Австро-германская оккупация
и 1-й Кубанский поход Добровольческой армии
Прекращение Брестского перемирия и
переход в наступление австро-германцев. Переговоры большевиков с Румынией. Решение, принятое вождями Добровольческой армии
в ст. Олъгинской (25-26 февраля
Перерыв мирных переговоров в Бресте 10
февраля, вызванный заявлением Троцкого «ни мир, ни война», однако,
не повлиял на решения германской Ставки. Несмотря на противодействие
дипломатии, генерал Людендорф провел на коронном совете 13 февраля в Гамбурге прекращение
перемирия с 17 февраля (т. е. по истечении недельного
срока со дня заявления Троцкого, признанного предлогом для
автоматического прекращения перемирия).
Людендорф главным образом опасался восстановления в России союзного фронта, и в то же время
Германия и особенно Австро-Венгрия
остро нуждались в русском сырье.
«Для предотвращения возможности создания нового Восточного фронта большевиками, — пишет генерал Людендорф, — нужно было нанести короткий, но
сильный удар, который к тому же
должен был нам дать богатейшую военную добычу. Операции широкого
размаха для этого не требовалось. На Украине нужно было подавить большевизм и создать там такие условия, которые
бы позволили нам использовать ее и с военной точки зрения, и для получения оттуда зерна и сырья. Для этого
нужно было продвинуться далеко в
глубь страны. Наконец, для того чтобы
воспрепятствовать поддержке России ее союзниками, нужно было задержать их войска и военные запасы на Мурманском
побережье. Если бы это не удалось, нужно было
считаться с возможностью появления англичан в Петербурге и их действий оттуда против нас. Для этого нам нужно было не допустить их закрепления в
Финском заливе и, заняв Лифляндию и
Эстляндию, продвинуться до Нарвы, для
того чтобы отсюда всегда можно было своевременно на них воздействовать... При том же фронт от Двинска до Рижского залива требовал немногим менее войск, чем фронт от Двинска через Чудское озеро
на Финский залив»1.
Поэтому 18 февраля германские войска перешли
в наступление на всем русском фронте. Австрийцы, однако, в последнюю
минуту уклонились от наступления под предлогом желания избежать
разочарования в стране из-за срыва мирных переговоров.
Не встречая на своем пути сопротивления,
германские войска в эшелонах достигли к 21 февраля, т. е. ко дню оставления
Ростова Добровольческой армией, Минска и Режицы. Захват Двинска в
первый же день германского наступления вызвал большую тревогу в Смольном2. На собрании ЦК Коммунистической партии 18
февраля большевиками, правда, лишь одним голосом, было принято предложение
Ленина «немедленно обратиться к германскому правительству с предложением немедленного
заключения мира». Ответ на советское предложение
последовал, однако, лишь через трое
суток. Новые условия были хуже прежних. К требованиям полного
невмешательства в судьбы Польши, Литвы, Курляндии и признания независимости Финляндии и Украины присоединилось требование
об оккупации Эстляндии и Лифляндии «до тех пор, пока там не будет установлен государственный порядок»3 и передачи Турции сверх
Карса и Ардагана и Батума.
Ультиматум ставил 48-часовой срок для его принятия, трехдневный срок для его подписания в Бресте и
обязательство ратифицировать его в течение двух недель.
Переполох среди большевиков заставил их броситься в другую сторону. На
заседании ЦК Коммунистической партии 22
февраля Троцкий «доложил ноту французской военной миссии с предложением Франции и Англии оказать нам поддержку в
войне с Германией, и высказался за принятие
их поддержки при условии полной независимости нашей внешней политики, и заявил о том, что он слагает с себя обязанности народного комиссара
иностранных дел. Бухарин настаивал
на отказе от предложения «союзных
империалистов». ЦК принял предложение Троцкого шестью голосами против пяти. Отсутствовавший Ленин прислал в ЦК следующую записку на клочке
бумаги чернилами, но сильно неразборчивым почерком: «Прошу присоединить мой голос за (курсив
Ленина) взятие поддержки и оружия у
разбойников англо-французского империализма»4.
Какова была растерянность наших союзников,
вызванная Брестом, указывает в связи с этим предложением помощи
Троцкому в феврале предложение ими такой же помощи в декабре
украинскому правительству, а в середине января — Добровольческой
армии5.
Срок германского ультиматума, однако, сильно
нервировал большевиков, и под угрозой своей отставки Ленин на заседании ЦК
Коммунистической партии 23 февраля все-таки
провел семью голосами против восьми (четыре из коих, в том числе Троцкий
и Дзержинский, воздержались) безусловное
подчинение германскому ультиматуму. С Лениным голосовал и Сталин...
Положение на русском фронте наконец начинало
развязывать немцам руки для решительного наступления во Франции.
Оставалось лишь покончить с Румынией, с
которой одновременно с этим Центральными державами были начаты
также мирные переговоры. Безвыходное положение Румынии, однако, усугублялось
одновременным наступлением на нее и армии Муравьева, 18 февраля приехавшего в Одессу.
Муравьев решил нанести удар Румынии по направлениям трех
железнодорожных магистралей, связывающих
Бессарабию с Россией: от Могилева-Подольского, Рыбницы и Тирасполя. У
Рыбницы при этом большевиками был даже одержан некоторый успех с захватом румынских орудий. Все это заставило румын вступить в переговоры с большевиками. Однако германское
наступление больно ударило и по
большевикам, и 24 февраля советская власть в Одессе послала румынам
вместо ультиматума (как это было 16
февраля, т. е. до начала наступления немцев) гораздо более умеренную
ноту. Сущность ее заключалась в требовании лишь эвакуации Бессарабии, и в первую очередь угрожавших Одессе
Бендер, путем сокращения
оккупационной армии в двухмесячный срок
до 10 тыс. и возложения на этот отряд лишь охраны складов и постепенной замены румынских войск русскими. Кроме того, нота предусматривала и
некоторое как бы
соглашение с румынами на случай возможного их отступления на русскую территорию (в этом случае им
предоставлялись убежище и продовольствие), и даже «в случае военных действий против
Центральных держав и их союзников устанавливался непосредственный контакт
между высшими войсковыми командованиями русской советской и румынской армий»6.
Брест и германское наступление приводили
Румынию и
большевиков (несомненно, под давлением союзников) почти что к военному союзу... Однако это прекрасно учли и Центральные державы и, обещав Румынии
Бессарабию, разрешили ей ее
оккупацию. Генерал Людендорф определенно
пишет: «Верховное командование ничего не имело против присоединения Бессарабии к Румынии»7, и
Румынии была разрешена ее оккупация.
28 февраля, т. е. лишь через десять дней, к
немцам наконец присоединились и австрийцы. Одновременно с продвижением
в прибалтийские провинции и Белоруссию немцы перешли в наступление
и против Украины и через 10 дней уже вступили в ее столицу Киев,
приведя с собой и изгнанное из Киева Муравьевым украинское
правительство Центральной рады.
В эти смутные дни Добровольческая армия,
покинув вечером 21 февраля Ростов, расположилась в Задонье в ст. Ольгинской. Здесь
возник вопрос о дальнейшей цели действий Добровольческой армии, и сразу
обрисовались два противоположных течения:
одно возглавлялось генералами
Корниловым и Лукомским, другое — генералами Алексеевым и Деникиным.
Генерал Корнилов был склонен двигаться в
Сальские степи, в район зимовников, а генерал Алексеев настаивал на движении на
Кубань. Генерал Деникин приводит текст письма генерала Алексеева
генералу Корнилову от 25 февраля, излагающего его точку зрения: «...Я понял, —
пишет генерал Алексеев, — что принят план ухода отряда в зимовники
к северу-западу от ст. Великокняжеской. Считаю, что при таком решении
невозможно не только продолжение нашей работы, но даже при
надобности и относительно безболезненная ликвидация нашего дела и
спасение доверивших нам свою судьбу людей. В зимовниках отряд будет очень скоро сжат с
одной стороны распутившейся р. Доном, с
другой — железной дорогой Царицин — Торговая — Тихорецкая — Батайск, причем все железнодорожные узлы и
выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками,
что лишит нас совершенно возможности получать пополнение людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степях поставит
нас в сторону от общего хода событий
в России»8.
Поэтому на военном совете, собравшемся в тот
же день по настоянию
генерала Алексеева, было решено идти на Кубань.
Однако на следующий день, 26 февраля, в
Ольгинскую прибыл со своим отрядом донской походный атаман генерал
П. X. Попов, который
доложил, «что он с небольшим отрядом в общем около двух тысяч
коней при двух конных батареях оставил Новочеркасск около
часу дня 25 февраля, что большевики при выходе его из города уже в него
входили...» Затем на предложение генерала Корнилова присоединиться с
отрядом к Добровольческой армии генерал Попов просил первоначально
выяснить дальнейшие намерения генерала Корнилова и направление движения
Добровольческой армии, на что он, со своей стороны должен
определенно заявить, что Донской отряд не может покинуть территорию
Дона и что он считает, что отряду лучше всего, прикрываясь с севера Доном, который скоро станет
труднопроходимым, переждать события в
районе зимовников (поселки и хутора, к которым на зиму сгоняли табуны
лошадей и скота), где много хлеба, фуража,
лошадей, скота и повозок для обоза (курсив
наш. — А. 3.). Из этого района
он мог бы развивать действия в любом направлении. Генерал Корнилов сказал, что он по соглашению с генералом Алексеевым
предполагал двинуться по направлению
к Екатеринодару, где имеются
добровольческие формирования, и движением на Екатеринодар есть надежда заставить кубанское казачество подняться против большевиков, но что
вследствие заявления генерала Попова он предлагает еще раз обсудить этот вопрос9.
Генерал Алексеев вновь высказался за
Екатеринодар, причем он свое мнение заключил словами: «В случае если сейчас полного успеха мы
не добьемся, то Добровольческая армия во
всяком случае будет в силах дойти до Кавказских гор, и там, если обстановка потребует, можно будет ее распустить»10.
Генерал Лукомский попросил слова и сказал,
что он должен «обратить внимание только на то, что уже теперь при
нашей армии или, правильнее сказать, при нашем небольшом отряде более
двухсот раненых и чрезмерно большой обоз с боевыми припасами и
ружьями, которых бросить нельзя... Что при наступлении на
Екатеринодар нам нужно будет два раза переходить через железную дорогу;
в первый раз в районе ст. Кагальницкой, второй раз где-нибудь
около ст. Сосыка. Что большевики, будучи отлично осведомлены о нашем движении, и тут и там
преградят нам путь и подведут к месту боя
бронепоезда... Наконец, что мы
совершенно не осведомлены о том, что происходит на Кубани, возможно, что наш расчет на восстание кубанских казаков ошибочен и нас там встретят
как врагов. Я высказал сомнение
вследствие причин, мною изложенных, в
правильности решения идти теперь прямо на
Екатеринодар. Я высказал, что лучше всего поступить так, как предлагает походный атаман Донского
Войска, т. е. пока перейти в район
зимовников и в этом районе, прикрываясь
с севера Доном и находясь в удалении от железных дорог, переформировать
нашу армию, исправить и пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть. Я сказал, что большевики
месяца два нам не будут страшны: они
не посмеют оторваться от железной
дороги. Если же рискнут на какую-нибудь против нас операцию, то будут разбиты. Месяца через два с новыми силами мы, в зависимости от обстановки, которая
к тому времени выяснится, примем то
или иное решение»11.
