Материал подготовлен и передан на сайт Игорем Вячеславовичем Коваленко. Редакция сайта приносит ему самую искреннюю благодарность за подборку и обработку материалов, посвященных истории Алексеевского полка.

 

 

Б. Прянишников.

 

С ПАРТИЗАНСКИМ АЛЕКСЕЕВСКИМ ПОЛКОМ во 2-м Кубанском походе

 

   1918 год. Россия охвачена пламенем братоубийственной войны. Мой родной Дон, подняв восстание против большевиков, стал колыбелью контр-революции, базой противобольшевистских сил. В освобожденном Новочеркасске тогда велась лихорадочная работа по организации и вооружению Донской армии. На фронте ежедневно происходили кровавые схватки. Донцы шаг за шагом продвигались на север и восток Области Войска Донского, очищая край от красных.

   В это время в Задонье, в Мечетинской, Кагальницкой и Егорлыцкой станицах отдыхала и готовилась ко Второму Кубанскому походу маленькая героическая Добровольческая армия генерала Деникина.

   В эти дни я был объят единственной мыслью: как бы послужить делу спасения России от большевиков? Мои родные и слышать не хотели о моем поступлении в ряды борцов с большевиками. Пришлось принять решение против их воли. Был яркий солнечный день, такой, каких бывает немало в июне. Не говоря ни слова родным, в этот день я вышел из родительского дома и отправился на сборный пункт, где формировался обоз, везший снаряды и патроны для Добровольческой армии. С этим обозом я прибыл в Мечетинскую, где в то время находились штаб и большая часть Добровольческой армии.

   Я намеревался поступить в Дроздовский стрелковый полк, который спас мой родной Новочеркасск от нового вторжения большевиков в критический момент казачьего восстания, охватившего весной 1918 года низовья Дона. Но бывший со мной случайный спутник-доброволец сказал мне: "Ведь вы - казак, вам нужно поступать в Партизанский пеший казачий полк". И я последовал его совету.

   В штабе полка, где я подписал обязательство добровольца, меня представили командиру полка. К моему большому удивлению, им оказался полковник Петр Константинович Писарев. Взглянув на меня, Писарев спросил:

   - А ты не сын Виталия Яковлевича?

   Этот вопрос меня встревожил. Я ответил:

   - Так точно, господин полковник!

   И тут я вспомнил, что Петр Константинович и мой отец были сослуживцами и приятелями по 5-му Донскому казачьем полку. "Ну вот сейчас вернет меня домой!" - мелькнуло у меня в мозгу.

   - Сколько тебе лет?

   Хотя мне небыло полных шестнадцати, я, не моргнув глазом, ответил:

   -Восемнадцать.

   Недоверчиво покачав головой, Писарев сказал:

   - Ладно. Если ты такой рослый и крепкий, то иди во второй батальон к капитану Бузуну. Он найдет тебе место.

   И так кадет 6-го класса Донского Кадетского корпуса начал свои летние каникулы в рядах славного Партизанского, впоследствии Алексеевского пехотного полка. Капитан Бузун определил меня в молодежный своего батальона. Во взводе было примерно 20 человек, командовал им высокий, стройный поручик, имени которого не помню. При взводе была тачанка с пулеметом Максима.

   До выхода в поход оставались считанные дни. За это время я успел познакомиться со своими молодыми однополчанами. Были они сплошь - учащаяся молодежь из разных мест России. Юнкер Терещенко - из Киевской школы прапорщиков, которую он не успел закончить вследствие захвата власти большевиков; вольноопределяющийся Шевчук, кажется, из Полтавщины; два армянина из Нахичевани. И другие, имен которых память не сохранила. Все мы быстро сдружились, и к моменту выступления в поход взвод был сколоченной, маленькой, но надежной силой.

