Цветков В.Ж.

 

Сельское хозяйство белого юга России. Реализация законодательных актов белогвардейских правительств. Кооперация, земское самоуправление на белом юге России в 1919 – 20 гг.

 

1. Основные показатели сельскохозяйственного производства в южнорусских губерниях (весна  1919 – зима 1920 гг.): состояние посевных площадей, урожайность основных сельскохозяйственных культур, мероприятия белогвардейских правительств по стабилизации кризиса сельскохозяйственного производства.

 

Источники, характеризующие положение сельского хозяйства юга России в период Граж­данской войны (1919-1920 гг.), отличаются известной степенью относительно­сти и большой противоречивостью. Поэтому определить состояние основных по­казателей сельскохозяйственного производства можно с достаточной условностью. Данные о состоянии посевных площадей и урожа­йности за 1919 г., содержащиеся в «Статистическом Ежегоднике 1918-1920 гг.» (издан Центральным Статистическим Управлением в 1921 г.) нельзя признать полностью объективными.1 Считающийся более авторитетным «Сборник статистических сведений по Союзу ССР»,  не содержит данных за 1919 г., в нем не выделяются потребляющие и производящие районы.2

Статистика, собранная органами земского самоуправления, Управлением продовольствия и Управлением Земледелия и Землеустройства деникинского и врангелевского правительств, выделяет отдельные показатели сельскохозяйственного производства и дает им достаточно полную характеристику, но при этом отличается неравномерностью охвата по времени и территории.3 Так данные об урожайности в Харьковской губернии (1919 г.) имеются даже на уровне отдельных волостей, тогда как по Херсонской, Екатеринославской губерниям трудно выделить поуездные показатели, и приходится ограничиваться лишь средними погубернскими данными. Крайне противоречивы данные о состоянии урожайности и динамике посевов в Киевской, Черниговской губерниях.4

Общие сводки о поло­жении посевных площадей, урожайности основных сельскохозяйственных культур на территории, занятой ВСЮР в 1919 г., очевидно не составлялись из-за отсутствия раз­ветвленного местного статистического аппарата, сильно пострадавшего за период бесконечной смены фронтов и властей в 1917-1920 гг. Собранные же сведения не всегда  объективны. Имело место сокрытие реально засеянной площади в целях уклонения от об­ложения обязательным 5-ти пудовым «военным сбором» с десятины осенью 1919 г. и др. Имеющиеся архивные источники позволяют, тем не менее, выделить общие тенденции в изменении  показателей сельскохозяйственного производ­ства.

Гораздо более обширны и обстоятельны источники характеризующие сос­тояние сельского хозяйства в Крыму и Северной Таврии весной-осенью 1920 г.. Практически все материалы врангелевского Управления Земледелия, отражающие ход проведения земельной реформы в той или иной степени затрагивали анализ состояния сельскохозяйственного производства (особенно показатели урожайности, посевов зерновых и технических культур, положение земельного рынка, аренды земли и др.).5 Материалы фонда Управления торговли и промышленности содержат подробные сведения о наличии продовольственных ресурсов в Таврии, об экспортных возможностях района, связанных с урожаем 1920 г. и засевом на 1920-21 гг.6

Из-за немногочисленности и противоречивости имеющихся архивных ис­точников особое значение приобретают статистические материалы, публико­вавшиеся на страницах периодической печати белого юга России, особенно в период лета-осени 1919 г. Собранные земскими и кооперативными статистика­ми они подтверждают или корректируют разноречивые сведения иных источни­ков7, хотя нередко также нуждаются в уточнении и дополнениях.

Развернувшееся в июне-июле 1919 г. наступление ВСЮР под знаменем «Похода на Москву», помимо чисто политических преследовало также и эконо­мические цели. В частности «выход на обширные просторы юга России» связы­вался деникинским военным и гражданским руководством с возможностью ис­пользовать «богатые продовольственные ресурсы Новороссии и малороссийских губерний» для снабжения армии и широкого товарообмена с заграницей.8  Большие надежды возлагались на урожай 1919 г.9 Однако эти расчеты, основанные главным образом на весьма приблизительных данных об уровне засева в южнорусских губерниях, не оправдались.                  

Хлебородный Юго-восток России в 1919 г., удовлетворял потребности бе­лой армии и тыла незначительно. Кубанский Край ограждался от остальной территории белого юга России таможенными барьерами и вывоз оттуда зерна был затруднен.10 Сложным оставалось положение сельского хозяйства в Ставропольской губер­нии, бывшей на протяжении 1918 г. театром военных действий между Добро­вольческой и 11-й Кавказской Красной армией. Как отмечал ученый-экономист, член созданного в 1921 г. в Константинополе Комитета Экономического Воз­рождения Юго-востока России С.Н. Сирин на Ставрополье, где традиционно засевался хлеб «в излишке, сверх потребления, на вывоз... еще с начала ми­ровой войны в связи с прекращением экспорта хлеба заграницу - во-первых, а во-вторых благодаря резкой убыли притока наемных работников из цент­ральных губерний в виду начавшихся мобилизации» резко сократилась посев­ная площадь.11 Неудовлетворительным было положение с засевом озимых на 1920 год. В сводке сельскохозяйственного и экономического отдела Ставропольского Управле­ния Земледелия отмечалось, что сев «производился при неблагоприятных ме­теорологических условиях» (засуха в сентябре и дожди в октябре) и затя­нулся до ноября, из-за «недостатка рабочей силы и живого инвентаря, соз­давшихся вследствие гражданской войны».12