С генералом Лукомским отчасти согласился и заменивший его с 15 февраля на посту начальника штаба
Добровольческой армии генерал
Романовский, который высказался за то, чтобы по пути в Екатеринодар
постараться проделать в каком-либо районе
все то, на что указал генерал
Лукомский.
Наконец и генерал Корнилов стал на точку
зрения генерала Лукомского, с той лишь разницей, что вместо района
Сальских зимовников он выбирал район к западу от ст. Великокняжеской (Манычский
район), который также богат лошадьми, скотом и хлебом, как и район северных (Сальских) зимовников.
Однако вечером 26 февраля вопрос о
направлении движения Добровольческой армии вновь подвергся
обсуждению.
Генерал Корнилов в заключение заявил, что решения, принятого днем (движение в
район западнее ст. Великокняжеской), он не
меняет. Но что ко времени подхода армии
к ст. Егорлыцкой (решено было первоначально идти туда, так как были сведения, что там в складах имеются артиллерийские припасы) выяснится, идти ли к
ст. Великокняжеской или повернуть на
Екатеринодар»12.
Конный авангард Добровольческой армии (у
Кагальницкой)
получил распоряжение свернуть на восток (т. е. на Великокняжеское направление).
Генерал Деникин, оценивая обе точки зрения —
движение на Кубань или выжидание в зимовниках, определенно склонялся к первой:
«Помимо условий стратегических и политических,
— пишет он, — это второе решение казалось весьма рискованным и по другим
основаниям. Степной район, пригодный для
мелких партизанских отрядов, представляет большие затруднения для жизни
Добровольческой армии с ее пятью тысячами
ртов13. Зимовники, значительно удаленные друг от друга, не обладают ни достаточным числом жилых помещений, ни топливом. Располагаться
в них можно было лишь мелкими частями, разбросанно,
что при отсутствии технических средств связи до крайности затруднило бы
управление. Степной район кроме зерна
(немолотого), сена и скота не давал ничего для удовлетворения потребностей армии. Наконец, трудно было
рассчитывать, чтобы большевики нас оставили в покое и не постарались уничтожить
по частям распыленные отряды. На
Кубани, наоборот, мы ожидали встретить не
только богато обеспеченный край, но и в противоположность Дону
сочувственное настроение, борющуюся власть и
добровольческие силы, которые значительно преувеличивались молвой. Наконец, уцелевший от захвата большевиками центр
власти — Екатеринодар давал, казалось,
возможность начать новую большую организационную работу»14.
Простояв в ст. Ольгинской четверо суток,
Добровольческая армия 28 февраля медленно двинулась через Кагальницкую
на ст. Мечетинскую. 2 марта в Мечетинской «дополнительные сведения о
районе зимовников оказались вполне отрицательными, и поэтому принято
решение двигаться на Кубань... Послано было предложение походному атаману Попову
присоединиться к Добровольческой армии. Он
отвечал отказом, объясняя, что, считаясь с настроением своих войск и начальников, он не мог покинуть родного Дона и
решил в его степях выждать пробуждения казачества»15.
Итак, ольгинский спор был решен в согласии с
точкой зрения генерала Алексеева. Несмотря на совершенно определенное нежелание
командующего армией генерала Корнилова идти прямо на Кубань, одержало верх
противоположное мнение (оперативно
безответственного по неписаной
конституции Добровольческой армии верховного руководителя генерала Алексеева), с которым генерал Корнилов, несмотря на горячую поддержку его точки
зрения и донским походным атаманом,
и его бывшим начальником штаба
генералом Лукомским, вынужден был согласиться. Этот конфликт, конечно, далеко выходил за пределы чисто
оперативного спора. В конце концов, высказывавшиеся
в Ольгинской соображения и в пользу Екатеринодара, и в защиту донских зимовников были основаны не на
конкретных преимуществах того или другого направления. Подлинной обстановки ни
на Кубани, ни в задонских степях в то время
участники военного совета не знали. Оперативные расчеты приходилось
строить не на реальных данных, а на данных
гадательных, лишь учитывая
вероятные последствия выбора того или иного решения. И в этом споре определенно выяснились две совершенно разные оценки обстановки в широком
масштабе.
Генерал Корнилов еще на Дону под влиянием разочарования
в боеспособности донского казачества в тот период все время
стремился уйти на общероссийские фронты (Волга и Сибирь). Он не видел
смысла связывать носительницу общероссийской идеи —
Добровольческую армию с чисто местной борьбой на Дону. Уводя
добровольцев из Ростова, он уводил Добровольческую армию с обреченного
Дона и сохранял ядро будущей русской армии для будущего. Развязывая
себе руки для дальнейшей борьбы, генерал Корнилов, естественно,
стремился сберечь это ядро, выводя его на время из развалившегося
Дона. Уход в задонские степи, подальше от железных дорог, по которым в
это время лишь и действовали красные, сберегал армию для
будущего, выводя ее из сферы местной, проигранной в эти
дни вооруженной борьбы на Дону. Сохраняя за собой свободу
действий, Добровольческая армия могла выжидать разъяснения слишком
еще неясной общей обстановки. И создание фронта на Волге или в
Сибири, куда инстинктивно тянуло Корнилова, и возрождение
Дона — все это лежало в сфере возможностей. Будущее показало, что все это осуществилось. Брест так или иначе не мог не отразиться на будущем ходе событий в
России. Все это подсказывало
необходимость сохранения прообраза русской армии в лице добровольцев.
Ввязываться в борьбу за Кубань
после зимнего опыта Дона не могло не казаться рискованнейшей игрой. Помимо
малого вероятия, на основании
примера донцов, поголовного восстания кубанцев уход на Кубань снова вовлекал общерусскую
армию в сферу местных
узкокубанских интересов. Свобода действий, выигранная уходом с Дона, сейчас же проигрывалась движением на Кубань. Реальный прирост сил
присоединением кубанских добровольцев при движении на Екатеринодар уравновешивался усилением
Добровольческой армии донцами
походного атамана Попова при движении на зимовники. «Значительно преувеличивавшимся молвою» добровольческим силам на Кубани в Задонье
отвечала реально
осязаемая сила Донского отряда. Оставаясь в донских зимовниках, Добровольческая армия
оставалась в руках своего
командующего орудием для решения общерусских задач.
Идя на Кубань, она связывалась решением задач в кубанском масштабе. Надежды на восстание Кубани были в то время не
более реальны, чем надежды генерала Попова на «пробуждение донского казачества». Будущее показало, что надежды походного атамана донцов оказались
много реальнее... Наконец, и «необитаемость» зимовников не помешала Донскому отряду пробыть в степях
около двух месяцев.
Возглавляемая генералом Алексеевым идея
движения на Кубань основывалась не столько на расчете будущих
возможностей, сколько на чисто импульсивном стремлении вырваться из
большевистского кольца.
В предложениях генерала Алексеева везде
наряду с этим стремлением прорвать большевистское окружение и надеждой
найти поддержку на Кубани звучат, однако, и другие мотивы. И в письме к генералу
Корнилову (25 февраля), и в разговоре с генералом Лукомским в Ольгинской16, и на заседании военного совета 26 февраля генерал Алексеев
думал и о возможной ликвидации Добровольческой армии. С этой точки зрения
Кубань сливалась с Кавказскими горами, конечно, более подходящими «для
распыления», чем расположенные на перепутье между Доном и Кубанью зимовники в
Задонье. В предположениях генерала Алексеева везде слышатся опасения быть зажатым
в большевистское кольцо и стремление, вырвавшись из него, либо найти
возрожденную Кубань, либо покончить вооруженную борьбу. Как это ни странно
звучит в устах мудрого и многоопытного генерала Алексеева, но несомненно, что
его «Екатеринодар» представляется нам сейчас определенно азартной игрой. Либо
«поднять кубанское войско»17, либо роспуск Добровольческой
армии в Кавказских горах...
По-видимому, мнение генерала Алексеева верно
отражало настроение некоторых верхов Добровольческой армии. Выжидательная
позиция генералов Корнилова, Лукомского и походного атамана донцов казалась им
слишком бледной по сравнению со стратегией «ва-банк», как это ни удивительно,
олицетворявшейся Алексеевым. Не было ли в этом парадоксе отражения изменения
масштабов, в которых приходилось действовать бывшему Верховному
главнокомандующему Русской армией? Оперируя с начала мировой войны лишь
группами армий и всеми вооруженными силами России, генерал Алексеев в
Ольгинской оперировал отрядом, едва превышавшим по численности пехотный полк
состава военного времени. Не было ли в этом изменении масштабов и искажения
оперативной перспективы? Перейдя сразу с командования полуторастами дивизиями
на командование полком, не слишком ли склонен был генерал Алексеев
прислушиваться к мнениям тех кругов Добровольческой армии, кругозор которых и в
течение большей части мировой войны ограничивался полком или в крайнем случае
дивизией? Спустившись сразу с верхнего этажа оперативной работы на нижние
ступени оперативной лестницы, не слишком ли генерал Алексеев верил в то, что их
психология всегда верно отражает возможности и правильно ставит цели в этом
незнакомом ему по предыдущей работе масштабе?
Перейдя 4 марта в ст. Егорлыкскую,
Добровольческая армия двинулась в свой первый Кубанский поход.
В этот же день в Бресте советская делегация
в составе Сокольникова, Карахана и Чичерина, не возражая ни по одному пункту,
целиком подписалась под продиктованными Центральными державами условиями
Брестского мира. Несмотря, однако, на решение ЦК Коммунистической партии,
отношение коммунистов к Брестскому миру было далеко не единодушным.
Обращение к немцам, принятое большинством
одного голоса, принятие германских условий даже меньшинством голосов (лишь
благодаря воздержавшимся) и в то же время согласие на помощь союзников
опять-таки большинством лишь одного голоса определенно указывали на раскол в
среде коммунистов, созданный отношением к Бресту.
