IV. На гражданской войне.



          "Правду выпытывали из под ногтей,
          В шею вставляли фугасы,
          "Шили погоны", "кроили лампасы",
          "Делали однорогих чертей" --
          Сколько понадобилось лжи
          В эти проклятые годы,
          Чтоб разъярить и поднять на ножи
          Армии, царства, народы".
           М. Волошин.

     Деникинская комиссия  по разследованию деяний большевиков в период 1918
--  19 гг.,  в  обобщающем очерке1  о  "красном терроре" насчитала 1.700.000
жертв. Из многочисленных  материалов этой комиссии опубликовано сравнительно
мало. Я не мог  еще в достаточной мере изучить архив комиссии, находящийся в
Париже. Между  тем статистические  итоги,  конечно,  в  значительной степени
зависят от методов, применяемых при том или ином обследовании вопроса.

     Мы  до сих  пор говорили почти  исключительно о смерти, произведенной в
порядке "судебном" или  административном, т. е. в той или другой степени  по
приговорам  "революционной"  власти.  Но   действительных   жертв  "краснаго
террора" конечно, несравненно  больше, как это можно  было  видеть  попутно,
когда нам приходилось затрагивать вопрос о подавлении тех или иных восстаний
и пр.

     Трудно в данном  случае различить то,  что  может  быть отнесено  к так
называемым  "эксцессам"  гражданской  войны,  к  проявлению  "революционнаго
порядка",   поддерживаемаго   отрядами  озверелых   матросов   или  "женским
карательным отрядом каторжанки Маруси", как это было, напр., в  Ессентуках в
марте  1918  г.,  от  того,  что  является  уже  планомерным  осуществлением
"краснаго террора", {138} ибо за наступающими  войсковыми частями, творящими
зверския расправы с безсильным противником или неповинным населением, всегда
идет воинствующая Че-Ка. Под  каким наименованием  она действует в  тот  или
иной момент -- не все ли равно?

     Этих  описаний уже слишком много. И  тем не менее, не жалея нервов тех,
кто читает эти страницы, возьму  несколько таких  картин,  быть может, и  не
самых жестоких по проявлениям чисто зоологической человеческой ненависти.

     Начну с материалов "Особой Комиссии". Дело No. 40 -- "акт разследования
о злодеяниях, учиненных большевиками в городе Таганроге за время с 20 января
по 17 апреля 1918 года".
     "В ночь  на 18 января 1918 года в городе Таганрог  началось выступление
большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армии Сиверса...

     20 января юнкера заключили перемирие и сдались большевикам  с  условием
безпрепятственнаго выпуска их  из  города, однако, это  условие большевиками
соблюдено не было и с этого дня началось проявление "исключительной по своей
жестокости" расправы с сдавшимися.

     Офицеров, юнкеров и вообще всех,  выступавших с  ними и сочувствовавших
им, большевики ловили по городу и или  тут же  на  улицах расстреливали, или
отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.

     Целые дни  и  ночи  по  городу  производились  повальные обыски, искали
везде, где только могли, так называемых "контр-революционеров".
     Не были пощажены раненые и больные. Большевики  врывались в лазареты и,
найдя там раненаго офицера  или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую
тут же  расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими
и трупами еще всячески глумились... {139}

     Ужасной   смертью   погиб   штабс-капитан,  адъютант  начальника  школы
прапорщиков: его, тяжело раненаго,  большевицкия  сестры милосердия взяли за
руки и за ноги и, раскачав, ударили головой о каменную стену.

     Большинство   арестованных    "контр-революционеров"    отвозилось   на
металлургический, кожевенный и, главным  образом, Балтийский завод. Там  они
убивались,  при  чем большевиками была проявлена  такая жестокость,  которая
возмущала даже  сочувствовавших им рабочих,  заявивших  им по  этому  поводу
протест.

     На металлургическом заводе красногвардейцы  бросили в пылающую доменную
печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги  и руки
в полусогнутом  положении. Впоследствии остатки этих несчастных были найдены
в шлаковых отбросах на заводе.

     Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства
арестованных,  при  чем   тела   некоторых  из   них   обезображивались   до
неузнаваемости.

     Убитых  оставляли  подолгу валяться на месте  расстрела  и не позволяли
родственникам убирать тела своих близких, оставляя их  на съедение собакам и
свиньям, которыя таскали их по степи.

     По изгнании большевиков из Таганрогскаго округа, полицией в присутствии
лиц прокурорскаго  надзора, с 10  по 22 мая  1918 г.  было совершено вырытие
трупов  погибших,  при  чем  был  произведен   медико-полицейский  осмотр  и
освидетельствование   трупов,   о  чем   были   составлены   соответствующие
протоколы...
     Допрошенное  при производстве  разследования в качестве свидетеля лицо,
наблюдавшее за разрытием означенных могил, показало, что ему воочию при этом
раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевицкаго террора перед смертью
подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни отличается
чрезмерной,  ничем не  оправдываемой  {140} жестокостью, свидетельствующей о
том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.

     На многих трупах,  кроме обычных огнестрельных ранений, имелись колотыя
и рубленныя раны прижизненнаго происхождения, зачастую в большом  количестве
и разных частях  тела; иногда эти раны  свидетельствовали  о  сплошной рубке
всего тела; головы у многих, если не большинства, были совершенно разможжены
и превращены в безформенныя массы с совершенной потерей очертаний лица; были
трупы  с  отрубленными  конечностями  и  ушами;   на  некоторых  же  имелись
хирургическия  повязки  -- ясное  доказательство  захвата  их в больницах  и
госпиталях".

     Нет  разницы   в   описаниях  нашествия  большевиков  и  их  расправ  в
марте-апреле  1918 г. в любой  станице  Области Войска  Донского и Кубанской
Области. Нет станицы, где не было бы жертв, и ст. Ладыженская, где зарублено
было  74 офицера  и  3  женщины  вовсе не исключение.  В Екатеринодаре рубят
раненых топорами,  выкалывают  глаза, отрубают головы; также зверски убивают
43 офицера в Новочеркасске. Расправы вызывают восстания, за которыми следуют
в таких  же  формах подавления. "История  казачьих  восстаний -- замечает  в
своих "Очерках  Русской Смуты"2 ген. Деникин -- трагична  и  однообразна": в
июне  восстало несколько станиц  Лабинскаго  отдела  -- кроме павших  в  бою
казнено было 770 казаков. И  действительно потрясающия  сцены  безчеловечной
расправы можно было бы приводить десятками...

     Та  же   картина  наблюдалась  и   в  различных  городах  Крыма,  --  в
Севастополе, Ялте, Алуште, Симферополе, Феодосии. Об одной  "Варфоломеевской
ночи" в Евпатории говорит дело No. 56. В Евпатории красныя  войска появились
14 января. Начались {141} массовые аресты офицеров, лиц зажиточнаго класса и
тех, на кого указывали, как  на контр-революционеров. За 3 -- 4  дня  было в
маленьком городе арестовано свыше 800 человек.