   9/22 июня 1918 года Добровольческая армия начала свой Второй Кубанский поход. Наша 2-я пехотная дивизия  под командованием ген. А.А. Боровского была тогда в следующем составе: Корниловский Ударный полк, Партизанский пеший казачий полк, 4-й Сводно-Кубанский конный полк, Улагаевский батальон, Корниловская батарея (6 или 8 трехдюймовых пушек), Корниловская Инженерная рота. Самым сильным был Корниловский полк, в нашем же двухбатальонном шестисотенном полку насчитывалось 600 добровольцев и взвод конной разведки. Всего в дивизии было три тысячи штыков и сабель.

 

Первые бои.

 

   В ночь с 22 на 23 июня Добровольческая армия двинулась из Егорлыкской по направлению к узловой станции Торговая. 24 июня наша дивизия заняла без боя заняла село Лопанку. Село было опустевшим - под влиянием большевистской пропаганды почти все жители покинули село и ушли с красными.

   Ранним утром Корниловский и Партизанский полки выступили из Лопанки и подошли к селу Крученая Глина, занятому красными. Начался первый бой, закончившийся стремительной атакой. Красные поспешно отступили, оставив на поле убитых и раненых. После привала оба полка двинулись на Торговую. В послеобеденные часы полки подошли вплотную к Торговой. Главный удар наносил Корниловский полк, а наш полк обеспечивал его наступление охватом левого фланга красных. Как и под Крученой Глиной, так и здесь красные не оказали серьезного сопротивления. Не выдержав атаки, они бежали.

   Взятие Торговой было первым крупным успехом Добровольческой армии: были захвачены пленные, пушки, снаряды и большие интендантские запасы. Взятие Торговой имело и большое стратегическое значение: перерезав железную дорогу Царицын-Новороссийск, Добровольческая армия прервала связь Северо-Кавказской армии красных с центральной Россией. Первые успехи вселили в наши сердца несокрушимую веру в окончательную победу над большевиками. Хотя мы знали, что численно и вооружением красные превосходили нас в несколько раз, тем не менее считали, что врага бьют не числом, а умением. А в эти дни умения было на редкость много.

 

Песчанокопская.

 

   После взятия Торговой и Великокняжеской Добровольческая армия начала поворот на Тихорецкую, в тыл группе Сорокина, занимавшей позиции у Батайска и к западу от железной дороги Батайск-Торговая.

   Это движение вначале вылилось в ряд фронтальных боев, тяжелых и кровопролитных. Партизанскому полку пришлось вынести напряженный двухдневный бой за Песчанокопскую. Рано утром 2 июля наш полк выступил из Крученой Балки. День был жаркий, солнце немилосердно жгло, мучила жажда. Оба батальона развернулись на широком, даже слишком широком для 600 человек фронте. С большим трудом, под сильным огнем красных из многочисленной группы Калнина, полк медленно продвигался по открытой равнине. Наступление полка поддерживали две пушки Корниловской батареи. Слева от нашего полка, на расстоянии зрительной связи, находился Улагаевский батальон, обеспечивавший наш фланг. А на этом фланге - наш молодежный взвод с пулеметной тачанкой.

   Солнце склонялось к западу, когда полк подошел на расстояние одной версты до Песчанокопской. На окраине этого большого села закрепились красные, обильно снабженные пулеметами и поддерживаемые огнем десятка орудий.

   Стало смеркаться, когда полковник Писарев отдал приказ атаковать село. Первый батальон ударил во фланг противника, наш второй - в лоб. И тут оправдались сказанные генералом Деникиным слова: "Полк - несравненный таран для ударов". Атака была стремительной, хотя от огня красных мы несли чувствительные потери. Со стоном упал молодой доброволец. Я задержался на несколько минут, перевязывая его рану. А за это время цепь батальона продвинулась вперед и, полуоборотом вправо, стала примыкать к левому флангу 1-го батальона. Ушел вперед и мой взвод. В сумерках я быстро догнал цепь. Но, присмотревшись к ней, увидел, что она была слишком густая и на нашу непохожая. Это были не наши, а отступавшие красные. Взволнованный неожиданным открытием, я сперва остановился, а затем повернул назад, провожаемый выстрелами отступавших красных.