Наскоро созванные для обязательной в
двухнедельный срок ратификации Брестского мира съезд Коммунистической партии и
4-й съезд Советов (6 и 15 марта
Проведенная Лениным (при безотказном
содействии Сталина) под угрозой отставки линия поведения далеко не отражала
настроения всех партийных верхов правящих партий. Дальнейшие события
Подписание Брестского мира в указанный
немцами срок приостановило продвижение германских эшелонов на линии Нарва —
Псков — Полоцк — Могилев — Гомель. Однако впечатление, созданное стремительным
продвижением германцев, поддерживало то состояние паники, в котором большевики
пребывали с начала их наступления. С потушенными огнями с товарных путей
Николаевского вокзала Ленин с ближайшим окружением покинул Петроград, и
столица Российской Федерации (как тогда официально называлась Советская
Россия) была под шумок перенесена в Москву. 4-й съезд Советов 15 марта послушно
санкционировал это «временное» перенесение столицы из Петрограда в Москву.
Почти одновременно с Брестом был подписан и
предварительный мир с Румынией в Буфте (5 марта
В эти же дни Румыния согласилась и на
советские условия. Протокол 5 (9) марта, подписанный с румынской стороны
председателем Совета министров генералом Авереску, а с советской — Раковским,
гласил: «Высшая автономная коллегия, Румчерод, Совет народных комиссаров
Одесской области и Исполнительный комитет Советов объявляют, что считают
военный конфликт между Россией и Румынией улаженным, базируясь на основе
условий, предложенных нами в нашем ответе 24 февраля
Этот документ, устанавливая прекращение
военных действий, теоретически возвращал России Бессарабию (так как «изменения,
внесенные румынским правительством», о которых упоминает протокол, касались
лишь отказа румын немедленно эвакуировать пограничный в Бессарабии г. Бендеры)
и был крупным дипломатическим успехом советской Одессы21.
Однако протокол этот, подписанный румынами под давлением общей обстановки,
созданной Брестом, терял всякий реальный смысл с того дня, когда германская
Ставка согласилась на присоединение Бессарабии к Румынии. Наступление
австро-германцев ставило под вопрос не только судьбы этого протокола, но и
само существование советской Одессы и советского «главковерха» Муравьева. В
дни подписания этого протокола (6 и 7 марта) у Слободки и Бирзулы, на железнодорожной
магистрали Жмеринка — Одесса, в 200 лишь километрах от последней, Муравьеву
приходилось уже не «воевать с Румынией», а лишь отбиваться, отступая перед
австрийцами, наступавшими на Одессу...
За четыре месяца, истекшие со дня
октябрьского переворота по день заключения мира в Бресте (и Буфте), немцы
перебросили с русского фронта во Францию еще 30 пехотных и 3 кавалерийские
дивизии. Взамен 83 пехотных и 8 кавалерийских дивизий 7 ноября
Для оккупации немцы направили 22 пехотные и
3 кавалерийские дивизии в балтийские провинции и Белоруссию и 21 пехотную и 2
кавалерийские дивизии — на Украину. 9 пехотных и 1 кавалерийская дивизии
временно оставались на Румынском фронте (и одна на Балканах).
Для оккупации Украины к немцам
присоединились еще 8 пехотных и 2 кавалерийские дивизии австрийцев. Таким
образом, для оккупации Украины всего было двинуто 29 пехотных и 3
кавалерийские дивизии австро-германцев.
Несмотря на 53 пехотные и 5 кавалерийских
дивизий, оставленных на русско-румынском фронте, германские силы благодаря
Бресту на главном театре войны возросли с 151 до 181 пехотной дивизии.
Освобождение после мира в Буфте германских дивизий Румынского фронта позволило
одновременно с оккупацией продолжать и переброску дивизий на французский
фронт. Намечавшееся на конец марта «решающее» наступление германцев во Франции
получало наконец те силы, которыми немцы не располагали на французском фронте
еще ни разу с начала войны.
Развал нашего фронта в период с осеннего
выступления генерала Корнилова до прихода к власти большевиков позволил немцам
усилить французский фронт лишь на 7 дивизий. Четыре месяца советской власти
дали немцам уже 30 дивизий и позволили продолжать это усиление и дальше...
Выступив 5 марта из ст. Егорлыцкой,
Добровольческая армия, продолжая движение по Ставропольскому тракту, двинулась
на селение Лежанку (Средне-Егорлыкское), где, сбив большевиков 6 марта, круто
свернула на Кубань.
Добровольческая армия той эпохи представляла
собою типичный, если можно так выразиться, применяя Петровское выражение,
«корволант». Не превышая по численности 4 тыс. бойцов при 8 орудиях (почти без
запасов снарядов — не более 75 на орудие), она была разделена на три пехотных
полка (по численности равнявшихся нормальному батальону), один отдельный
батальон и три кавалерийских дивизиона (каждый по численности не превышавший
эскадрона), инженерный батальон и четыре двухорудийных батареи. При ней же шел
и ее обоз, составлявший не менее четверти численности всего
отряда. На этот обоз ложились и артиллерийское и интендантское
снабжение, и санитарная эвакуация отряда. Пополнение продовольствия
и фуража ложилось на местные средства. Огнеприпасы могли быть получены только от большевиков. Эвакуация раненых не выходила за
пределы обоза. Чисто пехотная по составу, чрезвычайно слабо снабженная техникой, обремененная чрезмерным
обозом, организационно
Добровольческая армия менее всего подходила к выполнению тех задач, которые
предстояли этому «корволанту».
На одну треть армия состояла из донцов, на
две трети — из офицеров, юнкеров и добровольцев. Во главе армии
стояли два бывших главнокомандующих Русской армией, помощником командующего армией был
бывший главнокомандующий Юго-Западным фронтом
генерал Деникин. Полками командовали
генералы, батальонами и часто ротами
— полковники.
Внутренне, по силе своего духа, по вере в
своего вождя, по решимости идти на неизвестное, бросая базу, с туманной надеждой впереди лишь
на соединение с какими-то кубанскими
добровольцами, ни численность, ни положение которых никому, собственно, не были известны, Добровольческая армия эпохи 1-го похода является
прямо военно-исторической загадкой.
Любовь к Родине и вера в вождя
двигали эту горсть едва вооруженных людей на беспримерный в военной истории поход. Без надежды на помощь, без тыла, без снарядов, Добровольческая
армия, высоко подняв знамя Единой
Великой России, пошла против
заливавшей Россию красной волны навстречу неизвестному будущему. Вряд ли за всю свою военную историю Россия когда-нибудь дала равную по героизму
добровольцам Корнилова армию. Великие потрясения великой страны родили великую по духу горсть героев.
Северный Кавказ весной 1918 г. был заполнен
стихийно демобилизующимися частями
развалившегося Кавказского фронта. Вливаясь двумя волнами — по Владикавказской
железной дороге и морем из Трапезунда через Новороссийск, они частью шли
потоком через Тихорецкую на Царицын, частью же оседали вдоль железнодорожной
магистрали, образуя сгустки на железнодорожных узлах. Ростовская и
екатеринодарская пробки не давали свободного выхода этим потокам с их стихийным
стремлением, бросив фронт, разъехаться по домам, и вследствие этого они,
разливаясь по степям Северного Кавказа, создавали готовые кадры для советских
формирований.
Наиболее сильной была сохранившая свою
организацию 39-я пехотная дивизия, осевшая в районе узловых станций Тихорецкой
и Кавказской.
Наряду с этими остатками войск Кавказского
фронта иногороднее население Кубани повсеместно сводило свои старые счеты с
казачеством, разоружало казаков, насаждало советскую власть, постепенно,
особенно при поддержке моряков Черноморского флота, формируясь в революционные
отряды, мало-помалу начинавшие принимать облик войсковых частей.
Ни численность, ни состав, ни организация
этих красных частей не поддаются никакому учету. Отсутствие связи их с
центром и стихийный характер их зарождения и развития навсегда скрывают от нас
их историю.
Вступив 8 марта в пределы Кубани (ст.
Плосская, или, иначе, Новокорсунская), Добровольческая армия, благополучно
перейдя 11 марта через Владикавказскую железную дорогу у ст. Новолеушковской,
двинулась прямо на Екатеринодар. Пройдя за неделю 150 км, 15 марта генерал
Корнилов подошел к району ст. Выселки (в четырех переходах от Екатеринодара).
Казалось, еще одно усилие — и Добровольческая армия наконец соединится с кубанскими
добровольцами.
Однако уже в Выселки дошли слухи об уходе
кубанских добровольцев из Екатеринодара в горы. Идея похода — ударить в тыл
атакующим Екатеринодар красным и захватить снаряды в екатеринодарских складах —
отпала. Тем не менее до проверки этих слухов все же было решено продолжить
движение к столице Кубани.
После довольно горячего боя большевики были
выбиты из ст. Журавской и ст. Выселки, и армия 17 марта подошла к ст.
Кореновской.
Переживая аналогичную с Доном борьбу со
своими иногородними, кубанское казачество проделало ту же эволюцию, но лишь с
некоторым запозданием. С 24 октября во главе Кубани стоял выборный атаман
полковник А. П. Филимонов (военный юрист по образованию). 7 февраля было
проведено «паритетное правительство» (из казаков, иногородних и горцев в
пропорции 5:5:1). Однако точно так же как и на Дону, несмотря даже на гораздо
более агрессивные действия иногородних, кубанское казачество не поднималось.
Когда же Новороссийский ревком в ультимативной форме потребовал 30 января
пропуска советских эшелонов с оружием, установления в Екатеринодаре советской
власти и разоружения войск кубанского правительства, атаман Филимонов вынужден
был вручить судьбы Кубани в руки вождя кубанских добровольцев военного
летчика капитана Покровского.
Вечером 31 января Филимонов, призвав к себе
Покровского, сказал: «Делайте все что возможно, требуйте от меня, что в силах и
власти моей, но спасите положение. Вся надежда только на вас»22.
Покровский с отрядом в две пешие сотни при
пулеметной команде и двух орудиях последовательно разгромил новороссийских
большевиков под Энемом и ст. Георгие-Афипской (4-8 февраля) и отогнал их к ст.
Тоннельной, т. е. более чем на 100 км от Екатеринодара. Произведенный из
атаманов в полковники Покровский перебросил свои отряды к северу от
Екатеринодара на Тихорецкую и Кавказскую железные дороги. Отбивая большевиков у
ст. Выселки и Усть-Лабинской, Покровский со своими добровольцами продержался
там до начала марта. Неудача у Выселок и общий упадок духа в Екатеринодаре
привели, однако, кубанского атамана к решению 13 марта оставить столицу Кубани
и уйти за Кубань в черкесские аулы, а оттуда двигать вдоль Кавказского хребта
через Майкоп в Баталпашинск. Вместе с отрядом ушел из Екатеринодара и
командированный туда еще из Ростова Добровольческой армией ее представитель
генерал Эрдели.
Отряд Покровского, усилившийся юнкерами,
черкесами и отдельными казаками, достиг к этому времени численности до трех
тысяч бойцов с артиллерией и был переформирован в пехотный и черкесский конный
полки и несколько отдельных конных сотен23.