     "Казни  происходили так:  лиц, приговоренных к расстрелу,  выводили  на
верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, a затем бросали за
борт в  воду".  (Казни происходили на  судне "Румыния").  "Бросали массами и
живых, но в этом случае жертве отводили  назад руки и связывали их веревками
у  локтей  и у кистей,  помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а
иногда оттягивали  голову  за  шею  веревками  назад  и  привязывали  к  уже
перевязанным  рукам   и  ногам.  К  ногам  привязывались  "колесники".  "Все
арестованные офицера (всего 46) со связанными руками были выстроены на борту
транспорта" --  добавляет другой повествователь3 -- "один из матросов  ногой
сбрасывал их  в море, где они утонули.  Эта зверская  расправа была видна  с
берега, там стояли родственники,  дети, жены...  Все это  плакало,  кричало,
молило, но матросы  только смеялись. Ужаснее всех  погиб шт. ротм. Новацкий,
котораго матросы  считали  душой  восстания  в  Евпатории.  Его,  уже сильно
раненаго, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта".
     Казни  происходили  и  на  транспорте  "Трувор",  при  чем,  по  словам
очевидца,  следующим  образом:  перед   казнью,   по  распоряжению  судебной
комиссии, к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу
жертву. Вызваннаго под конвоем проводили  через всю палубу мимо целаго  ряда
вооруженных  красноармейцев и вели на  так называемое "лобное место"  (место
казни). Тут жертву  окружали со всех сторон вооруженные  матросы,  снимали с
жертвы  верхнее платье,  связывали {142} веревками  руки и  ноги и  в  одном
нижнем  белье  укладывали  на палубу,  а  затем  отрезывали уши,  нос, губы,
половой член, а иногда и  руки и  в таком виде жертву бросали в воду.  После
этого  палубу смывали  водой  и  таким  образом удаляли следы  крови.  Казни
продолжались целую ночь  и на каждую казнь уходило 15 -- 20 минут. Во  время
казней с  палубы  в  трюм  доносились неистовые крики и для  того,  чтобы их
заглушить, транспорт "Трувор" пускал в ход машины и как бы уходил от берегов
Евпатории в море. За три дня 15, 16  и 17 января на транспорте "Трувор" и на
гидро-крейсере "Румыния" было убито и утоплено не менее 300 человек.4

     Матрос  Куликов говорил  на  одном  из  митингов, что  "собственноручно
бросил в море за борт 60 человек".

     В ночь  на 1  марта из города исчезло человек  30 --  40. Их увели за 5
верст от города,  где и  расстреляли на  берегу моря. "Было установлено, что
перед  расстрелом жертв  выстраивали  неподалеку от вырытой ямы и стреляли в
них  залпами  разрывными пулями,  кололи штыками и  рубили шашками. Зачастую
расстреливаемый  оказывался только  раненым и падал,  теряя сознание,  но их
также  сваливали  в одну общую  яму с убитыми  и, несмотря на  то,  что  они
проявляли  признаки  жизни, засыпали землей.  Был  даже  случай,  когда  при
подталкивании одного за ноги к общей яме, он вскочил и побежал, но  свалился
заново, саженях в 20, сраженный новой пулей".

     "В Крыму воцарился большевизм в самой  жестокой разбойничье-кровожадной
форме, основанный на диком произволе местных властей", -- пишет Кришевский в
своих воспоминаниях.  "Во  всех городах лилась  кровь, свирепствовали  банды
матросов,  {143}  шел  повальный  грабеж,  словом  создалась  та  совершенно
кошмарная обстановка потока и разграбления,  когда обыватель  стал  объектом
перманентнаго грабежа".  Он повествует о расстрелах  в Ялте  (80  офицеров),
Феодосии  (60),  Симферополе  (100 офицеров  и 60 граждан,  убитых  на дворе
тюрьмы) и т. д. "В Севастополе тогда же, это было в феврале -- говорит автор
--  произошла вторая  резня  офицеров,  но  на  этот раз  она  была  отлично
организована, убивали  по  плану и  уже не только  морских,  но  вообще всех
офицеров и целый  ряд  уважаемых граждан города,  всего около 800  человек".
Убивали также зверски -- выкаливали глаза...
     В   Крыму   сотнями  гибли   и   представители  татарскаго   населения,
противодействовавшаго большевикам.

     Учесть  невозможно   количество  жертв,  --  говорит  разследование   о
деятельности большевиков в Ставрополе с 1 января по 1  июня 1918 года. Людей
убивали  без  суда  и  следствия,  по  устным  распоряжениям  комендантов  и
начальников   красноармейских  частей  (материалы  насчитывают  96  погибших
известных  горожан).  Воспоминания  о  Ставропольской  губ.  быв.  прокурора
Временнаго Правительства В.  М. Краснова, налечатанныя в "Архиве революции",
I. В. Гессена, подтверждают эти разследования.  Он разсказывает о надругании
над  калмыцкими женщинами,  о  детях  с  "отрезанными  ушами",  об истязании
изнасилованных гимназисток в гимназии с. Петровскаго.5
     В  материалах Деникинской  комиссии перед нами проходят последовательно
города:  Харьков, Полтава и  др. И повсюду "трупы  с  отрубленными руками  и
разможженными костями и оторванными  головами", "с переломленными челюстями,
с отрезанными  половыми  органами".  И  повсюду могилы  дают  десятки  таких
трупов: в  Кобелях --  69, в другом {144} уездном городе -- 20, в третьем, в
Харькове 18  семидесятилетних монахов.  Вот  труп 75 летняго арх. Родиона, с
котораго в Харькове сняли скальп...

     В дни  гражданской войны на юге  большевики  приходят  и уходят.  Вновь
приходят... и эти  вторичные приходы подчас еще  ужаснее первых наступлений.
Разыгрывается уже не стихия, а организованная,  безсмысленная месть. Возьмем
описание хотя  бы  некоторых моментов  в  тех кровавых событиях, последних в
Кубанской области в 1918 г., которыя происходили в  Армавире. Они характерны
тем,  что  здесь месть  касалась уже  не русских.  "В июле  --  говорит  нам
описание   Деникинской  комиссии  --  Армавир  был  взят  дивизией  генерала
Боровскаго. Войска были  встречены  армянским  населением  хлебом  с  солью;
похороны офицеров, убитых под Армавиром, армяне приняли на свой  счет. Когда
ген.  Боровский по стратегическим  соображениям  оставил  город,  туда вновь
возвратились  большевики.  Начались массовыя казни.  Прежде  всего изрублено
было  более 400  армян  беженцев  из  Персии,  Турции,  ютившихся у  полотна
железной дороги, изрублены  были тут женщины и дети. Затем казни перенеслись
в  город.  Заколото  штыками, изрублено  шашками и  расстреляно  из ружей  и
пулеметов  более 500 мирных армавирских жителей. Убивали на улицах, в домах,
на   площадях,   выводя   смертников   партиями"...   "Изрубив   персидскаго
консульскаго агента  Ибдала Бока, красные  ворвались  во  двор,  где  искали
приюта  и защиты  310  персидских  подданных.  Всех  их расстреляли  там  из
пулеметов"...

     Возьмем описание таких же  дней в Ростове на Дону из другого источника,
из замечательной  книги  социал-демократа  А. Локермана  "74  дня  советской
власти",  вышедшей еще в 1918 г.  в Ростове. Здесь отмечаются те же массовые
расстрелы,  в   том  числе  раненых  по   госпиталям.   "В  штабе  (Сиверса)
арестованных раздевали; иных  оставляли в  сапогах {145}  и  брюках, которые
стаскивали уже после расстрела,  других оставляли только в кальсонах. В 20-м
веке,  среди белаго дня, по улице большого города гнали зимой по снегу голых
и босых  людей,  одетых только  в  кальсоны,  и подогнав к церковной ограде,
давали  залпы... Многие  крестились,  и  пули поражали их в момент  молитвы.
Буржуазные предразсудки, в роде завязывания глаз, приглашения духовнаго лица
и т. п., конечно, не соблюдались".

     Разстреливались   все   подростки   14  --   16  лет,  записавшиеся   в
добровольческую армию, среди них целый ряд гимназистов и семинаристов.

     "Штаб Сиверса категорически  заявил, что все участники  добровольческой
армии и лица,  записавшияся  в нее,  без различия степени участия и возраста
их, (курсив автора) будут расстреляны без суда" (23).