   Наступила полная темнота. Ориентируясь по звездам, я шел примерно в том направлении, где можно было найти своих. Вдруг раздался грозный окрик: "Стой! Кто идет?" Голос показался знакомым, и я ответил: "Свои". Подойдя ближе, увидел поручика, командира нашего взвода, и остатки взвода, залегшие полукругом, с пулеметной тачанкой в центре. Оказалось, что в темноте наш взвод оторвался от батальона и поручик, не зная складывавшейся обстановки, приказал взводу залечь в открытом поле. Я рассказал поручику о только что виденном и пережитом. Я считал, что красные отошли от Песчанокопской, но полной уверенности в этом не было.

   В это время на окраине села, примерно там, где у меня произошла неожиданная встреча с красными, пылал пожар. Немного подумав, поручик отправил юнкера Терещенко и меня на разведку в этом направлении. Осторожно двигаясь, часто приседая, чтобы лучше рассмотреть лежавшую перед нами местность, мы минут через двадцать пять добрались до удобного укрытия по соседству с пожаром. Вблизи ходили вооруженные люди. По их говору и повадкам мы определили, что это были свои. Осмелев, мы вышли из укрытия и натолкнулись на командира своего батальона. Часть села была занята нашим батальоном, и капитан Бузун обрадовался, узнав о том, что взвод наш цел. Он приказал нам немедленно привести в село наш взвод на ночлег.

   Было 11 часов ночи, когда мы, усталые от напряженного боя, замертво свалились на землю и заснули глубоким сном.

   Спать пришлось недолго. В третьем часу утра 3-го июля наш полк был поднят по тревоге. Брезжил июльский рассвет. Где-то недалеко завязалась оживленная перестрелка, сердито застучал пулемет.

   Выяснилось, что красные ночью проникли в наше расположение и окружили полк с трех сторон. Положение создалось критическое. И в эту минуту каждый Партизан ощутил, что во главе полка стоял доблестный, хладнокровный, храбрый и волевой командир. Верхом на гнедом коне, представляя заманчивую для противника мишень, полковник Писарев нанес короткие контр-удары по вражеским клещам и вывел полк из окружения. Выбравшись из села на степной простор, полк занял оборонительные позиции в одной- двух верстах от Песчанокопской, примерно там, где накануне он занимал исходное положение перед вечерней атакой. Красные вели вялое наступление, поддерживавшееся довольно сильным артиллерийским огнем. К счастью, меткостью красные артиллеристы не отличались, и на их снаряды мы внимания не обращали. Гораздо чувствительнее были потери от пулеметного и ружейного огня.

   В течении первой половины дня, под давлением превосходства сил, наш полк медленно подавался назад. Но после полудня к флангам полка подошли другие части Добровольческой армии и полк вновь перешел в наступление. Атака была решительной, и к вечеру Песчанокопская была окончательно взята и закреплена. Потерпев поражение, красные отошли в район Белой Глины.

   Двухдневные бои обошлись полку дорого: убитыми и ранеными выбыло около 300 офицеров и Партизан.

   Под предлогом смертельной угрозы со стороны белых красным удалось увести с собой почти все население Песчанокопской. Все же остались кое-какие аборигены, от которых мы узнали много интересного о деятельности большевиков. Священник одного из двух больших приходов - обе церкви были каменные в этом богатом селе Ставропольщины - рассказывал нам о начинавшихся уже тогда непристойных выходках красных против религии. Впрочем, эти выходки вызвали неблагоприятную реакцию среди жителей Песчанокопской.

 

Белая Глина.

 

   4-го июля полк отдыхал в Песчанокопской и приводил себя в порядок после кровопролитной схватки. Тем временем красные собрали кулак около Белой Глины, а без овладения этим крупным селом, больше похожим на средней руки уездный город, нельзя было приступать к операции по овладению стратегически важным пунктом - узловой станцией и станицей Тихорецкой.