19 марта, когда до Добровольческой армии уже
дошли слухи об оставлении кубанцами Екатеринодара, кубанские добровольцы
во главе с назначенным командующим войсками Кубанской области
полковником Покровским повернули на север на соединение с
Добровольческой армией, узнав от черкесов о взятии добровольцами
ст. Выселки. Пробиться на север кубанцы, однако, не смогли и 22-го
ушли опять на восток, в черкесские аулы для продолжения движения на
Баталпашинск.
Генерал Корнилов после тяжелого фронтального боя с красными, благодаря уходу кубанцев из
Екатеринодара получившими свободу действий против добровольцев, у ст. Кореновской 17 марта решил бросить
Екатеринодар и уйти в черкесские аулы
за Лабу и Кубань. Чрезвычайно характерно,
что это решение генерала Корнилова, принятое им вопреки своему окружению,
отражает те же идеи, которые
руководили им в его решении еще в Ольгинской. В ответ на настояния своего помощника генерала Деникина и начальника
штаба генерала Романовского о продолжении движения на Екатеринодар
генерал Корнилов им ответил: «Если бы
Екатеринодар держался, тогда не было бы двух решений. Но теперь
рисковать нельзя. Мы пойдем за Кубань и там
в спокойной обстановке, в горных станицах и черкесских аулах отдохнем,
устроимся и выждем более благоприятных
обстоятельств»24. Идея генерала Корнилова о «выводе армии» оставалась у него непоколебимой. Увы, черкесские аулы были много хуже
донских зимовников. Разоренные
дотла и наполовину вырезанные большевиками
черкесы (собственно адыгейцы, населяющие южный берег Кубани до Лабы и западный берег
этой реки) разбежались из своих аулов и дать пристанища Добровольческой армии не могли25.
В день поворота Добровольческой армии от ст.
Кореновской
(17 марта) в черкесские аулы начал свое движение
из Румынии на Дон сформированный главным образом из офицеров-добровольцев частей Румынского фронта отряд полковника Дроздовского. Несмотря на
противодействие румын и
отрицательное отношение командования, полковник Дроздовский не
разоружил свой отряд и, заставив румын подать эшелоны, 17 марта сосредоточил свой отряд на левом (не оккупированном
румынами) берегу Днестра у м.
Дубоссары26. Но от Дубоссар до Дона было еще
За три дня до сосредоточения отряда
полковника Дроздовского в Дубоссарах, 14 марта, австрийцы
вступили в Одессу, перерезав дальнейший путь движения отряда на
Дон, куда его решил вести полковник Дроздовский.
Продвижение австро-германцев на Украине не
встречало мало-мальски серьезного сопротивления красных. Советская армия Муравьева
в Одесском районе обходилась наступавшими на Екатеринослав австрийцами и на Полтаву германцами. Перебрасываемые Антоновым-Овсеенко с Дона армии Саблина и Сиверса
запаздывали. Наиболее серьезное сопротивление, что подтверждают и Людендорф,
и Гофман, оказали под Бахмачем (7-10 марта)
лишь чехословаки, отходившие перед немцами на Курск вместе с советскими отрядами Шарова и Примакова.
Один советский источник, ссылаясь на
статью начальника штаба XII австрийского корпуса
полковника Драгони27, утверждает, что «уже 6 марта у
Слободки XII
корпус встречает первое серьезное сопротивление красных войск. Передовой
эшелон корпуса, довольно беспечно двигавшийся по железной дороге,
подвергается внезапному огневому нападению красных, в
результате чего под Слободкой развертывается довольно
серьезный бой. Потери немцев и австрийцев в этом бою — 7 офицеров и 430
солдат убитыми. Бои 7 марта, развернувшиеся в районе ст. Бирзула, снова
потребовали от оккупантов серьезных жертв — 90 убитых и 600 раненых»28.
Но подобное свидетельство является единичным и
не подтверждается ни Людендорфом, ни Гофманом.
В общем, австро-германцы почти безостановочно продвигались на восток, гоня перед собою остатки
действовавших на Украине так
называемых украинских советских армий.
Связанные условиями Брестского мира,
большевики предоставили оставшиеся на Украине остатки советских армий
собственной участи. Один советский автор (кстати, бывший
полковник Генерального штаба) подтверждает это, указывая, что в апреле 1918г.
«Северокавказская армия Сорокина была
переброшена на ст. Тихорецкую с назначением разоружать (курсив
наш. —А 3.) бегущие от немцев из-под
Ростова эшелоны украинских советских войск»29. Но еще более оригинально то, что редактировавшее эту
книгу Управление по исследованию
опыта войны Штаба РККА снабдило эту
фразу автора таким примечанием: «Такое «разоружение»
происходило и на других участках границы
с Украиной. Дело в том, что по договору с германским правительством ( ! ) немецкие войска могли
переходить демаркационную
линию с Украиной лишь в том
случае, если это вызывалось
преследованием с их стороны наших войск, причем если мы отступившие части «расформировывали», преследование, а
следовательно, и вторжение на нашу территорию
немецких войск приостанавливалась».30
Все
эти советские армии безудержно катились на восток в направлении на Донецкий бассейн и Ростов.
Австро-германская оккупационная волна, сметая
на своем пути большевиков, разливалась по Украине. Москва
лишь пугливо выжидала ее остановки.
Одновременно с австро-германцами в конце
февраля в Малой Азии начали наступление, оттесняя из пределов Турции
остатки Кавказского фронта, и турки.
Генерал Корнилов, повернув армию на юг и
пройдя за сутки 50 км, 19 марта с боем переправился через Кубань у ст. Усть-Лабинской.
Скоро, однако, выяснилось, что в черкесских
аулах на отдых армия рассчитывать не может. Кроме того, стала определенно намечаться группировка советских
войск у Майкопа. «Решено было, — пишет генерал
Деникин, — поддержать большевиков в этом убеждении (т. е. движении на Майкоп), двигаясь на юг, затем, перейдя р. Белую, круто повернуть на запад. Это
движение... давало возможность
соединения с Кубанским добровольческим
отрядом»31.
Пробиваясь с боем по Закубанью,
Добровольческая армия шла навстречу Покровскому. Однако ни Покровский,
ни Добровольческая армия не знали ничего определенного друг о друге.
Кубанские добровольцы метались в большевистском кольце и 24
марта, после неудачной попытки пробиться на восток, опять
повернули на юго-запад и вели бой с новороссийскими большевиками
фронтом на
юго-запад у ст. Калужской-Пензенской. Добровольческая армия в этот день, двигаясь прямо на запад, дошла до аула Понежукай. Совершенно неожиданно в самый
разгар тяжелого боя добровольцев
Покровского с тыла показался
разъезд. «Вот от разъезда отделился головной всадник, — пишет один из кубанских добровольцев32, — и наметом стал
приближаться к хвосту обозов. «Мы — донцы, связь от генерала Корнилова», — крикнул он на скаку. Подъехав, он назвал себя. Это был Генерального
штаба полковник Барцевич. Вкратце он
объяснил, что Донская армия находится
в Шенджийском ауле и что, идя на выстрелы,
он нашел нас»33. Наконец-то Добровольческая армия нашла добровольцев Покровского. За три недели
похода, расчищая себе дорогу в районе, полном советских войск, Добровольческая армия, пересекши четыре
железных дороги и переправившись
через Кубань, наконец добилась
одной из поставленных себе целей — соединиться с кубанскими добровольцами.
Связывавшие ее по рукам и ногам обоз и особенно раненые заставляли ее вести бои
почти всегда в условиях тактического
окружения. Эксплуатация успеха из-за
обоза была невозможна. Разлившееся по Кубани советское море не позволяло
ей остановиться на отдых. Она шла, прокладывая себе путь вооруженной рукой и отбиваясь от наседавших на нее с тыла
большевиков. Особенно тяжело было положение раненых. «Их приходилось
возить с собой по ужасным дорогам при самых тяжелых
условиях, почти без организованной помощи. Оставлять раненых было нельзя, это значило обрекать их на мучительную гибель... Как страдали наши раненые
и больные, какие мучения им
приходилось переносить в этих тряских повозках, без ухода, без хороших
перевязок, без серьезной медицинской помощи...»34
Своеобразная обстановка, в которой протекали действия
Добровольческой армии в 1-м Кубанском походе, рождали
и новую тактику. Слабо организованный противник, необходимость быстрого достижения успеха, чтобы открыть себе дорогу, возвращали Добровольческую
армию к эпохе ударной тактики.
Наступление в лоб густыми цепями,
почти без артиллерийской поддержки, становилось правилом. Противник не
выдерживал фронтального удара добровольцев.
Открытые фланги и тыл возрождали самый
широкий маневр из-за слабости огня и на самом поле сражения. Командующий армией с конным конвоем появлялся в цепях. Техническая связь, авиация,
химия, сложные боевые порядки пехоты
были неизвестны добровольцам Корнилова. И в условиях движения Добровольческой армии к Екатеринодару в марте 1918г. это
отвечало сложившейся на Кубани обстановке.
27 марта в ауле Шенджий состоялось свидание
генерала Корнилова с произведенным накануне Кубанской радой в генералы
Покровским. После некоторых трений из-за
желания кубанцев сохранить автономию своей армии 30 марта был подписан протокол соединения. В окончательной редакции протокол, подписанный
представителями Добровольческой
армии и кубанцев, гласил: «1.Ввиду прибытия
Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач,
которые поставлены Кубанскому
правительственному отряду, для
объединения всех сил и средств признается необходимым переход
Кубанского правительственного отряда в
полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право
реорганизовать отряд, как это будет
признано необходимым.
2. Законодательная рада, войсковое правительство
и войсковой атаман продолжают свою
деятельность, всемерно содействуя
военным мероприятиям командующего
армией.
3. Командующий войсками
Кубанского края (Покровский) с его начальником штаба отзываются в
составправительства для дальнейшего формирования Кубанской
армии»35.
Через несколько дней, по овладении добровольцами генерала Маркова в особо тяжелых условиях
(проливной дождь со снегом, так
называемый «ледяной поход») ст. Новодмитриевской
(30 марта), состоялось и фактическое соединение в этой станице Добровольческой армии и кубанцев.
Используя постановления протокола, генерал
Корнилов провел «амальгаму», т. е. перемешал добровольческие части
с кубанцами. Переформированная армия, возросшая по численности
примерно вдвое (до 6 тыс.), была сведена в две пехотные и одну
конную бригады. В состав каждой бригады, во главе которых были
поставлены только добровольческие генералы (Марков, Богаевский и Эрдели), вошли и
добровольцы, и кубанцы. Нижеприводимая таблица
№ 5 показывает состав Добровольческой армии до и после присоединения к ней кубанцев.