     Много случаев  расстрела  людей, выходивших  после  9  часов  вечера --
патрули заводили их  в глухое место и  расстреливали. Разстреливали "у стены
ипподрома, на  глазах у  публики", расстреливали  днем  на набережной. Часто
трупы расстрелянных "изуродовались до неузнаваемости" (49). Казни и расправы
производились под лозунгом  "Смерть буржуазии", "смерть  капиталистам" (51),
список же павших, ничего общаго с капиталистами  не имеющих,  безконечен. "В
числе  погибших  громадный процент  составляют  учащиеся  средних  и  высших
учебных заведений и представители интеллигентных профессий, и первые моменты
казалось,  что  происходит   избиение  интеллигенции".   Но  это   ошибочно,
"подавляющее  число погибших -- это случайныя лица из всех  слоев населения,
преимущественно из простонародья" (51).
     Перед   уходом   большевики   снова   совершили   ряд   "отвратительных
жестокостей" (92).
     Отступление  не  менее  жестоко,  чем  наступление.  В  конце  1918  г.
оставляется   большевиками  гор.   Сарапуль:  в   виду  затруднений,   какия
представляла  эвакуация  {146}  местной тюрьмы,  решили  ее "очистить  путем
расстрела всех заключенных.6
     "Один  из  их (большевицких)  вождей  публично  заявил,  что,  если  им
придется покинуть  город, они  перережут 1000  жителей"  -- доносит  Эльстон
Керзону 11 февраля 1919 г..7
     В "Белой книге" можно найти немало материала для характеристики форм, в
которыя выливалась гражданская война на северо-востоке России в 1918 -- 1919
гг.

     "Обычно жертвы  расстреливались, но  часто  еще  топились  или рубились
шашками. Избиения  группами в 30, 40 и 60  человек имели  место, например, в
Перми и Кунгуре" -- сообщает Элиот КЈрзону в марте 1919 г.

     "Убийству  часто предшествовали безчеловечныя пытки.  Перед  расстрелом
рабочих в Омске их подвергли порке и избиению прикладами и железными палками
с целью  добиться от них показаний. Часто жертвы принуждались рыть себе сами
могилу.  Иногда палачи ставили их лицом к стене и начинали сзади стрелять из
револьверов  мимо их ушей, убивая  их значительно позже.  Оставшиеся в живых
свидетельствуют об этом.

     В  числе жертв были молодыя  девушки,  старухи и беременныя женщины"...
(132).

     "В Благовещенске --  пишет  Нокс в военное министерство -- были найдены
офицеры  и  солдаты отряда Торболова  с  грамофонными  иглами под ногтями, с
вырванными  глазами,  со следами  от  гвоздей на плечах, на месте эполет. Их
тела  превратились в какия-то замерзшия  статуи; их вид был ужасен. Убили их
большевики в Мещановой,  а  потом  увезли  трупы  в Благовещенск"...8 (129).
{147}

     Вот  сообщение Эльстона  Бальфуру 18-го января  1919 г., передающее  со
слов  теперешняго  чешскаго  министра  иностранных  дел   по  русским  делам
заслуживающие особаго внимания факты о событиях в Киеве.
     ..."Даже турецкия зверства  в Армении не  могут  сравниться  с тем, что
теперь делают большевики в  России... Во время  боев в Уссурийском  районе в
июле  1918  г. д-р Т. нашел  на  поле сражения  ужасно  изуродованные  трупы
чешских солдат.

     У них  были  отрезаны половые  органы, вскрыты черепа,  изрублены лица,
вырваны глаза и вырезаны языки...

     Местные представители чешскаго национальнаго  Совета,  д-р Гирса и  его
помощник,  говорят,   что  больше  года   тому  назад  сотни  офицеров  были
расстреляны в Киеве при взятии его большевиками...

     В сильнейший холод их увели с квартир, раздели до гола, оставив им одне
шапки и впихнули в повозки и  автомобили. На морозе, выстроенные  в ряд, они
часами ждали, когда  и как, по  одиночке или группами, большевицким солдатам
заблагоразсудится их расстрелять.

     Д-р Гирса  был  в  это  время  хирургом  при  12-ой городской больнице.
Больница    была   переполнена   больными,   вследствии    жестокостей   над
интеллигенцией  и  офицерами в  Киеве.  Офицеров,  даже смертельно  раненых,
приходилось прятать в шкапы,  чтобы  явившиеся за ними большевики, выводя на
улицу, тут же не расстреляли их.
     Многих тяжело раненых вытаскивали из больниц и безжалостно убивали.

     Большевики  выгоняли на улицу и расстреливали людей с ранениями живота,
с переломами членов и другими тяжелыми  ранениями. Он помнит, как видел, что
собаки на  улицах  ели  (трупы)  офицеров. Жена помощника д-ра Гирсы  видела
автомобиль, наполненный  замороженными трупами  офицеров,  которые везли  по
улицам за город, на пустырь... {148}

     Людей  выгоняли  из  их  домов,  ночью  освобождали  больничныя  койки,
безпощадно убивали тяжело раненых;  мужчин расстреливали без  снисхождения и
суда"... (80 -- 81).9
     Тот же Эльстон пишет Бальфуру 14-го января 1919 г.:
     ..."Число  зверски  убитых  в  уральских   городах  неповинных  граждан
достигает нескольких сот.

     Офицерам, захваченным тут  большевиками, эполеты прибивались гвоздями к
плечам;  молодыя  девушки насиловались; штатские  были  найдены с выколотыми
глазами, другие -- без носов; двадцать  пять священников были расстреляны  в
Перми, а епископ Андроник заживо зарыт. Мне обещали дать общий итог убитых и
другия подробности, когда оне будут собраны" (78).

     В разных местах разныя категории свидетельств  таким образом рисуют нам
однотонныя по  ужасам  картины.  Эстония,  Латвия, Азербейджан -- везде, где
только  шла гражданская война, не представляют в данном случае исключения. О
кровавых банях в  Валке,  Дерпте,  в Везенберге и т.  д. 1918 --  1919  гг.,
говорят  нам: "Das wahrе  Gеsиcht  dеs Bolschеwиsmus!" (Tatsachеn, Bеrиchtе,
Bиldеr aus dеn Baltиschеn Provиnzеn. Novеmbеr 1918  -- Fеbruar 1919). "Untеr
dеr Hеrrschaft  dеs  Bolschеwиsmus."  {149}  (Gеsammеlt  von  Erиch  Kцhrеr,
Prеssеbеиrat  dеr dеutschеn Gеsandschaft  bеи dеn Rеgиеrungеn Lеttlands  und
Estlands) и  ряд  аналогичных  работ,  вышедших  на  немецком  языке.  Много
материала о  Балтике заключается  в  донесениях, помещенных в "Белой Книге";
здесь разсказывается о сотнях с выколотыми глазами и т. д., и т. д.

     Автор  воспоминаний  о   революции  в  Закавказье10  говорит  о  40.000
мусульман, погибших от руки большевиков при восстании  в Елисаветполе в 1920
г. и т. д.

     Чтобы понять всю совокупность  явления, именуемаго  "красным террором",
нельзя пройти мимо этих фактов, происходивших непосредственно на  территории
гражданской  войны. И даже не в момент боя, не  в момент столкновения, когда
разгораются  звериныя  страсти  человеческой   натуры.  Нельзя  ограничиться
отпиской,   что   все   это  "эксцессы",  при  чем  эксцессы  китайцев   или
интернациональных  батальонов, отличавшихся  исключительной  жестокостью  по
отзыву всех  решительно свидетельств. Интернациональный полк в  Харькове  --
говорит л. с.-р. Вершинин --  творил  "такия жестокости, перед чем  бледнеет
многое, что принято называть ужасом".11

     Это не "эксцессы", потому что и здесь жестокость  возведена  в систему,
т.  е.  в  действие  планомерное.  Тот же Лацис  23-го авг. 18  г., т. е. до
покушения  на  Ленина, в  "Известиях" формулировал  новые законы гражданской
войны,  которые должны  заменить "установившиеся обычаи" войны, выраженные в
разных  конвенциях,  по которым  пленные  не расстреливаются  и  пр. Все это
только "смешно": "Вырезать  всех  раненых в боях  против  тебя -- вот  закон
гражданской войны".

     Большевики  не только разнуздывали  стихию, но {150} и направляли  ее в
определенное русло своей систематической демагогией. Мартовския события 1918
г.  на  Кубани  происходят  под  флагом резолюций  коммунистической партии в
Пятигорске: "Да  здравствует  красный террор!"  По  истине  эпическую  сцену
рисует  нам  один  из   участников  гражданской  войны  на  юге  со  стороны
большевиков: в  одном месте  казаки под стогом  сена расстреливают пойманных
офицеров. "Это меня обрадовало, значит не игра впустую, а война гражданская.
Я подъехал к ним и поздоровался. Казаки узнали меня и прокричали "ура". Один
из станичников сказал: "Когда у нас есть красные офицера, нам не нужны белые
и вот мы, товарищ, здесь их добиваем". -- "Ладно, ребята,  делайте; помните,
товарищи,  что, только  когда  их  не  станет,  у нас  будет  действительная
свобода"12 ...