   Бои за Белую Глину начались 5 июля и кончились 6 июля разгромом красных, охваченных с трех сторон. Здесь произошло некое подобие Канн.

   Наибольшая тяжесть выпала на 3-ью дивизию полковника Дроздовского, наступавшую в лоб вдоль железной дороги Царицын - Тихорецкая.

   У Белой Глины красные сосредоточили 39-ю пехотную дивизию старой армии, отличившуюся в боях с турками на Кавказском фронте, отряды Жлобы и более мелкие формирования. Дроздовцы, ведя ночные бои, напоролись на пулеметную батарею красных, понесли большие потери и с трудом продвигались вперед. В это время наша дивизия - Корниловцы и Партизаны - ударила во фланг и тыл красных, противостоявших Дроздовцам, и нанесла им сокрушительное поражение. Остатки разбитой группы Калнина частью бежали в степи Ставрополья, частью откатились к Тихорецкой. Победители захватили много пленных и богатые трофеи.

   На фронте воцарилось кратковременное затишье.

 

Рейд Боровского.

 

   Стремясь обеспечить левый фланг армии в предстоящей операции по овладению Тихорецкой, генерал Деникин решил оттеснить группу красных, находившуюся севернее Ставрополя в районе уездного села Медвежьего. Он вызвал к себе начальника нашей дивизии генерала Боровского и поставил перед ним важную оперативную задачу.

   Вот что пишет ген. Деникин в третьем томе своего труда "Очерки Русской Смуты":

   "Удар по этой группе, чтобы не задержать общего наступления, требовал от начальника большой решимости и стремительности. Этими качествами обладал в высокой степени начальник 2-й дивизии генерал Боровский. И кроме того, еще одним: он никогда не вел речи о малочисленности своих войск, их переутомлении и т.д. Разговор наш 27-го был краток:

   - Необходимо в три дня разбить большевиков у Медвежьего, Успенской и Ильинской с тем, чтобы 30-го сосредоточиться в тайоне Ильинской, так как 1-го июля состоится общее наступление на Тихорецкую.

   - Слушаю.

   - Александр Александрович, вы взвесили, что перед вами 115 верст пути и 6 тысяч красноармейцев?

   - Исполню.

   - Можете выступить завтра с рассветом?

   - Выступлю сегодня к вечеру.

   Мы простились. Вечером я провожал колонну Боровского, вытягивающуюся из Белой Глины, а 30-го пополудни к штабу, перешедшему в Новопокровскую, подъехал автомобиль: Боровский вдвоем с адьютантом по дороге, по которой еще бродили разъезды большевиков, приехал с докладом... из Ильинской. Рейд Боровского, как назвали этот поход, протекал с быстротой, поистине кинематографической".

   Такой быстрый бросок можно было совершить при одном условии: переброске пехотных колонн на обывательских подводах. В Белой Глине осталось подавляющее большинство населения. По требованию командования, население предоставило в распоряжение Боровского нужное количество повозок, большей частью пароконных. На этих подводах мы и Корниловцы в течение ночи 10-го на 11-ое июля, с конной разведкой в авангарде, выехали по направлению к Медвежьему. Утром  11-го июля у хутора Богомолова мы столкнулись с противником, насчитывавшим до четырех тысяч человек при четырех орудиях. Произошел короткий, но горячий бой. Особенно ожесточенное сопротивление оказали роты красных матросов, полностью уничтоженные Корниловцами. Перейдя вброд Егорлык, дивизия опрокинула красных, бежавших в Ставрополь, и после полудня заняла Медвежье.

   Несмотря на большевистскую пропаганду, население Медвежьего почти полностью осталось на месте. В этом богатом селе было всего вдоволь. Расположившись по дворам на отдых, Партизаны и Корниловцы вкусно и сытно поужинали, поблагодарили любезных, уже не боявшихся нас хозяек и легли спать.