Как уже отмечалось в главе 2 одним из первых мероприятий в аграрной поли­тике Особого Совещания при ГК ВСЮР стало решение о выделении крестьянский и частновладельческим хозяйствам губернии целевого кредита на засев яро­вых весной 1919 г.13 Эффективность его, очевидно, была небольшой, так как еще в середине февраля (постановление о выдаче ссуд было утверждено 24 февраля 1919 г.) в донесении Начальнику Управления Продо­вольствия по губернии подчеркивалось, что предполагаемая выдача ссуд  на обсе­менение полей может существенно осложниться отсутствием необходимых све­дений о хозяйственных возможностях крестьянских и владельческих хозяйств, которым эта ссуда предназначалась, а «отсутствие в управлении продоволь­ствия контрольно-счетной части не позволяет выяснить в каком положении находятся наши кредиты».14

Тем не менее статистика конца 1919 года фиксировала увеличение по­севных площадей под озимыми зерновыми в сравнении с 1918 г.: «в 45 воло­стях площадь посева увеличилась на 18%, а в 46 волостях уменьшилась на 13%. Таким образом, по губернии последовало значительное увеличение посева по сравнению с предыдущим годом. Наибольшее увеличение (29%) наблюдается в центральной части губернии - Благодарненском уезде, меньшее - в юго-вос­точной части- Святокрестовском уезде- на 16 %.  Уменьшение же посева на 13% последовало только в одном Медвеженском уезде».15 Таким образом, к концу пребывания губернии под контролем ВСЮР можно констатировать не­которое смягчение сельскохозяйственного кризиса, вызванного войной, и первые признаки стаби­лизации, обусловленной в частности расположением Ставрополья вдали от ос­новного театра военных действий 1919 г.

Сокращение посевов, уменьшение инвентаря и удобрений, кризис рабочей силы, неблагоприятные метеорологические условия оказали непосредственное влияние на урожайность зерновых в Ставропольской губернии в 1919 г. Это был один из самых низких урожаев за всю историю хозяйственного освоения этого района  (в Александрийском уезде в ряде сел урожайность пшеницы и ячменя составила лишь 5-12 пудов с десятины). В ряде сводок с мест говорилось, что «хлеба едва ли хватит к новому году»16, а излишки в губернии исчислялись (за 1919 г.) в размере 2 млн. пудов для пшеницы и 3 млн. пудов для ячменя и овса.17 Единственным источником снабжения ВСЮР в 1919 г. могли считаться запасы зерна на элеваторах и станциях от урожаев прошлых лет (около 25 млн. пудов).18

Зерно урожая 1919 г. было довольно низким по качеству. Так натура пшеницы установленная Управлением продовольствия по губернии для сдачи 5 пудового повинностного сбора с десятины, была установлена на уровне 109 золотников, в то время как по Харьковской губернии натура принимаемой пшеницы устанавливалась в 127 золотников19 (а нормальной натурой для Ставрополья считалась 128-130 золотников).20 Но, как отмечалось в до­несениях приемщиков, многие партии ставропольской пшеницы - одной из лучших в довоенной России - не выдерживали и этой натуры, отличались повышенной засоренностью.21

Военные действия на территории губернии, разорение крестьянских и владельческих хозяйств, гибель многих кооперативных и казенных сельскохозяйственных учреж­дений обусловили распространение насекомых-вредителей, среди которых осо­бенно большой вред урожаю зерновых наносила саранча.22 Однако своевремен­но принятыми мерами со стороны губернского Управления продовольствия и местных земских инструк­торов потери от нее были уменьшены.23

Таким образом, Ставрополье - один из наиболее урожайных районов России в начале XX века, в 1919 г. оказалось в условиях тяжелого сельскохозяйственного кризиса. Наметившаяся в конце 1919 - начале 1920 гг. небольшая стабилизация смени­лась еще большим падением уровня посевов и урожайности зерновых в 1920-1921 гг., вызванного по оценке проф. Н.П. Огановского «несомненно... влия­нием продразверстки»,  распространенной на эту, еще неохваченную ею терри­торию сразу же после «изгнания белогвардейцев».24 По сравнению с довоен­ными показателями посевная площадь губернии сократилась к 1921 г. на 65, а урожайность на 81%. В 1922 г. Ставрополье, как и другие районы Юго-востока России (Донская, Кубано-Черноморская, Астраханская губернии) ока­залось охваченным «чудовищным голодом».25

Следует помнить, что на состояние посевов непосредственное влияние оказывали не военные действия сами по себе, а, прежде всего, их интенсив­ность в тех или иных районах. Так, если Ставропольская губерния, восточные уезды Екатеринославской (Донбасс) и южные уезды Харьковской губерний на­ходились в полосе ожесточенных боев в течение 1918-1919 гг. (особенно в периоды сезонных сельскохозяйственных работ - весной и осенью)о сокращение посевов в них было гораздо большим чем, например, в Полтавской или Таврической гу­берниях, которые в 1919 г. были в стороне от основных боевых операций на Южном фронте, а белые и красные войска проходили через них не задерживаясь на длительное время.