Таблица № 5
СОСТАВ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ
АРМИИ ДО И ПОСЛЕ СЛИЯНИЯ С КУБАНСКИМИ ДОБРОВОЛЬЦАМИ
|
Пехотных |
Отдельных |
Кавалерийских |
|
полков |
пехотных |
полков |
|
|
батальонов |
|
Добровольческая армия при выступлении в поход |
3 |
1 |
— |
|
|
|
|
Добровольческая армия с 1/4/ 1918г. |
4 |
1 |
3 |
|
Кавалер. |
Батарей |
Инженерных |
|
дивизио- |
|
рот |
|
нов |
|
|
Добровольческая армия при выступлении в поход |
3 |
4 |
1 бат-н |
Добровольческая армия с l/4/1918r. |
— |
6 |
2 |
Соединение с кубанцами и амальгама дали наконец Добровольческой армии так не хватавшую ей
конницу.
Однако условия и амальгамы, и особенно протокола не могли не оказать самого существенного влияния
на дальнейшие судьбы Добровольческой
армии. Ценой потери автономии своей
армии Кубань протоколом 30 марта
Получая согласие кубанцев на поглощение
отряда Покровского Добровольческой армией, ее командование протоколом
признавало и общность задач Кубани и добровольцев. Не слишком ли
дорогой ценой было куплено право амальгамы? Не была ли амальгама той
чечевичной похлебкой, за которую Добровольческая армия променяла право
своего общероссийского первородства на первенствующую роль на Кубани? Принимая в свой
состав кубанского атамана с радой и кубанскими
добровольцами и делая кубанские
задачи своими, не спускалась ли Добровольческая
армия от общероссийских интересов к интересам провинциальным, кубанским? Переплетая свое будущее с интересами Кубанского края, Добровольческая
армия теряла ту свободу действий, которую она приобрела уходом с Дона.
Стоя в Новодмитриевской, в переходе от кубанской столицы, интересы Добровольческой армии могли
совпадать с интересами кубанцев. Но
ведь обстановка могла измениться, и
кубанский придаток (и не столько, конечно, войска, сколько кубанское
правительство) мог оказаться очень тяжелой
гирей на ногах Добровольческой армии. Автономия Кубанской армии (при условии,
конечно, ее подчинения генералу Корнилову, на что сразу же соглашался и Покровский) поэтому была, пожалуй,
выгоднее Добровольческой армии, чем амальгама. При этом условии протокол не связывал бы Добровольческую армию
с Кубанью так, как он ее связал после принятия кубанцами требования
слияния с Добровольческой армией. Подчинение
командованию Добровольческой армии было одно, а слияние кубанских войск с
Добровольческой армией — совершенно
другое. И очень большой вопрос, что было выгоднее Добровольческой армии не с точки зрения интересов минуты, а с
точки зрения ее будущего.
Протокол навязывал Добровольческой армии
многоголовое кубанское правительство и невольно подчеркивал единственно возможное
в этих условиях операционное направление —
Екатеринодар. Было ли это направление, однако, наиболее
отвечавшим истинным интересам Добровольческой
армии, остается и до сих пор под очень большим
вопросом.
После протокола столица Кубани становилась ближайшей
единственной целью Добровольческой армии. Была ли, однако, Добровольческая армия по своим
средствам и силам способной к штурму
большого города, в который, естественно,
по трем подводившим к нему с севера железным
дорогам стекались со всех сторон красные? Обстоятельства показали, что,
несмотря на весь ее героизм, эта задача
была ей не по силам.
План штурма Екатеринодара, принятый генералом
Корниловым, заключался во внезапном нападении на город
с запада путем неожиданной переправы через Кубань на паромах у ст.
Елисаветинской, минуя постоянные мостовые переправы южнее
самого города и непосредственно к востоку от него у ст. Пашковской.
Расчистив южный берег Кубани в первых числах
апреля, Добровольческая армия с 8 по 10 апреля переправилась
на елисаветинском пароме через Кубань и 9-го повела
наступление вдоль по северному берегу Кубани на Екатеринодар.
10 апреля начался штурм Екатеринодара.
Ничтожное количество артиллерии у Добровольческой армии, каменные
постройки города и сосредоточенные большевиками превосходящие силы36, конечно, чрезвычайно затрудняли штурм Екатеринодара. За первый
день штурма удалось овладеть лишь предместьями города. 11 апреля были захвачены черноморский вокзал и артиллерийские казармы, а генерал Казанович с партизанским полком даже
ворвался вечером в Екатеринодар и
дошел до Сенной площади (в центре
города), но, не поддержанный соседями, был вынужден 12-го утром пробиться из города назад.
11 апреля при атаке
корниловцев был убит их первый командир полковник Нежинцев. В командование
Корниловским полком вступил полковник Кутепоз37.
12 апреля генерал Корнилов
собрал военный совет. Добровольческая армия при штурмах 10-го и
11-го понесла тяжелые потери. Число раненых в лазаретах превышало
1,5 тыс. (т. е. четверть состава всей армии). Ощущался острый
недостаток снарядов и патронов. Генерал Корнилов однако решает: «Положение
действительно тяжелое, и я не вижу другого выхода, как взять Екатеринодар. Поэтому
я решил завтра на рассвете атаковать на всем фронте.
Как ваше мнение, господа? — Все генералы, кроме Алексеева,
ответили отрицательно»38. После выступления генерала
Алексеева было решено отложить штурм на один день и произвести его 14-го/
Утром 13-го генерал
Корнилов был убит разорвавшейся в его штабе, на «ферме», гранатой.
Случайная советская граната лишила русскую контрреволюцию
ее общепризнанного вождя. 13 апреля слепой случай поставил под вопрос
дальнейшие судьбы начатой Корниловым вооруженной борьбы. Теряя
Корнилова, русская контрреволюция теряла будущего российского диктатора. С арены
борьбы 13 апреля сошла самая крупная и яркая
фигура не признавшей большевиков России.
Смерть генерала Корнилова решила участь штурма. Впечатление, произведенное ею на армию, было так
велико, что продолжение штурма становилось
бессмысленным. Генерал Деникин так
описывает настроение армии: «Впечатление
потрясающее. Люди плакали навзрыд, говорили между собою шепотом, как будто между ними незримо присутствовал
властитель их дум. В нем, как в фокусе, сосредоточилось ведь все: идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение. И когда его не стало, в сердце
храбрых начали закрадываться страх
и мучительное сомнение. Ползли
слухи, один другого тревожнее, о новых большевистских силах, окружающих армию со всех сторон, о неизбежности плена и гибели. Конец всему»39.
Дни штурма Добровольческой армией Екатеринодара совпали с зенитом германских успехов во Франции.
21 марта немцы прорвали английский
фронт в Пикардии и едва не
разъединили армии англичан и французов. 9 апреля они нанесли второй удар, на
самом опасном для англичан направлении — во Фландрии. Англо-французский фронт заколебался под ударами германских прорывов.
Несмотря на непрекращавшуюся
переброску германских дивизий из
России во Францию, немцы, продолжая свое наступление на Украине, 10
апреля заняли Харьков. Австрийцы вышли на
Нижний Днепр. Отряд полковника Дроздовского,
опережая и по временам сталкиваясь с австро-германцами,
переправился совместно с ними через Днепр
у Каховки (10 апреля)40. Сопротивление украинских советских
армий и переброшенной с Дона армии Сиверса не останавливало стремительного
продвижения австро-германцев.
Первоначально немцы не собирались продвигаться
дальше Харькова, но зависимость железных дорог Украины от донецкого угля заставила их оккупировать и этот последний.
К 20 апреля украинские советские армии были
отброшены к Донецкому бассейну, и здесь, главным образом из шахтеров, Ворошилов стал
формировать Донецкую армию. Эта последняя
попыталась было выдвинуться к Харькову,
но была разбита немцами под Змиевом и Изюмом, и 24 апреля немцы заняли центр
Донецкого бассейна — г. Бахмут (в
двух переходах от западной границы земли
Донского Войска).
Утверждение советской власти на Дону в
последних числах
февраля было непрочным. Тяжесть советской оккупации и слухи о движении
австро-германцев к границам Дона заставили зашевелиться донское казачество.
Расстрелы офицеров, аресты, обыски и
советские декреты, требовавшие от казаков коренного изменения всего уклада
казачьей жизни и реорганизации в станицах и хуторах казачьей власти, служили
лучшей противобольшевистской пропагандой на Дону. Иногородние наделялись не
только равными правами в станичном самоуправлении, но и делались равноправными хозяевами
всего станичного достояния, не исключая и
казачьих земель. Станичные и хуторские атаманы с их привилегиями заменялись Советами, а окружные атаманы — окружными
Советами. Донское Войско было
переименовано в Донскую Советскую Республику во главе с областным
военно-революционным комитетом. В первой половине марта советским декретом было предписано станицам выдать скрывавшихся в станицах офицеров и сдать
оставшееся у казаков оружие.
Станицы, однако, ни своих офицеров, ни оружия
не выдали. Это было первое предостережение советской власти.
Со второй половины марта одновременно в разных
районах на Дону уже происходят вспышки отдельных станиц
против советского гнета41.
Однако решающим для перелома настроения
казачьих масс было постановление областного съезда Советов в Ростове
(28 марта) о национализации казачьих земель.
Национализация земли и приближение немцев и послужили поводами для восстания Дона.
Началом восстания принято считать выступление
ст. Суворовской 31 марта
Наиболее активным оказалось движение черкасских станиц. 10 апреля ближайшая к Новочеркасску Кривянская станица разоружила и избила карательный отряд матросов, a 11апреля
с нарочным разослала в соседние станицы эстафету: «9 апреля
вечером Красная гвардия вошла в г. Новочеркасск. Режет и убивает
мирных жителей. Станица Кривянская восстала. Начальником отряда
избран Фетисов, помощником Говоров. Мобилизуются двадцать годов».
11-го в ст. Богаевской (в
Итак, в день смерти генерала Корнилова при
штурме кубанской столицы донцы штурмовали свою. 14 апреля
Новочеркасск был занят Фетисовым, но через четыре дня восставшие донцы были из него
выбиты и отошли к ст. Заплавской (в
С 22 апреля заплавские повстанцы вступили в
связь с походным атаманом генералом Поповым, и 24 апреля донским
правительством ему была передана вся полнота военной власти44. Генерал
Попов организовал восстание, разделив
повстанцев на три группы:
Южную
(Заплавскую) — полковника Денисова;
Северную (из бывших «степняков», ушедших с
походным атаманом), в Раздорской, т. е. в 1-м Донском округе,
— войскового старшины Семилетова;
Задонскую (задонские станицы) —
генерал-майора Семенова (П. Т.).
Таким образом, к 25 апреля все придонские
станицы от железной дороги Царицын — Лихая до Новочеркасска и
задонские станицы Черкасского округа образовали единый
противосоветский организованный фронт с главным центром сопротивления
в непосредственной близости от Новочеркасска — в ст. Заплавской.
Надежды генерала Попова на выздоровление Дона, высказанные им на
совещании в Ольгинской, начинали сбываться.
Дон восстал.
Наряду с оккупацией Украины и Донецкого
бассейна немцы решили расширить ее и на своих крайних флангах. Это последнее расширение
оккупации диктовалось уже соображениями
чисто военными и выразилось в направлении
германских войск в красную Финляндию и Крым.