   Теперь настал черед Медвежьему поставить подводы для нашей дивизии. Довольные белоглинские возчики возвращались домой, а медвеженские, опять ночью, повезли нас на запад - к станице Успенской.

   На заре 12-го июля передовые части дивизии вошли в соприкосновение с противником, который бежал, не оказывая сопротивления. Наш полк, не слезая с подвод, вступил в станицу, население которой радостно приветствовало нас. Казачки угощали нас чудным жирным молоком, великолепным кубанским белым хлебом, "оришками" и другими изделиями кубанской кухни.

   Днем мы отдыхали. Медвеженские возчики покатили домой, их сменили радостные успенцы. Наш полк получил пополнение - молодые казаки вступили в полк добровольцами. В ночь мы выехали в Ильинскую. Утром 13-го мы въехали в Ильинскую. Боя не было, бывшие здесь красные бежали по направлению к Тихорецкой. Казаки восторженно встретили освободителей, в полк пришло очередное, новое пополнение казаков-добровольцев.

   Таким образом рейд Боровского, некий прообраз будущего мото-механизированного блицкрига, уложился точно в срок, определенный планом генерала Деникина.

 

Тихорецкая.

 

   14 июля вся Добровольческая армия была собрана в кулак для нанесения удара по Тихорецкой. Расстроенная неудачными боями под Песчанокопской Белой Глиной, группа Калнина не оказала сопротивления концентрическим ударам Добровольческой армии. Бой за Тихорецкую был скоротечным и неожиданно легким. Наш полк развернулся к востоку от Тихорецкой, но противника не встретил. Красные бежали на Екатеринодар, бросив в Тихорецкой громадное военное имущество.

   Наша армия, вооружавшаяся преимущественно за счет противника, захватила большие трофеи: три бронепоезда, около 50 орудий, в том числе несколько дальнобойных пушек Канэ, множество снарядов и патронов, полевые телефоны и разное интендантское имущество.

   Падение Тихорецкой встревожило Сорокина, продолжавшего свое сидение под Батайском и к западу от железной дороги Батайск - Торговая. Во время боев Добровольческой армии у Песчанокопской и Белой Глины Сорокин зашевелился и атаковал заслон генерала Покровского и группу Донцов полковника Постовского на фронте Мечетинская - Кагальницкая - Егорлыкская с намерением создать угрозу флангу и тылу Добровольческой армии. При помощи подоспевшего из Новочеркасска отряда полковника Тимановского, шедшего на присоединение к армии, наступление Сорокина было отвращено. Теперь же положение Сорокина еще больше осложнилось - взяв Тихорецкую, добровольцы выходили в тыл и на пути сообщения этой группы красных. Угроза тылу вынудила красного командарма к активным действиям. Точнее, ему надо было уходить из полуокружения, в котором он очутился в середине июля: с севера немцы, с востока донцы, с юга Добровольческая армия. К сожалению, последняя была недостаточно сильной, чтобы прижать его к морю и разгромить на голову.

   После взятия Тихорецкой главные силы армии - 1-я пехотная дивизия полковника Кутепова,  конница генералов Эрдели и Покровского и другие части - ударили на север против Сорокина. 16 июля эта группировка перешла в наступление, и 18 июля части полковника Кутепова с боем овладели узловой станцией Сосыка.

   Дальнейшее продвижение на Кущевку натолкнулось на упорное сопротивление частей Сорокина, выводившего свою армию в направлении на Тимашевскую.

   Наша 2-я дивизия после взятия Тихорецкой была направлена на юг с заданием овладеть важной узловой станцией Кавказская и тем обеспечить левый фланг Добровольческой армии для дальнейших действий в направлении на Екатеринодар. 18 июля наша дивизия утром с налета взяла станицу Малороссийскую и к вечеру ворвалась в хутор Романовский и на станцию Кавказскую, пройдя за сутки 60 верст. Население хутора сердечно и радостно приветствовало освободителей, и полк получил очередное пополнение из местных казаков.