Иным было положение земледелия в Новороссии. Здесь в большинстве районов Таврической и Екатеринославской губерний урожай зерновых был значительно выше средних показателей. Сов­ременники характеризовали его как «блестящий», «изобильный», «исключительный».26 Сильная зависимость Новороссийских степных районов от благоприят­ных метеорологических условий определяла урожайность зерновых. Обильные урожаи 2-3 дождливых лет компенсировали недоборы предыдущих лет и давали среднегодовой излишек в 6-8 млн. пудов. 1919 год по влажности оказался исключительно благоприятным, налицо был товарный избыток хлеба (более 15 млн. пудов только в Крыму), запасы которого оставались и на 1920 г. Все это позволяло рассчитывать на устойчивое снабжение бе­лой армии, вывоз зерна за границу, а также в районы юга и центра Европейской России, испытывавшие острые продовольственные затруднения (губернии Цен­трально-Черноземного района, Правобережной Малороссии). В Северной Таврии, Мариупольском, Александровском, части Екатеринославекого уезда Екатеринославской губернии уровень урожайности ржи и пшеницы колебался от 80 до 100-110 пудов с десятины.27 Большинство хозяйств было в избытке обеспе­чено посевным и кормовым зерном, предлагая крупные излишки хлеба для про­дажи на вольном рынке и для выполнения заказов деникинского Управления Продовольствия.

В то же время многие районы Екатеринославской (Верхнеднепровекий, Бахмутский, Славяносербский уезды), Таврической  (Симферопольский, Днепровский уезды), Херсонской губерний давали урожаи не превышавшие среднеста­тистические показатели, хотя недостатка хлеба не было и здесь. Такое положение определялось преимущественно ведением воен­ных действий в этих районах в период посева и созревания яровых хлебов.

Посевные площади в Новороссии сократились меньше чем в Юго-восточных районах, но прогнозировалось вероятное сокращение озимой запашки на 1920 г. В качестве основной причины этого Управлением Продовольствия при Особом Совещании указывалось отсутствие живого инвентаря и износ сельскохозяйственных орудий.28 Для преодоления этих трудностей предпола­галась организация специальных тракторных отрядов, которые производили бы вспашку крестьянских и частновладельческих земель в Екатеринославской и Таврической губерниях за счет казны.29  В «Финансовом плане технической органи­зации Управления на вторую половину 1919 г.» особо отмечалось, что «опера­ции по молотьбе крайне важны в Таврической и Екатеринославской губерни­ях, при исключительном урожае хлеба в текущем году, изношенности молотиль­ных гарнитуров и крайнем недостатке в рабочих животных. Организация мо­лотьбы распоряжением Добровольческой Армии имела бы чрезвычайно важные практические последствия как в смысле ускорения процесса молотьбы, так и для целей пропаганды».30 Предполагалось использовать имеющиеся в Акимовской станции Мелитопольского уезда трактора и закупленные за рубежом мо­лотилки. Указывалось, что «молотьба будет производиться разъездная, перво­начально от имени Добровольческой Армии, а затем, когда можно будет пере­дать комплекты в распоряжение земских и кооперативных учреждений, машины будут переданы им на основании особых соглашений. По окончании молотьбы часть тракторов будет пущена на пахоту под озимые в тех же губерниях».31 На указанные работы предполагалось истратить 2 млн. руб.

Однако данная помощь хо­зяйствам Новороссии так и не была осуществлена. В конце сентября - октябре 1919 г. большая часть Екатеринославской губернии и Северная Таврия ока­зались охвачены борьбой регулярных частей ВСЮР с повстанческой армией Н.И. Махно и посев озимых существенно пострадал. Статистика 1920 г. фик­сировала сокращение посева зерновых для Северной Таврии на 1/3.32 Анало­гичное положение имело место и в Екатеринославской губернии, где посев­ные площади к 1921 г. сократились в среднем на 20-23%33, хотя здесь ос­новную роль сыграла начавшаяся продразверстка 1920 г.).

Помимо общих для южнорусских губерний причин сокращения по­севов в 1919 г., связанных с войной и разорением хозяйства, в Северной Таврии и особенно в Крыму немалую роль играла незаинтересованность крестьян в полном засеве имевшихся у них земельных участков. Вследствие обильного урожая и больших запасов зерна, хранившихся на элеваторах и амбарах еще со времен 1-й мировой войны, устоявшиеся рыночные цены не удовлетворяли производителей. По замечанию профессора-экономиста П.П. Гензеля, специально исследовавшего хозяйственное положение белого Крыма в 1918-1920 гг, «цены на зерно были... исключительно низкими, имелась опас­ность, что будут сокращены вследствие этого предстоящие запашки. Только снятие с рынка имевшихся избытков и разрешал этот вопрос: иначе земледелие превращалось в одну из самых маловыгодных отраслей промышленности».34

Крестьянство ближайших к Донбассу уездов Екатеринославской губер­нии (Бахмутского, Славяносербского, Мариупольского) не  имело необхо­димых средств для своевременной уборки урожая. Сводка Отдела пропаганды от 21 августа 1919 г. констатировала: «несмотря на повсеместный обильный урожай... отсутствие мануфактуры и обуви, недостаток керосина... отсутствие необходимых для сельскохозяйственных машин смазочных веществ, затрудняет уборку урожая, от­нимает у крестьян стремление везти на продажу хлеб и другие сельскохозяйственные продук­ты. На рудниках и заводах - отсутствие продовольствия». (ГАРФ.  Ф. 440, Оп.1, Д. 34 а, Лл. 254-255).