     1 Он не был напечатан и составлен был в частном порядке.
     2 Т. III, 153.
     3 H. Кришевский,  "В Крыму" (1916  --  1918  г.) "Арх. Рус. Рев." ХIII,
108.
     4  В III  т.  "Очерков"  ген.  Деникина приведена  жуткая  иллюстрация:
"Опознание  трупов  людей,  замученных  большевиками в  Евпатории".  Она  не
оставляет никаких сомнений в подлинности вышеописанного.
     5 Архив VIII, 164.
     6 "12 смертников" 21.
     7 Lиvrе blanc, 108.
     8 В Благовещенске в дни погрома "буржуазии" в апреле 1918 г. погибло до
1500 человек. А. Будберг. Дневник. Арх. Рус. Рев." XIII, 197.
     9   Очень   образное   описание   захвата    Киева   дал   большевицкий
главнокомандующий   Муравьев.   Этот   редкостный   авантюрист,   говоривший
"Владимиру Ильичу", что он идет с революционными  войсками  завоевывать весь
мир,  в своей  одесской речи так описывал свои подвиги в Киеве:  "Мы  идем с
огнем  и мечом, устанавливаем  советскую власть:  ... Я занял  город, бил по
дворцам и  церквам,  по попам, по  монахам, никому  не  давал пощады!  28-го
января оборонческая дума просила перемирия. В ответ я велел бить химическими
удушливыми газами. Сотни генералов, может -- и тысячи были убиты безпощадно.
Так мы мстили. Мы были бы в состоянии  удержать взрыв мести, но не надо было
этого, так как наш лозунг  -- быть безпощадным" (Маргулиес: "Огненные  годы"
191).
     10 "Архив Революции", IX, 190
     11 "Кремль за решеткой", 177.
     12  С.  М.  Пугачевский.  "За  власть  советов" (из  дневника участника
гражданской войны) "Материалы по истории Красной Армии", т. I, 406.


V. "Классовый террор".



     "Пролетарии помните, что  жестокость -- остаток рабства потому, что она
свидетельствует о присущем в нас самих варварстве"...
           Жорес.

     Цитированные  нами материалы из "Белой  Книги" разсказывали  уже факты,
относящиеся  к подавлению  крестьянских  восстаний,  которыя  вспыхивали  на
территории,  куда приходила большевицкая власть. Эти материалы говорят нам о
таких же усмирениях рабочих волнений.

     "С рабочими, оказывавшими большевикам сопротивление, обходились так же,
как  с крестьянами"  доносит  {151} Элиот КЈрзону 5-го  марта  1919 г.1 "Сто
рабочих было расстрелено в Мотовиловке близь  Перми  в  декабре  1918  г. за
протест против поведения большевиков".

     Но не только в английских донесениях  мы найдем безконечное  количество
аналогичных фактов.  Этих сообщений  бездна  и  в  русской  печати, да  и  в
оффициальных органах советской власти. И внутри самой советской России можно
зарегистрировать  длинный список крестьянских  восстаний  на  почве протеста
против деспотическаго  режима большевиков, против отобрания хлеба в связи  с
налогом и т. д. Все они кровавым путем подавлялись.

     История  России, в которой крестьянския  волнения  занимали  всегда  не
последнее место,  никогда не  видала  таких  усмирений, которыя практиковала
советская власть. Ничего подобнаго  не было даже  при крепостном  праве, ибо
при усовершенствованной технике против восставших пускаются в ход броневики,
пулеметы и удушливые газы.

     У меня лично  был собран  огромный материал  в этой области  за 1918 --
1919  гг.,  но,  к  сожалению,  он  пропал  в  Москве  во  время  одного  из
многочисленных обысков.

     Вот один красочный документ, подводящий как бы итоги того, что делалось
в Тамбовской губернии. Это было до  так  называемаго антоновскаго восстания,
охватившаго  огромный район  и  явившагося скорее ответом  на то, что делали
большевики  во имя "классоваго  террора"  с  деревней. Документ  относится к
концу  1919  года.  Это  --  записка, поданная в  Совет Народных  Комиссаров
группой социалистов-революционеров.  Дело  идет о подавлении "безпорядков" в
ноябре 1919  г. Поводы  для  восстания были разные:  мобилизация, реквизиция
скота,  учет церковнаго имущества и т. д. Вспыхнув в одной, они  быстро, как
зараза, распространились по другим волостям и, {152} наконец, охватили целые
уезды. "Советская власть двинула на места десятки карательных отрядов, и вот
весьма краткий перечень  фактов из  их кровавой деятельности, перед которыми
бледнеют  ужасы,  творимые  когда-то  в  тех  же местах  царским  опричником
Луженовским: В Спасском  уезде,  во  всех волостях,  где  только  появлялись
карательные отряды, шла самая  безобразная, безразборная порка  крестьян. По
селам   много   расстреленных.  На  площади  города  Спасска  публично,  при
обязательном   присутствии  граждан-односельчан,   было  расстрелено  десять
крестьян вместе со священником, при чем телеги для уборки трупов должны были
предоставить граждане-односельчане.  Разстреленных за  Спасской  тюрьмой  30
человек  заставили  перед   смертью   вырыть  себе  одну  общую   могилу.  В
Кирсановском уезде усмирители в своей безумной жестокости дошли до того, что
запирали на несколько дней арестованных в один хлев с голодным экономическим
хряком; подвергшиеся таким пыткам  сходили с ума.  Председатель Нащекинскаго
Комитета   Бедноты  продолжал  расстреливать  самолично  уже  после  отъезда
карательнаго  отряда.  В  Mоршанском  уезде  сотни  расстреленных  и  тысячи
пострадавших.  Некоторыя  села,  как,  например,   Ракша,  почти  уничтожены
орудийными   снарядами.   Имущество   крестьян   не   только   разграблялось
"коммунистами"  и армейцами, но и сжигалось вместе с запасами семян и хлеба.
Особенно  пострадал  Пичаевский район, где  сжигали десятый  двор,  при  чем
женщины  и дети  выгонялись  в  лес.  Село  Перкино  участия в восстании  не
принимало, однако  там в это  же время  переизбрали совет.  Отряд из Тамбова
весь  новый состав совета  расстрелял.  Из Островской  волости в  Моршанскую
тюрьму доставлено 15 крестьян совершенно изувеченных усмирителями. В этой же
тюрьме  содержится  женщина,  у которой  выдраны  волосы  на  голове. Случаи
насилия над  женщинами  надо считать  десятками. На  {153}  кладбище  города
Моршанска израненые армейцами 8 крестьян (Марков, Сучков, Костяев, Кузьмин и
др.)  были  полуживыми зарыты в могилу.  Особенно отличились по  Моршанскому
уезду следующие  усмирители: начальник  отряда --  Чуфирин  --  "коммунист",
Чумикин (бывш. уголовный), Парфенов (освобожденный из  ссылки по ходатайству
на Выс. имя), Соколов,  бывший  фельдфебель и ряд других. В Тамбовском уезде
многия  села   почти  уничтожены  пожаром  и  орудийными   снарядами.  Масса
расстреленных. Особенно  пострадали  села: Пахотный Угол, Знаменка,  Кариан,
Бондари, Лаврово, Покровское-Марфино и др. В  Бондарях расстрелен весь причт
за то, что  по требованию крестьян отслужил молебен после свержения местнаго
совета.2 В Кариане  вместе с  другими арестованными по  делу  восстания  был
расстрелен  член   1-ой  Государственной  Думы  О.  К.   Бочаров.  С   какой
вдумчивостью и  серьезностью  отнеслась губернская власть к усмирению  можно
видеть  из  того, что  во главе  одного  отряда  стоял  16-летний  мальчишка
Лебский, a Председателем  Районной  Чрезвычайной Комиссии Тамбовскаго  уезда
состоял  и  до  сих  пор  состоит  А. С. Клинков,  бывший крупный  купец  с.
Токаревки,   злостный   банкрот,   до  октябрьской   революции  занимавшийся
спекуляцией, круглый невежда,  взяточник и  пьяница. В  его руках находилась
жизнь арестованных и  он расстреливал  направо и налево. Кроме "специальных"
карательных  отрядов  практиковалась  также   посылка   на  боевое  крещение
коммунистических ячеек и эти хулиганские банды устраивали по селам настоящия
оргии  --  пьянствовали, занимались  грабежом и  поджогами, претворяя  таким
образом великий принцип "Братства,  Равенства  и  Свободы" в ужас татарскаго
нашествия.  Необходимо  также  отметить  кровавую  {154}  работу   латышских
отрядов, оставивших  после  себя долгую  кошмарную память. В настоящее время
тюрьмы  и  подвалы  чрезвычаек  переполнены. Число арестованных по  губернии
нужно считать тысячами. Вследствие голода  и  холода  среди них  развиваются
всякия  болезни.  Участь  большей  половины арестованных ясна  -- они  будут
расстреляны,  если  у  власти  останутся  те  же  комиссары  и  чрезвычайныя
комиссии".