   Когда под Кущевкой создалось напряженное положение, то наш полк был вызван на помощь дивизии полковника Кутепова. На этот раз мы впервые были переброшены по железной дороге. Но вступить в бой нам не пришлось - армия Сорокина, покинув насиженные места под Батайском, ушла вглубь Кубанской области, отдав Кущевку 23 июля без дальнейшего сопротивления. Сорокина преследовала конница генералов Эрдели и Покровского, но сколько-нибудь решительного поражения она им нанести не смогла.

   Наш полк вернулся на станцию Кавказская, и на следующий день наш второй батальон был переброшен по железной дороге на станцию Милованово на линии Кавказская - Екатеринодар. В станице Ладожской мы заняли нагорный правый берег Кубани, обстреливали красных, занимавших позиции на левом берегу и больше отдыхали, чем воевали. С помощью примитивного бронепоезда часть батальона совершила диверсию в сторону Екатеринодара, где главным силам армии пришлось вести тяжелые бои с армией Сорокина под Кореновской, Выселками, а в заключительной стадии операции - под самым Екатеринодаром.

 

Ставрополь.

 

   Тем временем на нашем левом фланге произошли следующие события. В тылу у красных действовал партизанский отряд полковника Шкуро. В конце июня Шкуро занял Кисловодск, но удержать этот город ему не удалось. Оставив Кисловодск, Шкуро бродил по тылам красных и при нашем приближении к Кубани установил связь с Добровольческой армией. Когда наша дивизия овладела Кавказской, Шкуро появился со своим отрядом у Ставрополя. Находившемуся там гарнизону красных Шкуро предъявил ультиматум - немедленно сдать ему город. Красные покорно подчинились требованию Шкуро и очистили город.

   Поскольку силы Шкуро были незначительны, постольку у генерала Боровского возникли новые заботы по предотвращению покушений на Ставрополь со стороны красных. Боровский выделил часть дивизии (кажется, 4-й сводно-Кубанский полк, 1-й батальон нашего полка и несколько рот Корниловцев с одной батареей). Одно время красные держались пассивно и Ставрополю не угрожали. Но в середине августа, сосредоточив довольно крупные силы, они атаковали защитников Ставрополя и поставили их в тяжелое положение.

   Генерал Боровский был вынужден бросить на Ставрополь остальные части нашего и Корниловского полков. 21 августа мы были спешно погружены в поезда и направлены со станции Кавказской к Ставрополю. Красные завершали окружение города в тот момент, когда наши эшелоны подходили к станции Пелагиада, верстах в десяти севернее Ставрополя. Не доходя до станции, наши эшелоны остановились. Быстро выгрузившись из вагонов, мы развернули наши цепи и ударили в тыл и во фланг красным. Неожиданный удар вызвал в рядах красных панику. Они бежали в разных направлениях, бросая оружие и снаряжение. Все это произошло в ранние после обеденные часы и так быстро, что уже вечером мы гуляли по улицам Ставрополя, жители которого сердечно и радостно приветствовали победителей.

   В последующие дни наша дивизия расширяла плацдарм вокруг Ставрополя. Красные отступили сперва к селу Татарка, верстах в десяти южнее города. Будучи выбиты из Татарки, они отошли к хребту и заняли сильную позицию на горе Недреманной. Попытка вытеснить красных с Недреманной была неудачной, и бои за Недреманную приняли затяжной характер.

   Наш молодежный взвод продолжал нести потери убитыми и ранеными. Вышел из строя и наш поручик. На место павших и раненых приходили новые добровольцы, в большинстве своем кубанцы. В Ставрополе взвод был преобразован в команду связи. Мы получили несколько полевых телефонов и десятка два катушек проводов. Конечно, использование этого трофейного имущества дало возможность улучшить связь между штабом полка и его подразделениями.