Вопрос об оккупации Финляндии занимал германскую
Ставку с самых первых дней после заключения Брестского мира.
Действительно, наличие в Финляндии с января советской финской
власти вызывало со стороны белой Финляндии мольбы о помощи. В рядах
германской армии еще с
Расчет генерала Маннергейма блестяще
оправдался, и
созданный им впоследствии «шюцкор» в течение всей нашей Гражданской войны держал «под шахом» большевиков, ни разу не рискнувших посягнуть на
Финляндию.
Немцы выслали в Финляндию сводную дивизию генерала
графа фон дер Гольца (3 спешенных кавалерийских полка, 3 егерских
батальона и несколько батарей), которая, высадившись в Ганге
(3 апреля), совместно с другим германским отрядом (полковника фон
Бранденштейна), высадившимся в Ловизе и Котке, повела наступление с
юга на север, в то время как генерал Маннергейм с Белой гвардией
(частично также вооруженной немцами) и присланным ему германским финским
егерским батальоном атаковал красных с севера на юг. Овладев 13 апреля столицей
Финляндии Гельсингфорсом, что заставило советский Балтийский флот
спешно уйти в Кронштадт, генерал Маннергейм и немцы разгромили красные финские войска под
Тавастгусом, а отряд Бранденштейна отрезал путь
отступления бежавшим на восток у Лахты. 29 апреля Белой гвардией был
занят Выборг, и Финляндия была очищена от
большевиков.
Оккупация Крыма была решена немцами для
обеспечения свободы навигации по Черному морю. Действительно,
Черноморский флот представлял собой в это время никому не подчинявшуюся и не признававшую
Бреста, хотя и ярко советски настроенную организацию. Пребывание его в Севастополе могло грозить немцам
сюрпризами. Это и привело к оккупации
Крыма немцами, законченной к концу
апреля. Часть флота ушла в Новороссийск, и, чтобы не достаться немцам, потребовавшим возвращения эскадры
в Севастополь, были затоплены дредноут и 10
новых истребителей.
Смерть генерала Корнилова подорвала веру в
возможность захвата Екатеринодара. Заместителем генерала Корнилова
генерал Алексеев назначил генерала Деникина46. Вступив в
командование, генерал Деникин принял решение вывести Добровольческую
армию из-под Екатеринодара. Первой задачей нового командующего
Добровольческой
армией было вывести армию из-под ударов большевиков. Поэтому, избирая лишь
направление наименьшего сопротивления,
генерал Деникин первоначально двинулся в северо-западном направлении на ст.
Старовеличковскую. Однако занятие большевиками этой станицы заставило Добровольческую армию остановиться 15 апреля в колонии Гначбау. Большевики, однако,
наседали, и задерживаться в Гначбау было невозможно.
Поэтому в колонии Гначбау генерал Деникин
решил прежде всего вывести армию из района сходящихся к Екатеринодару
веером железных дорог. «План предстоящего похода, — пишет генерал
Деникин, — заключался в том, чтобы, двигаясь на восток, вырваться из густой сети железных дорог и более организованного района борьбы
Кубанско-Черноморской советской
республики, сосредоточиться на перепутье трех «республик» и трех
военных командований — Дона, Кубани и
Ставрополя и оттуда в зависимости от обстановки начать новую операцию»47.
Куда же направлялась
Добровольческая армия?
Перепутье трех «республик» лежало у села Лежанки, где
сходились границы Дона, Кубани и Ставропольской губернии, в четырех переходах
юго-западнее ст. Великокняжеской. То есть через семь недель похода
Добровольческая армия возвращалась к первоначальному решению генерала
Корнилова, принятому им на совещании в Ольгинской!
В Гначбау был сокращен до минимума обоз и
оставлено только четыре орудия. Настроение армии после смерти Корнилова и отхода от Екатеринодара в связи с окружением ее большевиками, преграждавшими армии
дорогу и наседавшими на нее с тыла, сильно упало. В Гначбау Добровольческая армия под влиянием Екатеринодара
переживала тяжелый моральный кризис. Один из рядовых участников очень верно изображает это настроение:
«Утро 15 апреля было нерадостное. Слухи о том, что армия перестанет существовать, все усиливались. Говорили об
уходе в горы наших черкесов, к счастью, не оправдавшемся, о
необходимости распыления. Единственный якорь спасения, армия, казалось, уже не
мог быть верной надеждой. Все ее жертвы
были излишни. В лучшем случае нам предстояло
бегство и бездомное скитание в большевистском море...»48.
Впервые за все время похода при отходе от
Екатеринодара было оставлено 65 раненых.
В ночь на 16 апреля Добровольческая армия двинулась на переезд железной дороги у ст.
Медведовской.
Бой у ст. Медведовской является одной из
самых ярких страниц истории 1-го похода Добровольческой армии. Потерявшая
вождя, упавшая духом, бросившая половину своей артиллерии, окруженная
подавляющими силами большевиков, армия, казалось, была на краю гибели. И в эту минуту ей приходилось форсировать с боем
железную дорогу, по которой ходили
красные бронепоезда.
При подходе ночью к полотну железной дороги
генерал Марков с конными разведчиками выехал вперед и из
железнодорожной будки от лица арестованного сторожа по
телефону успокоил встревоженных шумом приближения колонны большевиков
на соседней станции (Медведовской, в одном километре от будки). Батальон,
направленный
для захвата станции, однако, спугнул большевиков,
и со станции двинулся к переезду красный бронепоезд.
«Медленно, с закрытыми огнями, — описывает
этот бой генерал Деникин, — бронепоезд надвигается на нас... Поезд
уже в нескольких шагах от переезда. У будки все: генерал
Алексеев, командующий армией со штабом и генерал Марков... Марков с нагайкой в
руке бросился к паровозу.
— Поезд, стой. Раздавишь, с…..с…. Разве не видишь, что свои?..
Поезд
остановился.
Пока ошалевший машинист пришел в себя, Марков выхватил у кого-то из стрелков ручную гранату и
бросил ее в машину. Мгновенно из всех вагонов открыли по нам сильнейший огонь из ружей и пулеметов. Только с
открытых орудийных площадок не успели дать ни одного выстрела.
Между тем Миончинский (командир батареи)
придвинул к углу будки орудие и под градом пуль почти в упор навел
его на поезд.
— Отходи
в сторону от поезда, ложись! — раздался громкий голос Маркова.
Грянул выстрел, граната ударила в паровоз, и
он с треском повалился передней частью на полотно. Другая, третья
— по блиндированным вагонам... И тогда со всех сторон
бросились к поезду «марковцы». С ними и их генерал. Стреляли
в стены вагонов, взбирались на крышу, рубили топорами отверстия и
сквозь них бросали бомбы... Скоро все кончилось. Слышался еще только треск
горящих патронов...
Взято было 400 артиллерийских и около 10 тыс. ружейных
патронов. По добровольческим масштабам на несколько боев мы обеспечены»49.
Армия, перейдя железную дорогу, перешла в
ст. Дядьковскую.
Дух Добровольческой армии не сломила ни смерть
вождя, ни неудача под Екатеринодаром.
В ст. Дядьковской утром 17 апреля был созван
военный совет, на котором, по словам кубанского атамана Филимонова, обсуждался
вопрос о дальнейшем направлении движения
Добровольческой армии. «Выяснилось,
— пишет Филимонов, — два течения: одно — за движение в Донские степи, а другое — в горы, в Баталпашинский отдел Кубанской области и далее в Терскую область»50.
Мнение полковника Филимонова о движении на ст.
Прочноокопскую, расположенную по очень высокому берегу Кубани,
командующему Армавиром — центральным местом интендантских и
артиллерийских складов большевиков, было принято всем советом.
Дальнейший ход событий рисовался кубанскому атаману так:
«Засев в этом неприступном гнезде, мы могли угрожать всей большевистской
коммуникации, а в случае удачи могли очистить от большевиков и весь
район Лабинского отдела, создав из него опорную базу для
дальнейших операций».
Это, конечно, лишний раз лишь подтверждает,
что присутствие при Добровольческой армии кубанского правительства
все время тянуло ее в сторону от главного театра на Дону и Волге для решения чисто местных,
кубанских задач.
От Дядьковской генерал Деникин, посадив
армию на подводы,
форсированными переходами двинулся прямо на
восток и 21 апреля привел ее в ст. Ильинскую51. Отдохнув в этой станице три дня, Добровольческая армия
25 апреля перешла в ст. Успенскую.
Еще в Ильинской до Добровольческой армии дошли вести о событиях на
Дону и о взятии Новочеркасска (захват его
Фетисовым с 14 по 18 апреля). Поэтому в Задонье, на ст. Егорлыкскую, был выслан конный разъезд Генерального
штаба полковника Барцевича. Вернувшись в Успенскую,
Барцевич привез известие о восстании Дона. Конечно, сведения эти были несколько преувеличены, так как оформление восстания, в сущности, состоялось
лишь в день прибытия Добровольческой
армии в Успенскую
(25 апреля). Слухи, однако,
верно отражали донские настроения и улавливали
общий подъем Дона.
Поэтому генерал Деникин принял решение вести
Добровольческую
армию на Дон, и 29 апреля Добровольческая
армия выступила из Успенской на север — в Задонье.
В ст. Плоской 30 апреля прибывший в нее
донской разъезд сообщил, что на восставшие задонские станицы наступают большевики и
генерал Деникин выслал конницу на ст. Егорлыкскую, а бригаду генерала Богаевского — на Гуляй-Борисовку в направлении наступавших
на задонские станицы большевиков.
4 мая, в пасхальную ночь, Добровольческая
армия вернулась в донские станицы Егорлыцкую и Мечетинскую.
К началу мая немцы, продолжая свое
наступление, уже подошли к границам Дона. Под давлением немцев украинские советские отряды стремились выбраться на
железнодорожную магистраль Воронеж — Ростов с целью пробиться на север или на юг. На пути они, однако,
встретили восставших казаков. Почти
одновременно восстание вспыхнуло и в
Верхне-Донском и Донецком округах.
В первом из них Мигулинская станица, узнав о
движении спасавшегося от немцев советского отряда от ст. Шептуховка
(на железной дороге Воронеж — Ростов) с целью пробиться на север в
Воронежскую губернию, мобилизовала всех казаков от 20 до 50 лет и 1
мая наголову разбила этот отряд52. В Донецком округе первой
восстала ст. Гундоровская. Мобилизовав всех казаков до 70-летнего возраста включительно, гундоровцы 28 и 29 апреля
разбили сформировавшийся в ст. Каменской отряд Щаденко. Но на Каменскую в это время отступала из Донецкого
бассейна армия Ворошилова. Учитывая
всю тяжесть борьбы и неравенство
сил, гундоровцы отправили в соседний г. Луганск просить помощи у украинцев, по слухам, занявших город, но
натолкнулись на немцев и обратились к ним за помощью.