Сельскохозяйственные возможности Новороссии в 1919 г. давали деникинскому правитель­ству реальный шанс использовать этот регион в качестве своей главней продовольственной базы. Очевидно этот фактор оказал влияние на стремление Став­ки А.И. Деникина удержаться в этом районе как можно дольше (силами войск «Новороссийской области» генерал-лейтенанта Н.Н. Шиллинга и в их числе Армейского корпуса генерал-майора Я.А. Слащова) после крушения «похода на Москву».35

Губернии Левобережной Малороссии - Харьковская и Полтавская - районы менее пострадавшие от военных действий (за исключением нескольких уез­дов) по сравнению с Юго-восточными губерниями Европейской России и вос­точными районами Новороссии, давали урожайность основных зерновых хлебов на уровне немногим ниже среднего (по сравнению с 1917 г.). На падение урожайности оказывали влияние не столько продразверстка, фактически про­валившаяся в большинстве уездов в 1919 г., или потери в рабочей силе и инвентаре, сколько метеорологические условия и общее падение товарности большинства крестьянских и частновладельческих хозяй­ств. Так в сводке о состоянии урожайности зерновых в Полтавской губернии ука­зывалось на «частые дожди в период налива зерна и последующие засухи с сильными ветрами», в результате чего «предвидевшийся высокий уро­жай хлебов на деле оказался обманчивым, так как большое количество соломы скрывало небольшое количество зерна».36 Аналогичные сводки имелись и по Харьковской губернии: «...пресловутый урожай настоящего года, в частности, в Богодуховеком уезде, совершенно не оправдывает предположений недалекого прошлого, ...обильные дожди во время цветения ржи и наливе озимых дали громадный урожай соломы и плохой урожай зерна с малой натурой».37 Несмотря на понижение качества, в инструкциях по закупке зерновых в Полтав­ской и Харьковской губерниях указывалось на необходимость соблюдения следующих норм натуры: 127 золотников для пшеницы, 116 для ржи, 97 для яч­меня, 72 для овса, 120 для проса38 (т.е. на уровне средних показателей).

Состояние посевов в большинстве районов Левобережья весной - осенью 1919 г. было еще далеким от критического уровня. Конкретных данных о по­севной площади в губерниях нет, однако сравнивая показатели 1916 и 1921 гг. возможно выделить сокращение их по Украине в целом (без Новороссии) на 17% (19 073 тыс. десятин в 1916 г. и 15 886 тыс. десятин в 1921 г.).39 По другим источникам сокращение посевной площади составляло 10,9% (Стат. справочник «Сельское хозяйство России в XX веке»)40 или 19% (41). По сравне­нию с другими производящими южнорусскими регионами малороссийские губер­нии дали незначительный процент сокращения посевных площадей. В то же вре­мя по данным приводимым проф. А. Анциферовым («Новая Россия». Харьков. № 131, 25 октября 1919 г), в сравнении с довоенным периодом под озимым клином в Полтавской губернии было лишь 50%, а в северных уездах Харьковской гу­бернии (Сумской, Лебединский, Ахтырский) и Воронежской губернии, сильно пос­традавшей от военных действий 1918-1919 гг., - всего 34%.

Большее сокращение посевов в Новороссии и Юго-восточных районах объясняется падением товарности земледелия, уменьшением объема продаж зер­новой продукции на внутреннем и внешнем рынках, на которые ориентировались крестьянские и частновладельческие хозяйства этих регионов юга России. Хозяйства Харьковской и Полтавской губерний также натурализировались, переходя преимущественно на удовлетворение собственных потребностей, но поскольку они в меньшей степени ориентировались на широкий рынок в срав­нении с хозяйствами Новороссии и Юго-востока, то и сокращение посевных площадей здесь было менее резким.42

Показатели урожайности Левобережной Малороссии уступали новороссийским, и зерновых излишков здесь было меньше. Но поскольку из-за развернувшегося повстанческого движения на территориях Херсонской, Екатеринославской и Таврической губер­ний осенью 1919 г. аппарат продовольственных заготовок деникинского пра­вительства был разрушен, Полтавская и Харьковская губернии оказались главными районами снабжения фронта и прифронтовых, освобожденных от большевиков, губерний Черноземного Центра и Юго-запада Малороссии.

Не имеется определенных данных об урожайности зерновых и состоянии посевов в Киевской и Черниговской губерниях. Очевидно, что они оставались на уровне несколько ниже среднего; однако, несмотря на это, данные губернии не смогли обеспечить собственных потребностей в продовольствии, что выз­вало усиленную отправку сюда сельскохозяйственных продуктов из губерний Левобережья (пре­имущественно из Полтавской) и Новороссии (из Екатеринославсксй губернии и Северной Таврии).43

Центрально-Черноземный район сильно пострадал от проводимой советской властью аграрной политики, в результате чего здесь к лету - осени 1919 г. произошло сокращение посевных площадей под основными зерновыми культура­ми. Сокращение посевов пшеницы и ржи шло параллельно с незначительным ростом посевов картофеля, тыквы и свеклы - огородных культур, а из зерновых увеличивался удельный вес проса и гречихи.44 Рассчитывать на крупные продовольствен­ные ресурсы для снабжения наступавшей на Москву армии и ее тыла деникинскому командованию здесь не приходилось. Район был существенно ослаблен продразверсткой (особенно Орловская, Воронежская губернии), отправкой про­дуктов в потребляющие районы Центра и Севера Европейской России, и сам нуждался в ввозе излишков зерна и других сельскохозяйственных продуктов.45