     Возстания  --  свидетельствует  записка --  были  также  в  Козловском,
Усманском и  Борисоглебском и  остальных уездах Тамбовской губернии, при чем
относительно усмирения Шацкаго уезда  очевидцы  говорят,  что  он  буквально
залит кровью.3

     Крестьянския восстания  в  своем развитии  легко переходили  за пределы
восстаний  только деревенских  и  захватывали  города. В  берлинской  газете
"Руль" было  помещено как  то чрезвычайно красочное описание одной очевидицы
восстания крестьян в г. Петропавловске. Крестьяне именуются здесь  "белыми",
но это было подлинное народное движение. Заимствуем из него конец:
     "Со вступлением "красных" начался  "красный террор";  начались массовые
аресты  и расстрелы без  разследований;  появились  на  столбах  объявления,
гласящия:  "...в  случае  еще  одного  нашествия белых банд,  город будет до
основания разрушен "красной" артиллерией".

     "Со слов  вернувшагося  из  плена "белых" знакомаго врача,  можно  было
заключить, что "красный террор"  в  деревне был ужаснее,  чем в городе: дома
все  были  разграблены,  скотина  уведена,  некоторыя   семьи  целиком  были
вырезаны,  не  жалели  даже  стариков,  женщин и  детей.  В  некоторых домах
оставались только старики  и маленькия дети: мужчины и  женщины все  ушли  с
"белыми". По дорогам  и  в деревнях валялись изуродованные до неузнаваемости
{155} трупы крестьян,  служившие  "для  назидания"  другим, эти трупы строго
запрещено было убирать и хоронить.
     "Крестьяне в свою очередь тоже безпощадно расправлялись с коммунистами.
В Петропавловском Народном  доме в конце  февраля, в марте, апреле и далее в
мае месяце можно было  видеть длинные ряды изуродованных трупов коммунистов,
несмотря на то, что еженедельно, каждое  воскресенье, их хоронили человек по
50 -- 60 -- торжественно с  музыкой. А на рынке в "мясных  (бывших, конечно)
рядах"  лежали  (тоже  для  назидания)  изуродованные  трупы  заложников,  с
которыми коммунисты покончили,  как  только укрепились  в городе.  Тут  были
трупы бывшаго  городскаго головы, его заместителя,  мирового судьи и  многих
других видных  городских  деятелей  и  торговцев.  А  сколько  человек  было
расстрелено во дворе Политотдела  (Чрезвычайки) и  кто именно -- неизвестно,
но  не один  месяц  ежедневно  в  любое  время дня  и ночи  там  раздавались
выстрелы.  Кроме  того  было много  случаев,  что  арестованных  зарубливали
шашками,  и  жители слышали  только отчаянные  крики  умиравших.  Казнили  и
архиерея  с несколькими священниками из местнаго собора.  Их обвиняли, будто
они колокольным звоном  встречали "белых" при их приходе в Петропавловск, но
коммунисты  не приняли во внимание  того, что "белые"  пришли ровно в 4 часа
дня, когда, как всегда, заблаговестили к вечерне. Труп архиерея долгое время
лежал (для назидания) на площади, на пути к вокзалу.

     "На вокзале находился "главный  штаб войск Восточной Сибири",  которому
приписывают, что  он расстрелял всех заключенных в тюрьме, которые сидели до
прихода "белых", арестованные  за  малейшия провинности сроком на  несколько
недель или месяцев.

     Я покинула Петропавловск 10-го мая. В городе все было спокойно, если не
считать  громаднаго  количества  {156}  красноармейцев,  какого  никогда  не
бывало. В уезде же восстание все еще не было подавлено, все еще приводили из
деревень массы  арестованных крестьян,  и  все  еще  с  музыкой  хоронили по
праздникам изуродованных коммунистов".

     Ожесточение крестьян действительно доходило  до таких  пределов, что  я
знаю  факт, когда  под  самой Москвой в Можайском уезде крестьяне пойманнаго
комиссара распиливали деревянной пилой.

     Вышедший в январе 1919 г. No.  1 "Бюллетень  лев. с.-р.",  констатирует
нам  массовые крестьянские расстрелы в ряде губерний в период конца  1918 г.
Напр.. в Епифанском  уезде Тульской  губ. расстреляно  --  150, в  Медынском
уезде Калужской  губ.  --  170,  в Пронском  уезде Рязанской губ. -- 300,  в
Касимовском -- 150,  в Спасском -- также сотни, в  Тверской губ. --  200,  в
Велижском уезде Смоленской губ. -- 600 и т. д.

     В  июле  1919  г.  происходит  "восстание"   в  деревнях  в  окружности
Кронштадта.  Имеем  точное  свидетельство: в одном  селе расстрелено  170, в
другом 130; расстреливали по просту через третьяго.
     Во время Колыванскаго восстания крестьян в 1920 г. в Томской губ.4 было
расстрелено более  5000  человек. Аналогичное восстание в Уфимской губ.,  по
словам лев. с.-р.,  было подавлено с такой жестокостью, что по "оффициальным
данным  расстрелено было 10  тысяч крестьян,  а по  неоффициальным --  25  и
больше".5 Разстреливают сотнями крестьян в Валковском уезде Харьковской губ.
-- пишет  корреспондент издававшагося в  Москве  нелегально л. с.-р.  "Знамя
Труда".  В  одном  селе он насчитывает  расстреленных  140.6 A вот  описание
борьбы  с повстанческим движением  в Белоруссии  в 1921  г. Это  {157} также
страницы  из  истории  гражданской войны, возникшей  исключительно  на почве
собирания  продовольственных  налогов.  Противодействие   вызывает  жестокую
отместку.

