо ор­ганизованный, он выступил преждевременно. Украинцы и немцы были еще не близко, помощи не успели прислать, и потому после первого же столкновения отряд рассеялся по горам. Выступ­ление это оказалось роковым для татарского насе­ления Гурзуфа, Алушты, Кизильташа и других мелких сопредельных поселков. Красноармейцы, сознавая, что дни их власти в Крыму сочтены, принялись с особенною злобою уничтожать иму­щество этих селений и убивать попадавших в их руки татар, не успевших скрыться вместе с моло­дежью в горах. Поселки поджигались, и когда хо­зяева прибегали из своих горных убежищ, чтобы попытаться спасти остатки последнего достояния, большевики устраивали засады и убивали несча­стных погорельцев целыми партиями, заставляя затем кого-либо из оставшихся татар зарывать трупы, даруя за этот труд жизнь.

Трем братьям Муратам в Алуште пришлось под угрозою винтовок зарыть 19 трупов своих со­племенников. В Гурзуфе было убито более 60 стариков-татар, трупы брошены незарытыми, на дорогах, улицах, в виноградники. Родственни­кам, решавшимся разыскивать своих убитых близких, нередко приходилось прекращать поиски из-за угроз красноармейцев. Совершение погребе­ний было опасным, не было пощады даже духов­ным лицам: в Гурзуфе и Никите были убиты во время погребального богослужения два муллы.

В селе Кизильташ, подожженном с нескольких сторон, были перебиты вернувшиеся из гор тата­ры, преимущественно старики. Последние в числе 15 человек собрались у дома Аджешира с тем, чтобы попытаться упросить гурзуфский Совет солдатских и рабочих депутатов о прекращении дальнейших поджогов. Собравшиеся были окру­жены красными злодеями, четверо: Аджешир, Джемиль, Али-Усейн и Али-Бекар были тут же сожжены в подожженном доме, а остальные, свя­занные попарно, были погнаны красноармейцами по шоссе, а затем в поле перебиты. У двоих уби­тых оказались отрезанными уши и нос. После бегства большевиков из Крыма была образована Крымско-татарским парламентом следственная комиссия с участием двух юристов, которая в те­чение месяца произвела краткое обследование ап­рельских злодейств большевиков, совершенных на Южном побережье Крыма. Протоколами этой следственной парламентской комиссии устанавли­вается, что в районе обследования за два-три дня апреля месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно зарегистрированно­го, на 2 928 000 рублей. Общий же ущерб, причи­ненный большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки, более мелких поселков по приблизительному подсчету превышает 8 000 000 рублей. Тысячи жителей ока­зались нищими.

Управление Южного побережья Крыма во вре­мя властвования там большевиков с конца января по апрель 1918 года сосредоточивалось в исполни­тельном комитете Совета рабочих и солдатских де­путатов, в военно-революционном комитете, штабе и следственной комиссии, причем мероприятия со­ветских учреждений проводились в жизнь через комиссаров, заведовавших отделами военным, внутренних дел, юстиции, финансов, домовым и квартирным, здравоохранительным и продовольст­венным и т. п. Комиссары входили в состав комите­та. Управителями, заставившими население вы­страдать тяжкое иго преступной советской власти были: Булевский, Жадановский, Брискин, Слуцкий, Гуревский, Гуров, Сосновский, Озолин, Станайтис, Ткач, Гук, Григорьев, Попов, Малыкин, Плотников, Григорович, Проценко, Биргенгоф, Бобновский, Друскин, Сахаров, Тененбойм, Захаров, Иерайль-Штенко, Игнатенко, Гарште, Федосеев, Гробовский, Козлов, Тынчеров, Аконджанов, Алданов, Алек­сандров, Харченко, Пустовойтов, Альтшуллер, Драчук, Батюк и Ванька Хрипатый. Установить личности перечисленных правителей не удалось. Известно, что почти все, если не все, получили лишь начальное образование не выше четырех­классного городского училища и состояли нижними чинами в армии или флоте.

Настоящий акт расследования основан на дан­ных, добытых Особой комиссией с соблюдением правил, изложенных в Уставе уголовного судопро­изводства.

Подлинный за подписями председателя Особой комиссии мирового судьи г. Мейнгарда, товарищей председателя и членов Особой комиссии.

 

 

К оглавлению.