Общими для большинства губерний были проблемы связан­ные с использованием сельскохозяйственных машин. Сводки Отдела пропаганды отмечали повсе­местное сокращение применения сложной сельскохозяйственной техники и использование ручных орудий труда. Причинами подобного положения назывались: нехватка топлива, износ и острый дефицит отдельных частей и механизмов машин (ГАРФ. Ф. 440, Оп.1, Д. 34а, Лл. 287; Д. 34, Лл. 100-102; Голос Юга Полтавы. № 27, 4 сентября 1919 г.).

Еще одной острой проблемой в проведении сельскохозяйственных работ становилось существенное уменьшение рабочей силы. Большое беспокойство крестьян-производителей вызывали потери наемных рабочих. Еще начиная с 1914 г., во мно­гих крестьянских и частновладельческих хозяйствах применялся труд немец­ких и австрийских военнопленных. С весны 1919 г. в Ставропольской губер­нии начальником местного Управления Продовольствия использовался труд военнопленных РККА: «До настоящего времени за недостатком рабочих рук в деле заготовки скота и фуража с успехом применялся труд военноплен­ных...» (ГАРФ, Ф. 879, Оп.1, Д.4., Лл. 287-287 об). Однако по­добное использование труда военнопленных красноармейцев имело место лишь в исключительных случаях, поскольку (особенно осенью 1919 г.) взятые в плен направлялись в тыловые запасные батальоны для последующей отправки на фронт. Например, ходатайства крестьян Таганрогского округа Всевеликого Войска Донского «о присылке на работы пленных» не удовлетво­рялись, и уборка урожая из-за «полного отсутствия рабочих рук» оказывалась под угрозой срыва (ГАРФ. Ф. 440, Оп.1, Д. 34 а, Л. 139).

Таким образом расчеты деникинского правительства на захват обшир­ной продовольственной базы с началом «похода на Москву» оправдались лишь в отношении Новороссийских губерний и, частично, в отношении губерний Лево­бережной Малороссии.

Помимо осуществления торгово-закупочной и распределительной функ­ций в южнорусских губерниях Управлению Продовольствия, Управлению Земледелия и Землеустройства Особого Совещания предстояло вести работу, направленную на преодоление сельскохозяйственного кризиса в этих районах, расширение посевов и повышение урожайности главных земледельческих культур, борьбу с вредителями и мелиорацию земель, снабжение хозяйств-производителей инвентарем, техникой, организацию доступного кредита и помощи кооперации. Показателем проведенных мероприятий стало, в частности, заметное улучшение посевов в Ставрополье к концу 1919 г. Результаты этого констатировались и органами советской власти. Так управляющий рабоче-крестьянской инспекции Ставро­польской губернии в апреле 1921 г. докладывал, что в 1920 г. площадь ози­мого клина, равная 843 520 десятинам, приблизительно соответствовала его размерам в 1913-1914 гг.46

Чиновники Управления Продовольствия участвовали в организованной летом 1919 г. противо-саранчевой кампании в Ставропольской губернии и северных отделах Терской области, результаты которой были признаны удовлетворительными.47

В обширном докладе помощника начальника 2-ой части Управления Продо­вольствия (отдел, в компетенции которого находилось проведение закупок на рынке муки, хлеба и зернофуража)48 - П.Н. Пересыпкина (5 июля 1919 г.) отме­чалась важность развития отечественного семеноводства: «...в восстановле­нии экономической мощи страны сельскому хозяйству предстоит занять пер­венствующее место ...опыт агрономической работы показал, что приходится... заставить население производить обсеменение полей доброкачественным зерном, а потому вопрос семядобычи должен быть отнесен к главнейшим мероприя­тиям по улучшению сельского хозяйства, долженствующий сделаться предметом особенных забот и внимания Правительства и Общества».49 В докладе, наряду с другими необходимыми для восстановления семеноводства в России первооче­редными мерами, признавалось необходимым «организовать производство заку­пок селекционного материала заграницей и в первую очередь семян огород­ных растений... приступить к организации семеноводческих хозяйств в Госу­дарственных имениях... предложить крупным сельскохозяйственным кооперативам организовать семенные хозяйства, снабдив их оборотными средствами в виде возвратных ссуд сроком на 3 года и беспроцентно... оказывать развитию семенного дела  всемерное содействие... изданием специальных законов, обеспечивающих семенному делу широкое развитие...».50 

Очевидно, что данные предложения не могли быть реализованы прежде всего из-за недостатка времени для их осуществле­ния. В то же время они показывают заинтересованность правительственных структур в развитии интенсивных форм сельского хозяйства, его улучшении не только за счет дополнительного наделения землей отчуждаемых частновла­дельческих имений.