     Так  почти   вся  Лясковическая   волость  Бобруйскаго   уезда  сожжена
большевиками  до  тла. Арестованных  отправляют в  Вологодскую  губ.  или  в
голодныя  места, имущество их  конфискуется, берутся  десятками  заложники в
округах,  где  появляются  партизаны.  В уезде оперирует  карательный  отряд
некоего  Стока -- он  пытает допрашиваемых, зажимая пальцы рук дверями и  т.
д..7

     Приведу еще один лишь документ, относящийся уже к подавлению восстания,
возглавляемаго  Антоновым  и  вышедшаго  далеко за пределы  Тамбовской  губ.
Документ издан от "полномочной комиссии ВЦИК" 11-го июня 1921 г..8

     "1. Граждан, отказывающихся  назвать свое имя, расстреливают на  месте,
без суда.
     2. Селянам, у  которых  скрывается оружие, объявлять приговор  о взятии
заложников и расстреливать таковых, в случае несдачи оружия.
     3. Семья, в дому которой укрылся бандит (т. е... восставший крестьянин)
подлежит аресту и высылке из  губернии, имущество  ея  конфискуется, старший
работник в этой семье расстреливается на месте без суда.
     4.   Семьи,   укрывающия   членов   семьи   или   имущество   бандитов,
разсматривать, как бандитския, и старшаго работника этой семьи расстреливать
на месте без суда.
     5. В случае бегства семьи бандита, имущество таковой распределять между
верными советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать.
     6. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и безпощадно". {158}

     Кровью,   действительно,  оказались  залитыми  Тамбовская  и   соседния
губернии. Не преувеличивая  л. с.-р. Ган  мог  на суде  перед  Революционным
Трибуналом  сказать:9  "Сотни   крестьян   расстреляны  выездными   сессиями
ревтрибуналов и губчека; тысячи пали  базоружными под пулеметами курсантов и
красноармейцев  и  десятки  тысяч сосланы в северныя  губернии с  семьями, а
имущество их сожжено и разграблено.10 Подобныя картины по имеющимся у партии
л. с.-р. данным  могут быть нарисованы по целому  ряду губерний:  Самарская,
Казанская,  Саратовская". И эти сведения идут отовсюду: в Бузулуке в 1920 г.
расстреляны 4000 повстанцев, в Чистополе -- 60011, в Елатьме -- 300, при чем
эти  "триста"  должны были вырыть  себе  предварительно  могилу.12  Все  это
касается только центра или вернее Великороссии. А Украина? Сибирь?...
     Практикуются и массовые фиктивные расстрелы с инсценировкой раздевания,
рытья  могил,  традиционнаго   "пли",  выстрелов   над  головой  --  о   чем
разсказывает в своей книге  С. С. Маслов.13 Эту утонченность  при подавлении
"восстаний" надо особо подчеркнуть: ведь здесь действует власть, говорящая о
великом  будущем  коммунизма и так  часто живописующая  зверства  "белых". В
Арской волости Казанскаго уезда -- свидетельствует все тот же No. 1 Бюллетня
лев. с.-р. -- ставили подряд 30 крестьян и рубили головы шашками...

     А порки?  Оне  производятся --  утверждает  орган {159}  лев. с.-р.  --
повсюду. "Секут розгами, шомполами, палками и нагайками"...
     "Бьют кулаками, прикладами, револьверами".

     И  идет длинное  перечисление  губерний, где зарегистрированы  телесныя
наказания.

     Оффициально можно  говорить, что  в  России розги  не применяются,  ибо
телесное  наказание явление позорное там,  где власть принадлежит "рабочим и
крестьянам". В действительности иное. И. З. Штейнберг в своей книге14 собрал
недурной букет  сообщений  о советских  держимордах первоначальнаго  периода
большевицкаго властвования. Что особенно важно -- эти сведения почерпнуты из
самой  большевицкой  печати  --  "Правда"  и   "Известия".  "Держиморды  под
Советским  флагом"  --  так  была  озаглавлена  даже  статья  в  "Правде"15,
повествующая о  том, как Николаевская (Вологодской  губ.) Ч. К. выколачивала
"излишки" хлеба из  населения  и усмиряла восстание  "кулаков": "Чрезвычайка
запирала  крестьян массами  в  холодный  амбар,  раздевала догола и избивала
шомполами". В Вольском уезде Витебской губ. крестьян порют по  постановлению
Исполкома.  В с. Урени Костромской губ. мужикам приходилось надевать по пяти
и более рубах для того, чтобы не ощущать порки, но и это мало помогало,  так
как  плети были  свиты  из  проволок, и  случалось, что  после порки  рубахи
врезались в тело  и  засыхали,  так  что  приходилось  отмачивать их  теплой
водой".
     "Ставили нас  рядом -- добавляет  одно частное  сообщение, цитированное
Спиридоновой  в письме  к  Ц.  К.  большевиков --  целую одну  треть волости
шеренгой и в присутствии  тех двух  третей лупили  кулаками справа налево, а
лишь кто делал попытку  улизнуть,  того  принимали в плети"  (дело  касается
действий реквизиционнаго отряда). {160}

     В Ветлужском и Варнавинском уездах Костромской губ. начальство, приехав
в  деревню, "целиком ставило сход на  колени, чтобы крестьяне  почувствовали
почтение к советской власти".

     "Всыпьте им, пусть помнят советскую власть"...
     Что же  удивительнаго, если "под словом  коммунист", как признает  сама
"Правда",  "именуют  всех  хулиганов,   лодырей  и  шарлатанов".  "Над  нами
издеваются, как над безсмысленным скотом"... Чтобы  понять террор в деревне,
террор реквизиционных отрядов, террор  так называемых "комитетов деревенской
бедноты" -- хулиганов, сделавшихся  вооруженными диктаторами,  действительно
надо вникнуть в современную бытовую обстановку.

     "В старое время -- говорят в Макарьеве -- становые на мужиках ездили, а
теперь   коммунисты    катаются".   Это   тоже   из    "Правды".   Приезжает
продовольственный  отряд в  одно село  в  Хвалынском уезде Саратовской  губ.
Собирает мужиков ночью, приказывает истопить баню и привести "самых красивых
девушек  молодых"...  А  вот  приказ продовольственнаго  комиссара  комбеду:
"объявите вашим гражданам, что я  им даю  сроку  три дня свезти десять тысяч
пудов    хлеба...   За   неисполнение    такового   будут   мною   поголовно
расстреливаться, ибо  мною уже сегодня в ночь расстрелен один  мерзавец в д.
Варваринке.  Уполномоченным   (таким-то)  дается   право   при  неисполнении
расстреливать, в особенности подлую волость такую то".16
     Разстрел  и  порка  --  вот  по  истине  символ  "переходной  эпохи"  к
социализму. Что тут говорить о "белых". Никто  не перещеголяет большевиков в
их кровавом угаре.

     Найдем ли мы в жизни и в литературе описание, аналогичное тому, которое
приводит Штейнберг  о происшествии  в Шацком уезде Тамбовской  губ. Есть там
почитаемая   народом  Вышинская  икона  {161}  Божьей   Матери.  В   деревне
свирепствовала испанка. Устроили молебствие и крестный  ход, за что  местной
Ч.  К.  были  арестованы  священники  и  сама  икона...  Крестьяне  узнали о
глумлении, произведенном в Ч. К. над иконой:  "плевали, шваркали по полу", и
пошли  "стеной выручать Божью Матерь". Шли бабы,  старики, ребятишки. По ним
Ч. К.  открыла  огонь  из  пулеметов. "Пулемет косит  по рядам,  а они идут,
ничего не видят, по  трупам, по раненым,  лезут  на  пролом, глаза страшные,
матери  детей вперед;  кричат: Матушка, Заступница,  спаси, помилуй, все  за
тебя ляжем"...

     Для  того  чтобы  подвести итоги следовало  бы сказать  еще  о массовых
высылках крестьян,  идущих вслед  за расстрелами, контрибуциями, сожжением и
конфискацией имущества при местных восстаниях.

        ___

     Когда мы  говорим об усмирениях, связанных с крестьянскими восстаниями;
когда мы говорим о расстрелах рабочих в Перми17 или в  Астрахани,  ясно, что
здесь  уже не  может идти речь о каком-то  специфическом "классовом терроре"
против буржуазии.  И действительно,  террор распространен был с первых  дней
своего  существования  на все  классы без исключения  и, может быть, главным
образом на внеклассовую интеллигенцию.
     Так и должно было быть. Задача террора --  говорила  передовая статья в
No. 1  "Еженедельника" В.  Ч.  К. -- уничтожение идеологов  и  руководителей
врагов "пролетариата" (читай: врагов советской власти). В приговорах Ч. К. и
трибуналов  говорилось  иногда о снисхождении, которое  делалось обвиняемому
"принимая  во внимание  его пролетарское  происхождение".  {162} Но на самом
деле это было только вывеской,  нужной в видах самой разнузданной демагогии.
Конечно, на первых порах  эта  вывеска  обманывала  несознательные  элементы
страны, но скоро, кажется, все уже поняли реальную ценность этой демагогии.