  

Невинномысская.

 

   В первой половине сентября наша дивизия ударом через Беломечетинскую вышла на Кубань и 15 сентября с боем ворвалась в станицу Невинномысскую. Эта большая станица расположена у пересечения Владикавказской железной дороги с Кубанью. В данной обстановке занятие Невинномысской означало, что красные, зажатые между Лабой и Кубанью, лишались возможности отступления через Невинномысскую и Ставрополь на Царицын. Занятие Невинномысской привело к тому, что весь правый берег Кубани от этой станицы до Армавира оказался в наших руках. Пала гора Недреманная, были заняты станицы Темнолесская, Убеженская и Прочнокопская.

   Значительные силы армии Сорокина, с присоединившейся к нему Таманской армией Матвеева, оказались в окружении. К сожалению, наша армия не была достаточно многочисленной, чтобы разгромить втрое сильнейшего противника. Именно используя свое численное превосходство, красные прилагали все усилия к тому, чтобы вырваться из окружения и уйти на Ставрополь. 17 сентября, после энергичной артиллерийской подготовки, они атаковали наш и Корниловский полки по всему фронту. Под бешеным огнем пулеметных команд наших двух полков, не щадя своих животов, неся колоссальные потери, красные с мужеством отчаяния рвались вперед. Попытка увенчалась успехом, и наши части вынуждены были оставить Невинномысскую. Но ненадолго. 21 сентября, после перегруппировки и усиления резервами, генерал Боровский вновь овладел Невинномысской. Бои вновь приняли ожесточенный характер. В один из дней мы отбили четыре атаки сильной группы красных. В полном смысле слова, Кубань окрасилась кровью. В течении недели красные вели атаки превосходными силами и каждый раз терпели неудачи.

   Но 20 сентября, после отражения всех лобовых атак на всем участке нашей дивизии, красным удалось переправиться через Кубань выше Невинномысской, на крайнем левом фланге, прикрывавшемся небольшим отрядом конницы. Глубоко охватив наш левый фланг, красные вынудили генерала Боровского отдать приказ об отходе. Измученные боем, красные нас не преследовали. Партизаны и Корниловцы отошли в полном порядке. Нам, телефонистам, пришлось срочно снимать линии и аппараты, грузить их на повозки и отвозить имущество в тыл. Наши полки отошли к хребту, поднимающемуся верстах в десяти от Невинномысской.

   Вскоре, протягивая телефонный провод от 2-го батальона к штабу полка, я неожиданно встретился с командиром полка. Я видел П.К. Писарева несколько раз в Невинномысской, где он спокойно и уверенно руководил отражением атак красных. Но тогда ему было, конечно, не до меня. Но сейчас, в момент затишья, Писарев спросил меня:

   - А не пора ли молодому воину вернуться домой? Тебе нужно учиться, кончать корпус. Теперь и без тебя обойдемся. Спасибо за службу.

   И в этот день был выписан мне литерный билет для возвращения в Новочеркасск. Сердечно распростился я со своими соратниками. На душе было спокойно - вера в победу была слишком велика, слишком сильна. Было спокойно и потому, что и я внес внес свою лепту в святое дело борьбы за Россию.

 

                                                                              Борис Прянишников.

 

                                                           *****

 

                                      Из поэмы "ПЕРЕКОП"

 

                        Сильней в стремянах стыли ноги

                        И мерзла с поводом рука.

                        Всю ночь шли рысью без дороги

                        С душой травимого волка.

 

                        Искрился лед отсветом блеска

                        Коротких вспышек батарей,

                        И от Днепра до Геническа

                        Стояло зарево огней.

 

                        Кто завтра жребий смертный вынет?

                        Чей будет труп в снегу лежать?

                        Молись, молись о дальнем сыне

                        Перед святой иконой, мать!

 

                                                                Николай Туроверов

 

 На главную страницу сайта