Интересы производства провозглашались при­оритетными при проведении мероприятий Управления Продовольствия, направ­ленных на восстановление сельскохозяйственного машиностроения. В упомянутом выше финансовом плане Технической организации ведомства объяснялась необходимость ши­роких закупок сельскохозяйственных машин заграницей и реализации их в селе на основе това­рообмена, «...так как население ни на какие другие товары не дает так охо­тно хлеб, как за жатвенные машины, плуги, шпагат, железо... население настой­чиво требует машины, шпагат и железо и ясно понимает, что обработка полей и уборка урожая без них абсолютно не возможны... нет более надежной опера­ции, чем закупка машин, которые разбирались буквально с боя».51 Признавалась необходимость восстановления интенсивных форм развития южнорусского земледелия, поскольку резкое сокращение применения машин свидетельствовало об опасной тенденции его натурализации, сокращения товарности.

Предполагалось провести закупку сельскохозяйственной техники заграницей «на сезон 1920 г.» на сумму 287 млн. руб., покрываемых «за счет валютного займа». Однако подобный способ признавался временным и главное внимание предполага­лось обратить на оказание поддержки отечест­венным заводам сельскохозяйственного машиностроения, а заграницей закупать исключительно запасные части. Общая сумма кредитов на восстановление заводов и расши­рение их производственной базы исчислялась в размере 167 млн. рублей.52

По вопросам развития сельскохозяйственного машиностроения на юге России в конце ав­густа 1919 г. проводились заседания специально созданной Междуведомственной комиссии в составе Начальника Управления Продовольствия С.Н. Маслова и представителей Управления Финансов, Земледелия и Землеустрой­ства. В «Заключении» по итогам работы комиссии (22 августа 1919 г.) от­мечалось, что «Управление Продовольствия... задается целями восстановле­ния деятельности заводов и стремится занять определенное положение в вопросе регулирования цен на машины» (указывалось, что по сравнению с до­военными показателями стоимость большинства машин возросла в 15-20 раз, сноповязалок - в 30-35 раз, паровых молотильных гарнитур - в 40 раз, снопо­вязального шпагата - в 60 раз).53

  

Ожидалось, что выданные заводам кредиты окупятся при предложении их продукции на рынке и, одновре­менно, позволят сдержать стремления монополистов-производителей к излишнему повышению цен (высказывались даже предложения национализировать за­воды сельскохозяйственных машин).54 Вместе с тем, в «Заключении» предполагалось привлечение к «воссозданию сельскохозяйственного машиностроения» частного капитала «отдельных финансо­вых групп, работающих в единении с правительством», которое выступало бы «в качестве пайщика» в акционерных капиталах этих кампаний. «Независимо от усиления этих предприятий взносом собственных средств, правительство могло бы оказывать им серьезную поддержку еще и путем передачи задатков, внесенных заказчиками на сельскохозяйственные машины, причем первичное объединение заказ­чиков могло бы быть осуществлено органами земского самоуправления, коо­перативами, их союзами и группами кредитных товариществ».55 Использование частного капитала должно было бы проводиться под не­посредственным контролем со стороны правительственных органов.56

Еще одним направлением деятельности Управлений Продовольствия и Земледелия и Землеустройства деникинского Особого Совещания в 1919 г, стало оказание помощи животноводческим хозяйствам юга России, главным образом в Ставропольской и Таврической губерниях. В первой органами Уп­равления Продовольствия констатировалось сокращение поголовья крупного рогатого скота на 50%57, практически полностью было истреблено племенное овцеводство.58 В докладе профессора Симферопольского Университета А. Калугина положение животноводства в Таврии характеризовалось как «ката­строфическое», поскольку резкое сокращение племенных стад в частновла­дельческих и государственных имениях (Ливадия, Аскания-Нова и др.) по­ставило под угрозу существовавшие здесь многие годы научные центры по совершенствованию пород скота.59 Инспекцией сельского хозяйства Таври­ческой губернии (подведомственной УзиЗ) «в целях сохранения племенного рогатого скота от реквизиции и освобождений племенных лошадей от пос­тавки в армию по мобилизации, в уезды были командированы специалисты по животноводству, кои осматривали имения с племенными животными, предста­вляли... списки таковых».60 В Евпаторийском уезде был создан питомник ка­ракулей при Каратубайском сельскохозяйственном училище и несколько случных пунктов круп­ного рогатого скота и лошадей.61 Но в условиях войны рассчитывать на про­должение работ по развитию племенного животноводства не приходилось. В большинстве южнорусских губерний занятых ВСЮР летом - осенью 1919 г. состояние местного животноводства оказывалось, как правило, предметом  ведения не столько правительственного аппарата, сколько земств и кооперативов.

Вообще сотрудничество с общественными организациями стало од­ним из основных в политике правительственных органов. Необходимость по­добного сотрудничества обосновывалась в донесении таврического губерн­ского агронома П. Рыбакова в У3и3: «Частноторговый аппарат не может теперь обслуживать эти потребности (имелись в виду потребности деревни в сельскохозяйственном инвентаре, удобрениях и строительных материалах - прим. В.Ц.), кооперация пошла преимущественно по путям потребительских и посреднических операций, а не производительных. Земства имеют аппарат, который может быть вполне приспособлен для этой работы, но сами достаточно беспомощны теперь. Только Правительство, имея авторитет власти и денежные средства, опираясь на зем­ский аппарат и сельхозкооперацию, смогло бы взять это дело, причем Министерству Земледелия, как учреждению ближайшим образом  заинтересованному в сельском хозяйстве, казалось бы всего естественнее взять эту работу».62