     Я думаю, что следователи типа "тов. Трунова", описываемаго В. Красновым
в его воспоминаниях18, были явлением в общем редким и, может быть, только на
первых порах,  когда интенсивно  шла агитация против буржуазии, как таковой.
Беседа  этого   следователя   в  селе  Безопасном,  Ставропольской   губ.  с
арестованным сводилась  к  одной и  той же стереотипной фразе: "Покажь руку!
Раздеть!" "С узника  срывали одежду,  толкали к  выходу, там подхватывали на
штыки  и выбрасывали тело  в ямы, сохранившия название  "чумного база" после
чумной эпидемии  на рогатом скоте".  Примем во  внимание,  что застенок, где
орудовал Трунов был только  сельской тюрьмой, правда, в селе  большом, -- не
ясно  ли,  что  прием  следователя  действительно  не более  чем  ничего  не
говорящая  стереотипная фраза. К той же  демагогической фразеологии  следует
отнести заявление некоего рабочаго лефортовскаго района  в  Москве Мизикина,
на  которое  впоследствии ссылалась  "Правда". При  обсуждении в  Московском
Совете вопроса о прерогативах Ч. К. и тезиса Лациса  о ненужности  судебнаго
следствия  Мизикин  заявил:  "К  чему даже и эти вопросы?  (о происхождении,
образовании, занятии и пр.). Я пройду к нему на  кухню и  загляну  в горшок:
если  есть  мясо --  враг  народа!  К  стенке!"  Руководство  в  жизни  этим
"пролетарским"   принципом   означало   бы   в   1918   г.   расстрел   всей
привилегированной партии коммунистов; "нетрудящийся да не ест"...  и  мясо в
то    время,   пожалуй,   преимущественно   находилось   в   горшке    {163}
"коммунистических" хозяйств и, быть может, спекулирующей "буржуазии".

     Никто  не  поверит  Лацису,  что  террор  будто  бы  совсем  не  трогал
"заблудшихся   рабочих  и  крестьян",  как  никто  не   поверит  Шкловскому,
утверждавшему  в No. 3 "Еженедельника" Ч. К., что "не было ни одного случая,
чтобы это  угнетение было направлено против рабочаго класса". Когда в Одессе
В  июле 1919 г. начались протесты против массовых расстрелов19, местная губ.
Ч.  К.  издала "приказ", гласивший,  что контр-революционеры  распространяют
"лживые провокационные слухи о расстреле рабочих"; президиум Ч. К. объявлял,
что ею не было расстрелено "ни одного рабочаго, ни  одного крестьянина" -- и
тут же делалась оговорка "за исключением явных бандитов и погромщиков". Всем
желающим "товарищам-рабочим" предлагалось явиться за получением оффициальных
справок о расстреленных в Ч. К. Затем шли предупреждения: к лицам, уличенным
в  распространении лживых  провокационных  слухов,  "будет  применено  самое
суровое  наказание,  которое  допускается  существующими  законами  осаднаго
положения".  Едва ли кто пошел после  этого  за "справками"...  Астраханския
убийства были исключением только в силу  своих небывалых еще размеров: напр.
60  представителей  рабочих расстрелено  в сентябре  1920  г.  в  Казани  за
требование  только  восьмичасового  рабочаго дня  (!),  пересмотра  тарифных
ставок,  высылки  свирепствовавших  мадьяр  и проч.20. Справедливо  говорило
воззвание  левых  с.-р.,  обращенное  в  апреле  1919   года  к  рабочим,  с
предложением  не участвовать  в  первомайских  торжествах: "Коммунистическое
правительство   за   время  после   октябрьской   революции  собственноручно
расстреляло  не  одну  тысячу  трудовых  крестьян, солдат,  рабочих  {164} и
моряков".21 "Тюрьма  для  буржуазии,  товарищеское воздействие для рабочих и
крестьян" --  гласит надпись в одном  оффициальном учреждении.  Тот поистине
страшный  саратовский  овраг,  о котором  мы  уже  говорили,  одинаково  был
страшен, "как для буржуазии, так и для рабочих и крестьян, для интеллигенции
и  для   всех   политических   партий,   включая   социалистов".   Также   и
концентрационный  лагерь  в   Харькове,  где  работал  Саенко,  и  названный
специально  лагерем для "буржуев", был  переполнен, --  как  свидетельствует
один из заключенных в нем, -- представителями всех сословий и в  особенности
крестьянами.

     Кто определит, сколько пролито крови рабочих и крестьян в дни "краснаго
террора"?  Никто и,  быть  может,  никогда.  В своей  картотеке, относящейся
только к 1918 г., я пытался определить социальный состав расстреленных... По
тем немногим  данным, которыя можно было  уловить, у  меня получились  такия
основныя рубрики, конечно, очень условныя.22 Интеллигентов --  1286 человек;
заложников (профессионал.)23 -- 1026;  крестьян --  962; обывателей  -- 468;
неизвестных  --  450; преступных элементов  (под  бандитизм  часто,  однако,
подводились  дела, носящия политический характер) --  438;  преступления  по
должности --  187. Слуг -- 118;  солдат  и матросов -- 28; буржуазии --  22;
священников -- 19.

     Как   ни   произвольны   все  подобныя   группировки,  оне  опровергают
утверждения  большевицких  вождей  и  выбивают  последний   камень  из  того
политическаго фундамента, который они пытаются подвести под террористическую
систему (моральнаго  оправдания  террору  общественная  совесть  никогда  не
найдет). Скажем словами  Каутскаго: "это  братоубийство,  {165}  совершаемое
исключительно из желания власти". Так  должно было быть по неизбежности. Так
было и  в период французской революции,  как в свое время я  указывал.24 Это
положение,  для  меня  неоспоримое, вызывает однако  наибольшия сомнения.  Я
уверен, что  в будущем мы получим еще много подтверждающих  данных. Вот одна
лишняя иллюстрация. Один  из  сидельцев тюрьмы Николаевской  Ч.  К. пишет  в
своих показаниях Деникинской комиссии (21-го авг. 1919 г.): "Особенно тяжело
было положение  рабочих и  крестьян, не  имевших возможности откупиться:  их
расстреливали  во много раз больше, чем интеллигенции". И в делопроизводстве
этой комиссии имеется документ, цифрами иллюстрирующей этот тезис. В докладе
представителей  николаевскаго  городского  самоуправления,  участвовавших  в
комиссии,  имеется  попытка  подвести  итоги зарегистрированным  расстрелам.
Комиссии   удалось   установить  цыфру  в   115  расстреленных;  цыфру  явно
уменьшенную -- говорит комиссия -- ибо далеко не все могилы были обнаружены:
две  могилы  за полным  разложением трупов  оказались  необследованными;  не
обследовано  и  дно  реки. Вместе с  тем Ч.  К. опубликовывала далеко не все
случаи расстрелов; нет  сведений и о  расстрелах дезертиров. Комиссия  могла
установить сведения  о социальном  составе  погибших  лишь в 73 случаях; она
разбила полученный данныя на такия три группы:  1) самая преследуемая группа
(купцы,  домовладельцы,  военные,  священники, полиция)  -- 25,  из  них  17
офицеров, 2) группа трудовой интеллигенции {166} (инженеры, врачи, студенты)
-- 15, 3) группа рабоче-крестьянская -- 33.

     Если  взять мою  рубрикацию  1918  г.,  то  на  группу  так  называемых
"буржуев" придется отнести еще меньший процент.25

     В  последующих  этапах террора  еще резче  выступали эти факты.  Тюрьмы
полны  были   рабочих,  крестьян,  интеллигенции.  Ими  пополняли  и   число
расстреливаемых.

     Можно было бы завести за последний год особую рубрику: "красный террор"
против социалистов.