2 мая подошел немецкий отряд, и совместно с немцами гундоровцы отразили
нападение большевиков. Армия Ворошилова,
преследуемая немцами, стремилась пробиться через Лихую на Царицын, но в
районе ст. Лихой попала в район, «сплошь охваченный казачьим восстанием»53. Восставшим донцам
придонских станиц при этом удалось взорвать на пути отступления
Ворошилова мост через р. Донец (у Белой
Калитвы). Через двое суток красные его, однако, восстановили, и их эшелоны
двинулись на Чирскую (переправа
через Дон), у Царицына.
4 мая последние советские отряды были
изгнаны немцами с территории Украины, и волна германской оккупации
приостановилась на линии Новозыбков — Новгород-Северский — хутор
Михайловский — Белгород — Валуйки — Миллерово. Украинское
правительство Центральной рады, призвавшее немцев, однако, 29
апреля было заменено немецким главным командованием в Киеве
правительством гетмана Скоропадского. Истинную причину этой
замены немцы не скрывают. Генерал Людендорф совершенно определенно пишет: «Как
и следовало ожидать, молодое украинское правительство оказалось
неспособным дать успокоение стране и поставить нам хлеб. И
это правительство исчезло с поверхности. Власть принял гетман Скоропадский... С
гетманом Скоропадским власть в Киеве перешла к правительству, с которым можно
было работать. Он стремился обеспечить
порядок в стране и широко идти нам
навстречу»54.
Новая власть на Украине, конечно, более
отвечала создавшемуся там режиму военной оккупации, чем не изжившее
еще революционной демагогии социалистическое правительство Центральной
рады. Правительство генерала Скоропадского на Украине было гораздо
резче выраженной контрреволюционной властью, чем Центральная рада,
и это не могло не отразиться на общем ходе борьбы с большевизмом.
Почти одновременно с окончанием оккупации Украины
был заключен и Бухарестский мир с Румынией (7 мая), обеспечивавший
Румынии до окончания войны суверенитет над Молдавией и оккупацию ее
войсками Бессарабии.
Захват немцами Воронеж-Ростовской
железнодорожной магистрали (у ст. Миллерово и Чертково) сгонял к югу
не успевшие пробиться на север бежавшие с Украины остатки
советских отрядов. Одновременно с этим к Ростову подходил и отряд
полковника Дроздовского.
Восстание придонских станиц в такой
обстановке, конечно, сильно тревожило задержавшихся еще в
Ростовском узле
большевиков. 1 мая значительные силы красных из Новочеркасска повели наступление на Заплавскую группу восставших донцов, руководимых Генерального
штаба полковником Денисовым, наголову разбили большевиков, захватив 8 запряженных орудий, 5 тыс. снарядов и 200 тыс. патронов. Под влиянием этой удачи походный атаман
генерал Попов решил перейти в решительное наступление, нанося главный удар на Александров-Грушевск
(камен-но-угольные шахты, центр местных советских формирований), лишь прикрываясь со стороны Новочеркасска. Однако по своему удельному весу Южная (Заплавская)
группа Денисова, естественно, нацеленная на Новочеркасск, значительно превосходила Северную группу
Семи-летова, действовавшую от ст.
Раздорской на Александров-Грушевском
направлении. Ей и был нанесен главный удар.
На второй день Пасхи, совпавший с днем празднования
св. Георгия Победоносца (6 мая (23 апреля по старому стилю)),
Заплавская группа атаковала Новочеркасск и овладела донской столицей.
7 мая высланный ею из Новочеркасска конный
отряд войскового старшины Туроверова вступил в Ростов. Одновременно с ним с запада
вступили в Ростов и немцы, выставившие в
сторону Новочеркасска сторожевое охранение. Германская же кавалерия к вечеру 8
мая выдвинулась до той переправы
через Дон, по которой в феврале уходила
из Ростова Добровольческая армия (Аксай) и заняла памятную по
февральскому совещанию ст. Ольгинскую.
Однако уже через день с севера на
Новочеркасск хлынули остатки советских армий, которых гнали
перед собой немцы от ст. Миллерово. Положение на северной окраине Новочеркасска 8
мая стало угрожающим. Импровизированное
повстанческое донское ополчение заколебалось и под давлением зажатых между
немцами и казаками стремившихся какой угодно ценой пробиться на юг напиравших большевиков стало сдавать. Положение
создалось критическое, тем более что из-за несогласованности действий Северная группа Семилетова в этот день
бездействовала55
и лишь после настойчивых просьб Южной группы выступила из ст. Раздорской. Под натиском большевиков казаки стали
отходить к северному предместью Новочеркасска
— Хутунку.
В эту критическую минуту, однако, совершенно
неожиданно в Новочеркасск к штабу Денисова полным ходом подъехал мотоциклист.
Это был офицер отряда полковника Дроздовского
с донесением к старшему донскому начальнику: «Я с отрядом подхожу к Каменному
Броду56. Отдаю
себя и мой отряд в Ваше распоряжение и, если обстановка требует, могу
выслать немедленно две горные батареи с конным прикрытием. Задачу для
артиллерии и проводника высылайте.
Полковник Дроздовский»57.
Отряд полковника Дроздовского, двигаясь среди австро-германских отрядов, обойдя с севера
Таганрог, который был уже занят
немцами, в канун Пасхи (4 мая) атаковал Ростов, желая предупредить занятие его
немцами. Захватив с налета вокзал,
полковник Дроздовский вскоре овладел
и Ростовом. Однако 5 мая на Ростов хлынули спасавшиеся от немцев с
севера советские эшелоны (лежавший на их
пути Новочеркасск был занят донцами лишь на следующий день — 6-го) и вынудили отряд полковника Дроздовского
очистить Ростов и отойти в селение Крым (в
Высланная Дроздовским конно-горная батарея
хотя и сдержала
натиск красных, но окончательно их отбить не смогла.
Кризис боя еще не был изжит, но в эту минуту полковник Дроздовский выслал донцам свой удивительный броневик «Верный», который, открыв пулеметный
огонь, врезался в цепи
красногвардейцев. Казаки оправились и перешли
в наступление. Красные бежали, преследуемые казаками полковника Денисова и подоспевшей со стороны ст.
Заплавской конной частью Северного отряда Семилетова.
Донская
столица была снова прочно в руках донцов.
Отряд полковника Дроздовского вступил в
Новочеркасск.
Бежавшие перед немцами и донцами советские
отряды из Ростова хлынули по Владикавказской железной дороге
на Тихорецкую и Царицын. Генерал Деникин решил использовать это
замешательство красных и, выступив 8 мая (т. е. в день
окончательной ликвидации красных в Ростовском узле) тремя
колоннами из Егорлыскской и Мечетинской, 10 мая атаковал ст. Сосыку,
Крыловскую и Новолеушковскую по Владикавказской железной дороге. Захватив
значительное количество огнестрельных припасов, Добровольческая армия к 13
мая, однако, отошла в исходное положение.
По первому взгляду казалось бы, что нажим
немцев (и донцов), вызвавший стихийное бегство пробивавшихся к Царицыну
большевиков, отдавал их в руки Добровольческой армии. Однако, захватив нужные
ей огнеприпасы, Добровольческая армия пропустила большевиков. Спасло их
различие «ориентации». В следующей главе этот вопрос будет разбираться
подробно. Сейчас же достаточно указать на мотивы, руководившие генералом Деникиным
при этой операции: «Должен сказать откровенно, — пишет генерал Деникин по
поводу этой операции, — что нанесение более серьезного удара в тыл тем большевистским
войскам, которые преграждали путь нашествия немцев на Кавказ, не входило тогда
в мои намерения: извращенная донельзя русская действительность рядила иной раз
разбойников и предателей в покровы русской национальной идеи... И большевики,
ориентация которых была более упрощенной, так как и в немцах, и в донцах, и в
Добровольческой армии они видели только врага, проскочили на Тихорецкую»59.
Выйдя в поход в составе 4 тыс.,
Добровольческая армия вернулась в Задонье в составе 5 тыс. Потери Добровольческой
армии за 1-й поход составляли около 400 убитых, и она вывезла до 1,5 тыс.
раненых. Значит, Кубань дала Добровольческой армии около 3 тыс. бойцов. Но кроме
3 тыс. бойцов она дала ей и кубанское правительство и Кубанскую раду. Этот
привесок в отношении дальнейшей свободы действий Добровольческой армии был,
однако, чреват последствиями. Три тысячи кубанцев, конечно, почти удвоили
первоначальную численность армии, но зато наличие кубанских властей без
территории не могло не связывать командование Добровольческой армией. Уже в
Успенской в последних числах апреля, принимая решение идти на Дон, генерал
Деникин должен был успокаивать кубанских правителей, обещая им не бросать
Кубани и при первой возможности оказать вооруженную помощь для ее освобождения60.
Вернувшись в Задонье, Добровольческая армия
наконец обретала столь нужный ей тыл. Раненые были отправлены в Новочеркасск.
Добровольческая армия из «корволанта» превращалась в вооруженную силу с
обеспеченным тылом...
2,5-месячный поход по кубанским степям не дал
Добровольческой армии ни территории, ни «организованного центра» в виде
Екатеринодара, ни поднял поголовного восстания кубанского казачества.
Ольгинские мечты не сбылись. Поход стоил России Корнилова и взбудоражил и
способствовал организации из-за страха за свое существование большевистского
муравейника на Северном Кавказе. Беспристрастный итог актива и пассива 1-го
похода не склоняется в пользу актива.
Но все эти подсчеты, верные математически,
неприменимы в военном искусстве. Весь пассив 1-го похода меркнет перед теми
нематериальными ценностями, которые Добровольческая армия пронесла и вынесла из
своего Кубанского похода. Она первая, без надежды на помощь, открыто пошла на
вооруженную борьбу с большевизмом до конца. Окунувшись в советское море, она
его бороздила в течение 80 дней, расчищая себе путь среди красных банд.
Ничтожная по численности, она сбивала на своем пути все преграждавшее ей
дорогу, не считаясь с числом. Вернувшись на Дон, она принесла с собой веру в
возможность успешной борьбы и эту веру вливала и в сердца всех тех, кто ее
потерял. Горсть добровольцев, вернувшихся с Кубани, завоевала себе право стать
выразительницей чаяний не хотевшей сдаваться большевикам России. Кубанский
поход Алексеевских добровольцев зимы
Австро-германская оккупация Финляндии, Белоруссии, Украины и Крыма,
восстание Дона и овеянная славой своего похода Добровольческая армия создавали
совершенно новую обстановку на
противобольшевистском фронте. Положение
большевиков по сравнению с началом 1918г.
резко ухудшилось. Удержание так легко давшейся им в ноябре 1917г. власти теперь становилось под вопрос. Русская контрреволюция начинала требовать от большевиков отчета.