В качестве конкретных мероприятий  по использованию земского и коопера­тивного аппарата в снабжении южнорусского села предлагалось распределять «уголь, железо, масло и прочие материалы, машины и орудия», закупаемые на внутреннем и внешнем рынках, через «земские учреждения - склады, агрономичес­кие и прокатные пункты и сельскохозяйственные кооперативы»; инструктировать крестьян спе­циалистами в области животноводства и семенного дела; субсидировать от­крываемые земствами и кооперативами агрономические курсы; содействовать выведению новых сортов растений и пород скота.63 Земства и кооперативные объединения Таврической губернии готовы были предоставить свои местные структуры для помощи правительственным чиновникам при восстановлении разрушенного войной производства.64

Таким образом деятельность Управлений Продовольствия и Земледелия и Землеустройства отражала утвердившуюся в деникинском правительстве установку, в соответствии с ко­торой главным направлением аграрно-крестьянской политики должно было стать не немедленное проведение земельной реформы, а, прежде всего, содействие частновладельческим и особенно крестьянским хозяйствам-производителям продукции в расшире­нии посевов и увеличении урожайности, помощь в получении доступного кре­дита на текущие сельскохозяйственные работы, ремонт и закупки инвентаря и т.д.

Несмотря на кратковременность и нерегулярность данной помощи не­льзя отрицать ее эффективности, особенно когда поддержка правительства носила целевой характер и оказывалась в достаточном объеме. Отказавшись от предоставления кредитов на ничем не обоснованные проекты, УП и УЗиЗ добились реальной отдачи от осуществления конкретных мероприятий (выдача целевых кредитов на обсеменение полей в Ставрополье, поддержка племенных скотоводческих хозяйств в Таврической губернии, финансирование винодель­ческих и табачных хозяйств в Крыму и в Черноморской губернии (Абрау-Дюрсо))65. Безусловно, в условиях более стабильного положения фронта и тыла в 1919 г. результативность оказываемой помощи могла бы быть боль­шей, но и то немногое, что было осуществлено, заслуживает положительной оценки.

Нельзя отрицать и определенного пропагандистского эффекта в прово­димых правительственных мероприятиях по поддержке сельского хозяйства. Сознание кре­стьян, что Добровольческая армия несет с собой порядок, свободу торговли и обеспечивает их хозяйства семенами, удобрениями, досту­пным кредитом, инвентарем очевидно могло бы, по расчетам деникинского пра­вительства, содействовать росту симпатий к «Белой власти».66

О том, в каких сложных условиях проходила работа чиновников выше­названных Управлений, особенно на местном, уездном уровнях, дает представ­ление доклад Уполномоченного по продовольствию Таврической губернии Данилевского от 10 октября 1919 г. В нем указывалось, что даже в такой сравнительно «дешевой» по сравнению с другими, особенно прифронтовыми, губернии как Таврическая, «стоимость предметов первой необходимости... за короткий срок возросла на 60-150%, «из-за чего месячный прожиточный минимум для семьи из 4-х человек составил 5100 рублей». В то же время штатные оклады чиновников Управления равнялись 1325-2400 руб. в месяц.67 В докладе ходатайствовалось перед Управлением о выделении дополнительных ссуд для «возможно скорейшего улучшения материального положения служа­щих».68

Деникинские чиновники испытывали не только финансовые трудности. В работе, связанной с проведением закупок, заключением договоров о постав­ке для армии и городов продуктов, сборе статистических сведений в отдаленных волостях, им приходилось подвергаться опасностям из-за нападений грабителей, повстанческих отрядов. Особенно опасными были районы Екатеринославской губернии, где в ходе внезапного наступления армии Н.И. Махно в сентябре - октябре 1919 г. около 30 чиновников губернского УП были убиты или пропали без вести.69 При эвакуации Ростова на До­ну в конце декабря 1919 г. для Управления Земледелия и Землеустройства, «выведенного за штат» Особого Совещания после его реорганизации 16 дека­бря, не нашлось подвижного состава, в результате чего зна­чительная часть документации была уничтожена, а чиновники Управления во главе с проф. А. Д. Билимовичем были вынуждены уезжать в вагонах других ведомств.70

Неоднократно Начальникам Управлений приходилось хода­тайствовать перед командирами отдельных воинских частей, подразделений Государственной Стражи об освобождении от службы земских агрономов, статистиков, инструкторов.71 Нередко со стороны офицеров ВСЮР проявлялось пренебрежи­тельное отношение к работе чиновников, разрешались реквизиции закуплен­ных Управлением Продовольствия  партий зерна, муки и иных продуктов. Но, несмотря на столь тяже­лые условия работы, чиновники вышеназванных ведомств продолжали выпол­нять свой долг.

Примечания.

1.     Статистический Ежегодник, 1918-1920 гг. Вып. 1. М, 1921. С. 244, 248, 252

2.     Сборник статистических сведений по Союзу ССР, 1918-1923. М, 1924. С. 132, 133

3.     ГАРФ. Ф.879, Оп. 1, Д. 42. Л 1-3; Ф. 879, Оп. 1, Д. 30, Лл. 10-10 об;                             Сельская Жизнь. Ростов на Дону. № 7, Пятница. 13 декабря 1919 г.

4.     Черниговская газета. Чернигов, № 1. 19 октября 1919 г.;  Киевлянин. Киев, № 26, 21 сентября 1919 г.; ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 52. Лл. 1-4; Ф. 879, Оп. 1, Д. 44. Лл. 14-15.