        ___

     Только в целях демагогических  можно было заявлять,  что красный террор
является ответом на белый террор, уничтожение "классовых врагов, замышляющих
казни  против  рабочаго  и  крестьянскаго  пролетариата".  Может  быть,  эти
призывы,  обращенные  к  красной  армии, сделали на первых порах гражданскую
войну  столь  жестокой,  столь  действительно   зверской.  Может  быть,  эта
демагогия   сопряженная  с  ложью,  развращала  некоторые  элементы.  Власть
обращалась к населению с призывом разить врага и доносить о нем. Правда, эти
призывы и шпионажу  сопровождались одновременно и соответствующими угрозами:
"всякое   недонесение   --   гласил  приказ26   председателя   чрезвычайнаго
Военно-Рев. Трибунала Донецкаго Бассейна Пятакова -- будет  разсматриваться,
как  преступление,  против  революции  направленное,  и  караться   по  всей
строгости  законов   военно-революционнаго  времени".   Доношение   является
гражданским  долгом и объявляется добродетелью. "Отныне мы все должны  стать
агентами Чека"  --  провозглашал Бухарин.  "Нужно  {167} следить  за  каждым
контр-революционером  на  улицах,  в домах, в публичных местах, на  железных
дорогах, в советских учреждениях,  всегда и везде,  ловить  их,  предавать в
руки Чека" -- писал  "левый"  коммунист Мясников27, убийца  вел. кн. Михаила
Александровича,  впоследствии сам  попавший  в опалу за  свою  оппозиционную
против  Ленина  брошюру.28 "Если  каждый  из нас станет  агентом чеки,  если
каждый трудящийся будет доносить революции на контр-революцию,  то мы свяжем
последнюю  по рукам  и ногам, то мы усилим себя, обезпечим свою работу". Так
должен  поступать  каждый  честный гражданин, это его  "святая обязанность".
Другими словами, вся  коммунистическая партия должна  сделаться политической
полицией,  вся Россия должна превратиться в одну сплошную Чека, где не может
быть и  намека на независимую  и  свободную мысль. Так, отделение  Ч.  К. на
Александровской ж. д. в Москве предлагало, напр., объявить всем рабочим, что
о всех  собраниях они  обязаны сообщать заранее {168}  в  Отдел Чека, откуда
будут присылаться представители для присутствия на собраниях, а по окончании
собрания протокол должен быть немедленно доставлен в Ч. К..29

     Эти призывы  звали  не только к доносительству, -- они  санкционировали
самый ужасающий произвол.  Если  Киевский  Рев. Трибунал30 призывал рабочих,
красноармейцев  и др.  исполнять "великую"  миссию и сообщать в следственный
отдел трибунала (где бы вы  ни были... в городе или в деревне,  в нескольких
шагах  или  за  десятки  верст   --  телеграфируйте  или  лично  сообщите...
немедленно следователи трибунала прибудут на место), то в том же Киеве 19-го
июля 1919  г.  губернский комитет обороны разрешает  населению "арестовывать
всех, выступающих против советской власти, брать заложников из числа богатых
и  в  случае  контр-революционнаго выступления расстреливать  их; подвергать
селения за сокрытие  оружия военной  блокаде  до сдачи оружия; после  срока,
когда  оружие  сдается,   безнаказанно,  производить  повальные   обыски   и
расстреливать  тех, y кого будет  обнаружено  оружие,  налагать контрибуцию,
выселять  главарей  и  зачинщиков  восстаний, конфисковывать  их имущество в
пользу бедноты".31
     Нередко  можно  было  встретить  в   провинциальных  советских  газетах
объявление по нижеследующему  типу: "Костромская губернская Ч. К. объявляет,
что  каждый  гражданин  РСФСР  обязан  по  обнаружении...  гр.  Смородинова,
обвиняемаго  в  злостном  дезертирстве...  расстрелять   на   месте".   "Ты,
коммунист,  имеешь право  убить какого угодно провокатора и саботажника,  --
писал "т. Ильин"  по Владикавказе32 -- если он в бою  мешает тебе  пройти по
трупам к победе". {169}

     Один из южных ревкомов в 1918 г. выдал даже мандат на право "на жизнь и
смерть  контр-революционера".  Какие-то рабочие союзы  и  красногвардейцы  в
Астрахани в  июне 1918 г. объявляли,  что в случае  выстрела  по  рабочим  и
красногвардейцам заложники буржуазии будут расстреляны "в 24 минуты".

     1 Lиvrе blanc, 131.
     2  Чекистам  казалось  это  естественным;  по  крайней  мере в  докладе
камышинской   Ч.  К.  есть  такой  абзац:  "Нас  упрекают   в  жестокости  и
безпощадности,  но как поступить с теми... которые ознаменовывают  молебнами
падение рабоче-крестьянской власти" (Еженед. Ч. К. No. 4, 25).
     3 "На чужой стороне", Вып. III.
     4 "Рев. Россия" No. 12.
     5 Письмо от июня 1920 г. "Кремль за решеткой".
     6 "Зн. Тр.", No. 3, сентябрь 1920 г.
     7 "Посл. Нов.", 21-го сентября 1921 г.
     8 "За народ" No. 1.
     9 Процесс л. с.-р. 27 -- 29 июня 1922 г. "Пути Революции", 296.
     10  Местный губисполком  не стыдился печатать оффициальныя объявления о
том, что за срыв, напр., прокламации сожжены села в 6 -- 10 тысяч жителей.
     11 "Знамя Труда" No. 3, сент. 1920 г.
     12 Знаю это от очевидца.
     13 "Россия после четырех лет революции. Париж 1922 г.
     14 "Нравственный лик революции". стр. 56 -- 61.
     15 No. 276, 1918 г.
     16 "Известия" No. 15, 1919 г.
     17 По  данным, имевшимся  у ген. Деникина, во время весенняго (1918 г.)
восстания  на Боткинском и Ежевском заводах было казнено  около 800 рабочих.
"Очерки русской смуты", т. III, 12.
     18 "Архив Революции" VIII, 163.
     19 См. у В. Маргулиеса.
     20 "Знамя Труда" No. 3. См. выше о расстреле рабочих в Екатеринославе.
     21 Бюллетень Ц. К. Л. С. Р. No. 4.
     22 См. "Голова Медузы".
     23 Эту группу -- чиновников, офицеров и пр. я выделил нарочно.
     24 Из 2755 гильотинированных во  Франции, социальное положение коих мог
установить Луи Блан, лишь 650 принадлежало к зажиточным классам, т. е. менее
20%. То же позднее  утверждал и  Тэн: по его исчислению из 12.000 казненных,
профессия коих  может быть  установлена,  7545  принадлежало к недостаточным
классам мелкой буржуазии и рабочих. Таким  образом историки разных поколений
и различных политических симпатий приходят к одним и тем же выводам.
     25 См. еще ниже статистику приговоров в Революц. трибуналах 1922  -- 23
гг.
     26 "Харьковская Звезда", 7-го июня 1910 г.
     27 "Известия", 1-го октября 1919 г.
     28 В ней Мясников признавал  ошибкой коммунистической власти применение
к рабочему классу  методов, выработанных в 1918  --  20 гг.  для  буржуазии.
Мясников в своей психологии таким образом недалеко ушел от тех кронштадтских
матросов,  которые  в   1919  г.,  признавая  правильным  расстрел  буржуев,
протестовали против расстрела 6 женщин и матросов.
     * В своей брошюре попутно Мясников открыл тайну убийства в. кн. Михаила
Александровича. "Разве вы не знаете -- писал он в  своей брошюре  --  что за
такой  разговор, какой  веду я, не одна сотня и тысяча  пролетариев  сидит в
тюрьме? Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист пятнадцать лет...  и
ко всему этому меня знает рабочая масса, а если бы этого не было, а был бы я
просто слесарь-коммунист... то где бы я был? В Чека или больше того: меня бы
"бежали", "как  некогда  я  "бежал"  Михаила  Романова,  как  "бежали"  Розу
Люксембург, Либкнехта".
     *  Среди большевиков есть, кажется, и  другой  Мясников. Возможно,  что
автор статьи в "Известиях" и вождь так называемой "рабочей оппозиции" разныя
лица.
     29 "Дело Народа", 28-го февраля 1919 г.
     30 Киевския "Известия", 24-го июля 1910 г.
     31 "Начало", 19-го ноля 1919 г.
     32 "Народная Власть", 24-го января 1919 г.

--------