Примечания
1 Ludendorff E. Meine
Kriegserinnerungen. Berlin, 1920. S. 447, 448.
2 Смольный институт — резиденция
Совета Народных Комиссаров в начале революции в Петербурге.
3 Мирный договор между Россией с одной стороны и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией — с другой.
(Официальное советское издание.) М.,
1918. С. 4.
4 Ленин и Брестский мир.
С. 18.
5 Генерал Лукомский в своих
«Воспоминаниях» (т. I,
с. 289) отмечает, что «в первой половине января
Между прочим, англо-французская конвенция,
подписанная в Париже 23 декабря 1917г., определенно
предусматривала «содействие генералу Алексееву, бывшему тогда в
Новочеркасске» (Churchill W. S. Op. cit. P. 766).
6 Гражданская война. Т. 2. С. 66.
7 LudendorffE. Op. cit. S. 455.
8 Деникин А. И. Op. cit. T. II. C. 230.
9 Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 9.
10 Там же. С. 10.
11 Там же. С. 10, 11.
13 Генерал Лукомский (т. II, с. 7) считает, что
общая численность Добровольческой армии в этот период не превышала 3,5 тыс.
человек.
14 Деникин А. И. Указ. соч. Т. П. С. 230, 231.
15 Там же. С. 233.
16 «Наша задача, — сказал генералу Лукомскому
генерал Алексеев 25 февраля в Ольгинской, — должна заключаться в том, чтобы
выбраться из кольца, которое образуют большевики. А там дальше будет видно: или
будем продолжать борьбу, или распустим добровольцев, дав им денег и предложив
самостоятельно через Кавказские горы пробираться кто куда пожелает или будет в
состоянии» {Лукомский А. С. Указ. соч. Т. II. С. 8).
17 Приводимые генералом Лукомским (т. II, с. 10)
слова генерала Алексеева на заседании в Ольгинской с походным атаманом Поповым.
18 Троцкий Л. Указ. соч. Т. I. С. 415. Примеч. 21.
19 Английский военный представитель в Румынии.
20 Дегтярев Л. Указ. соч. С. 67.
21 Теоретически этот документ никогда не был
опровергнут, и на нем и основываются невозобновление СССР дипломатических
сношений с Румынией и притязания СССР на Бессарабию.
22 Леонтович В. (бывший в это время начальником
штаба Покровского). Первые бои на Кубани. Мюнхен, 1923. С. 32.
23 Точно: 2500 пехоты, 800 конницы, 12 орудий, 24 пулемета (Филимонов
А. П. (кубанский атаман). Кубанцы // Белое дело. Берлин, 1927.
Т. II. С. 91).
24 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 247.
25 Генерал Лукомский в своих «Воспоминаниях» (т.
I, с. 291, 292) упоминает о приезде в Ростов еще 2 февраля из Екатеринодара
представителя Добровольческой армии на Кубани генерала Эрдели с черкесским
князем Девлет-Гиреем, обещавшим в течение двух недель выставить 2000, а через
1,5-2 месяца — до 10 000 черкесов при условии выдать ему на них вооружение и
содержание 1 млн. рублей. Генерал Корнилов хотел рискнуть, но генерал Алексеев
наложил свое вето, предложив лишь 200 000 рублей. Обиженный Девлет-Гирей не
согласился и вернулся в Екатеринодар. Генерал Лукомский считает, что этот
проект был неосуществим, но все же признает, что «в лучшем случае он привел бы
к тому, что вооруженные черкесы, оставаясь в районе своих аулов, оказали бы на
местах у себя более упорное сопротивление большевикам».
26 Генерал Деникин (т. II, с. 330) приводит состав
отряда полковника Дроздовского: 667 офицеров и 370 солдат, сведенных в стрелковый
полк, конный дивизион и 2,5 батареи (легкая, конно-горная и гаубичный взвод).
27 Драгони. Австро-венгерские операции по оккупации Украины в 1918 г. //
Австрийский военный журнал. Вена, 1928. Май—июнь.
28 Гражданская война 1918-1921 гг. Т. III. С. 61.
29 Свечников М. Борьба Красной армии на Северном
Кавказе (сентябрь 1918 - апрель
30 Там же. Ред. примеч.
С. 20.
31 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 255.
32 Леонтович В. Указ. соч. С. 82, 83.
33 Конечно, «донцы» и «Донская армия» были связаны
с приходом Добровольческой армии с Дона. Сам полковник Барцевич тоже не был
донцом.
34 Суворин Б. За Родиной. Париж, 1922. С. 51.
35 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 279.
36 Каковы были эти силы, установить, вероятно,
никогда не удастся. Советский источник (Гражданская война 1918-1921. Т. III.
С. 69) определяет их в 18 000 бойцов при 2-3 бронемашинах и 10-14 орудиях.
Впрочем, эти цифры он поясняет так: «Такое количество их приводит генерал
Деникин в своих «Очерках русской смуты». Проверить эти данные по другим
источникам пока не удалось». Генерал Деникин действительно приводит эти цифры
(т. II, с. 293), однако оговаривается: « Какова их действительная численность,
не знали ни мы, ни, вероятно, большевистское командование». Несомненно
установленным можно считать лишь усиление к началу операции гарнизона
Екатеринодара частями 39-й пехотной дивизии (Кавказской армии) со ст.
Тихорецкой.
37 Александр Павлович Кутепов родился в 1882 г.,
по окончании Владимирского военного училища вышел в офицеры в 1904 г. в 85-й
пехотный Выборгский полк, бывший в то время на Русско-японской войне. По
возвращении с войны он переводится в лейб-гвардии Преображенский полк, в
котором принимает участие в мировой войне. Трижды раненный, награжденный
Георгиевским крестом и оружием, А. П. Кутепов заканчивает войну командующим
лейб-гвардии Преображенским полком. В Добровольческой армии с первых дней ее
существования он ведет бои на Таганрогском направлении в январе 1918 г. По
окончании1-го похода он получил бригаду и временно командовал 1-й пехотной
дивизией. После 2-го Кубанского похода он становится новороссийским
губернатором. Произведенный в генерал-майоры, он в начале 1919г. становится во
главе 1 -го армейского корпуса, с которым берет Харьков, Курск, Орел.
Произведенный в генерал-лейтенанты, в Крыму генерал Кутепов командует 1-й
армией. Произведенный в генералы от инфантерии, он эвакуируется в Галлиполи, а
оттуда в Болгарию. Призванный великим князем Николаем Николаевичем в 1924 г.
состоять в его непосредственном распоряжении, он по смерти генерала Врангеля в
1928 г. становится во главе Русского общевоинского союза за границей, а с
кончиной великого князя в 1929 г. — единственным возглавителем русской
зарубежной армии. 26 января 1930 г. похищен большевиками в Париже.
38 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 294-296.
39 Там же. 299.
40 Дневник генерала Дроздовского. Берлин, 1923. С. 81, 82.
41 21
марта в Луганской, 22-го — в Хомутовской, 24-го — в Грушевской, 25-го — в
Кривянской.
42 «Восставшие послали гонца к походному
атаману генералу Попову с просьбой прибыть со своим отрядом на помощь казакам.
Велико же было разочарование казаков, когда они узнали, что генерал Попов,
прибыв в ст. Нижне-Курмоярскую (одна из станиц 2-го Донского округа), под
впечатлением потери веры в возможность казачьего выздоровления и восстания 14
апреля отдал приказ о распылении своего отряда, вследствие чего часть партизан
с оружием разъехалась. По настоянию делегации от восставших станиц генерал
Попов отменил отданное распоряжение, и поколебленное настроение восставших
снова окрепло». См.: Янов Г. П. Дон под большевиками весною 1918 года и
восстание станиц // Донская летопись. № 3. С. 22.
43 Янов
Г. П. Освобождение Новочеркасска и Круг спасения Дона // Донская летопись. № 3.
С. 35.
44 Характерный факт, указывающий на перерождение
психологии казачества за весну 1918 г., приводит Г. Янов (Донская летопись. №
3. С. 40). При объезде 26 апреля походным атаманом генералом Поповым восставших
казаков в Заплавской станице казаки стоявших в резерве полков перед приездом
походного атамана просили разрешения ответить ему на его приветствие: «Здравия
желаем, Ваше Превосходительство», а не «господин генерал», как это было
установлено в эпоху Временного правительства в 1917 г.
45 LudendorffE.
Op. cit. S. 504.
46 Генерал-лейтенат А. И. Деникин по окончании
Киевского военного училища в 1892 г. был произведен в офицеры во 2-ю
артиллерийскую бригаду. По окончании Академии Генерального штаба он, прослужив
8 лет на должностях Генерального штаба в войсковых штабах (корпуса и дивизии),
принял командование 17-м пехотным Архангелогородским полком. Прокомандовав три
года полком, он был произведен перед самой войной в генерал-майоры.
Начав войну генерал-квартирмейстером штаба
8-й армии, он через месяц получил 4-ю стрелковую бригаду, прокомандовав которой
свыше двух лет, он в 1916 г., награжденный орденами Св. Георгия 4-й и 3-й
степеней, получил в командование VIII армейский корпус. После революции, в
апреле 1917 г., он становится начальником штаба Верховного главнокомандующего,
в июне — главнокомандующим Западным, а в августе — Юго-Западным фронтами.
Арестованный по приказу Керенского в связи с выступлением генерала Корнилова,
он вместе с последним до октябрьского переворота был заключен в Быхов. Прибыв
на Дон в начале декабря 1917 г., он сперва командует дивизией Добровольческой
армии, а с выступлением в 1 -и Кубанский поход становится помощником
командующего армией. В день принятия им командования Добровольческой армией
генералу Деникину было всего 45 лет. По окончании войны Деникиным написан
капитальный пятитомный труд, посвященный нашей Гражданской войне, — «Очерки
русской смуты».
47 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 305, 306.
48 Суворин Б. Указ. соч. С. 123.
49 Деникин А. И. Указ. соч. Т. II. С. 308, 309.
50 Филимонов А. П. Указ. соч. С. 105.
51 В частности,
от Дядьковской до Ильинской армия шла непрерывно 70 часов (Тер-Абрамиан А. И.
Поход Корнилова. Ростов-н/Д.: Изд. Типолитографии, б/г. Издание, несомненно,
52 Это был Тираспольский
отряд 2-й социалистической армии (Донская летопись. № 3. С. 28),
принадлежавший к составу Муравьевской
Одесской армии.
53 Гражданская война
1918-1921 гг. Т. III. С.
64.
54 LudendorffE. Op. cit. S. 502.
55 Янов Г. П. Освобождение Новочеркасска... С. 49,
50.
56 Хутор в
57 Янов Г. П. Освобождение Новочеркасска... С. 48.
58 «7 мая вечером штаб полковника
Денисова имел уже сведения, что у сел. Б. Салы (в
59 Деникин
А. И. Указ. соч. Т. II. С. 345.
60 Там же.
С. 320, 321.