5.     ГАРФ. Ф. 355, Оп.1, Д. 3а, 5, 13.

6.     ГАРФ. Ф. 356, Оп. 1, Д. 3, 6.

7.     Голос Юга. Полтава, 18 сентября 1919 г.; Сельская Жизнь. Ростов на Дону. № 7. 13 декабря 1919 г.; Екатеринославский Вестник. Екатеринослав. № 116. 4 октября 1919 г.; Крестьянский Путь. Симферополь, № 33, 4 октября 1920 г.

8.     ГАРФ Ф. 440, Оп. 1, Д. 34а, Лл. 6-7.

9.     Голос Юга. Полтава, 8 сентября 1919 г.

10.ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 4, Лл. 41, 63-64; ГАРФ. Ф. 440, Оп. 1, Д. 34а, Л. 7.

11.Сирин С.Н. Юго-восток России. К проблеме его экономического восстановления. Берлин, 1922. С. 72-73.

12.ГАРФ. Ф. 355, Оп. 1, Д. 7, Л. 4, 4 об.

13.ГАРФ. Ф. 439, Оп. 1, Д. 110, Лл. 196 об.-197.

14.ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 4, Лл. 22-22 об.

15.ГАРФ. Ф. 355, Оп. 1, Д. 7, Л. 4 об.

16.Союз. Издание Кубанского кооперативного банка. №№ 42-43. 15 ноября, 1919 г. С. 131.

17.Сельская Жизнь. Ростов на Дону. № 5, 6 декабря 1919 г.

18.Там же; ГАРФ, Ф. 879, Оп. 1. Д. 6, Лл. 37-38.

19.Союз. Указ. Соч. С. 31.

20.ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 36, Л. 268 об.

21.ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 4, Лл. 200-200 об.

22.ГАРФ. Ф. 440, Оп. 1, Д. 34а, Лл. 7-8.

23.ГАРФ. Ф. 355, Оп. 1, Д. 7, Лл. 37-37 об.

24.Огановский Н.П. Сельское хозяйство на юго-востоке России в ХХ в.//Экономическая жизнь. № 75, 1922 г.

25.Сирин С.Н. Указ. Соч. С. 73-74.

26.Голос Юга. Полтава, 8 декабря  1919 г.; Екатеринославский Вестник. Екатеринослав. № 116, 4 октября 1919 г; ГАРФ. Ф. 879, Оп. 1, Д. 42, Л. 4.

27.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 68, Л. 28, 44; Сельская жизнь. Ростов на Дону. № 7, 13 декабря 1919 г.

28.ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1, Д. 7, Лл. 66-66 об.

29.ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 55, Лл. 100-101 об.

30.Там же. Л. 101.

31.Там же. Л. 101-101 об.

32.Гуковский А. К истории аграрной политики русской контрреволюции. (аграрная политика правительства Врангеля)./На аграрном фронте. 1927, № 7, С. 74., ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1, Д. 5, Лл. 259; Ф. 355, Оп. 1, Д. 4, Л. 63.

33.Челинцев А.Н. Сельскохозяйственная география России, Берлин, 1923, С. 176.

34.Гензель П.П. Крым в финансово-экономическом отношении в 1918-20 гг.//Экономист, № 3, 1922. С. 112.

35.ГАРФ. Ф. 1874. Оп. 1, Д. 39, Лл. 1-13.

36.Голос Юга. Полтава. 8 сентября 1919 г.

37.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 10.

38.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 169.

39.Челинцев А.Н. Указ. Соч. С. 175.

40.Там же. С. 175; Сельское хозяйство в России в ХХ веке. М.-Пгр. 1921.

41.Шеф К. Крымский полуостров – последняя база южнорусской контрреволюции.// Война и революция, № 7, 1927. С. 165.

42.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 1-3; Ф. 879. Оп. 1, Д. 41, Лл. 50-51.

43.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 52, Лл. 1-4; Ф. 879. Оп. 1, Д. 44, Лл. 10-12.

44.Сборник стат. сведений по Союзу ССР, 1918-1923. С. 132, 133.

45.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 53, Лл. 4-5.

46.ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1, Д. 7, Л. 4 об.

47.ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Л. 7.

48.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 19, Л. 9.

49.ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1, Д. 7, Л. 45 об.

50.Там же. Лл. 49-49 об.

51.ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 55, Лл. 97-97 об.

52.Там же. Лл. 102.

53.Там же. Л. 99.

54.Там же. Л. 92 об.

55.Там же. Лл. 93-93 об.

56.Там же. Лл. 93 об. – 94.

57.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 4, Лл. 383-383 об.; Сирин С.Н. Указ. соч. С. 74-75.

58.Сельская жизнь, Ростов на Дону. № 6, 10 декабря 1919 г.; Кубанский кооператор. Екатеринодар.

59.ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1, Д. 7, Лл. 78-78 об.

60.Там же. Лл. 66-66 об.

61.Там же. Л. 67.

62.Там же. Л. 172.

63.Там же. Лл. 172-172 об.

64.Там же. Л. 173.

65.ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 110, Л. 15 об.

66.ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Л. 278.

67.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 186-186 об.

68.Там же. Л. 186 об.

69.Екатеринославский Вестник. Екатеринослав. № 111, 27 сентября 1919 г.

70.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 89-89 об.

71.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 4, Лл. 228; 324, 383-383 об.