ОСОБЕННОСТИ КОМПЛЕКТОВАНИЯ И СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ РЕГУЛЯРНЫХ ЧАСТЕЙ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ЮГА РОССИИ С АПРЕЛЯ 1919 ПО МАРТ 1920 ГОДОВ.

 

 

Лето - осень 1919 года, начало 1920 года - период наиболее сложный для исследования и освещения проблем социального состава, организации и комплектования воинских частей ВСЮР. Действительно, после занятия Белыми огромной территории от Туркестана до Волыни в составе армии, на фронте и в тылу, возникло множество новых формирований, различных как по численности, так и по своему качественному составу -  от новых полков и дивизий до городских и уездных офицерских рот и отрядов крестьянской самообороны, однако объем архивного документального материала по этим подразделениям, зачастую, крайне ограничен, рассеян, недостаточно полон. По этой, в основном, причине затруднены систематизация и обобщение многочисленных особенностей, специфических черт боевой истории большинства воинских частей ВСЮР. Не следует, кроме того, не учитывать, что стихия и быстротечность многих событий гражданской войны не позволяла выработать четкую, ясную и стабильную систему организации как власти, так и армии, эту власть поддерживавшей.

Возрастающая потребность в увеличении численности ВСЮР непосредственно обусловленная перенесением военных действий на обширную территорию Малороссии и Центральной России в ходе провозглашенного Главкомом ВСЮР 20 июня 1919 года “похода на Москву”. По словам А.И. Деникина, “истощенный многими мобилизациями Северный Кавказ уже не мог питать надлежаще армию, и только новые районы, новый прилив живой силы могли спасти ее организм от увядания... Состав ВСЮР с мая по октябрь возрастал последовательно от 64 до 150 тысяч. Таков был результат нашего широкого наступления...”[1]. Социальные и политические выгоды наступления белой армии через Малороссию к Центру России отмечались и в разведывательных сводках Штаба ГК ВСЮР: “... В центральной России атмосфера всеобщего недоверия и ненависти к советской власти начинает охватывать самые широкие массы населения... большевизм в России уже изжит путем долгого и тяжкого опыта и “красные” дни его близятся к закату”[2]. Стремление к обладанию районом со значительными людскими и материальными ресурсами предопределило направление главных ударов ВСЮР на Малороссию, с Дона на север и северо - запад, а не на соединение с отступавшими за Урал войсками Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака или с оренбургскими и уральскими казаками[3].

Одним из основных источников комплектования регулярных частей ВСЮР во вновь занимаемых районах продолжали оставаться добровольцы. Эти пополнения были наибольшими в городах, бывших в начале ХХ века пунктами дислокации воинских частей, военно - учебных заведений Императорской Армии. На юге России таковыми являлись - Севастополь, Симферополь (13-я пехотная дивизия, Крымский конный полк), Екатеринослав (34-я пехотная дивизия, 34-я артиллерийская бригада), Харьков (31-я пехотная и 10-я кавалерийская дивизии, 31-я артиллерийская бригада, Сумский кадетский корпус), Киев (33-я пехотная и 9-я кавалерийская дивизии, 33-я артиллерийская бригада, Алексеевское инженерное и Николаевское артиллерийское, Киевское и Николаевское военные училища, Владимирский кадетский корпус), Полтава (9-я пехотная дивизия, Петровский кадетский корпус), Одесса (15-я пехотная и 4-я стрелковая дивизия, 4-я стрелковая артиллерийская бригада, Сергиевское артиллерийское училище, Константиновский кадетский корпус) и т.д. В начале ХХ века из новобранцев, призываемых в южнорусских губерниях, получали пополнения ряд гвардейских полков: Лейб-Гвардии Преображенский, Финляндский, 1-й Стрелковый, Кавалергардский, Уланский Его Величества, Драгунский и др. полки[4]. После развала фронта Великой войны многие офицеры возвращались в города, где до войны располагались их части, жили их семьи. Офицеры и гражданские чиновники переезжали в южные города, спасаясь от террора, голода, дороговизны, царивших в Центральной России[5]. Важную роль играло наличие в городе военного училища или кадетского корпуса, дававшего наиболее надежные добровольческие кадры.

Значительные пополнения добровольцев давали также средние и высшие учебные заведения, учащаяся молодежь. Наиболее крупными учебными центрами южной России были Ростов на Дону, Харьков, Симферополь, Одесса, Киев. Как правило обладание городом, являвшимся одновременно учебным центром, городом где были крупные институты, университет и местом дислокации воинских частей давало ВСЮР немалые пополнения.

Еще один фактор роста добровольческих пополнений летом - осенью 1919 года заключался в усилении социального расслоения в больших городах и сельских районах, расслоения, усиленного политикой советской власти. Примечательно, что в городах с многочисленным промышленным пролетариатом, с сильными структурами советской власти, там, где в течение 1918 - 1919 годов свирепствовал “красный террор”, воинские части рабоче - крестьянской красной армии (далее - РККА) (12-я, 13-я, 14-я, 8-я и 9-я советские армии) получали наибольшие пополнения (Харьков, Екатеринослав, Херсон, Одесса, Курск, Воронеж). И эти же города давали крупные пополнения регулярных частей ВСЮР[6].

Как правило местное офицерство при взятии белыми города вступало в те воинские части, которые прежде там находились: (Харьков, давший около 10 тысяч добровольцев, где крупные пополнения добровольцами получили 1-й и 2-й Офицерские стрелковые генерала Дроздовского полки[7], Купянск, Белгород, Курск - пополнения в 1-й и 2-й Офицерские генерала Маркова полки[8], Полтава - пополнения в Сводный полк 12-й кавалерийской дивизии[9], Симферополь, Феодосия - 2-й конный (впоследствии получивший шефство генерала Дроздовского) полк[10], Сводный полк 13-й пехотной дивизии[11], Киев - 7-я пехотная и Сводно - Гвардейская дивизии[12]. В то же время офицерские кадры бывших полков Императорской Армии, ранее дислоцировавшихся в городе, стремились к воссозданию своего полка, своей дивизии в местных условиях, помещая объявления о приглашении добровольцев (полки 9-й пехотной дивизии в Полтаве[13], 31-й пехотной дивизии в Харькове[14], 25-й пехотный Смоленский полк в Воронеже[15], 173-й Каменецкий  и 174-й Роменский пехотные полки - в Курске[16]. Нередко практиковался (особенно в кавалерийских частях) способ приглашения добровольцев в “родную” часть, действующую на другом участке фронта и здесь, через посредство газетных объявлений, плакатов и т.д., и в этом случае вербовочные комиссии могли рассчитывать на добровольцев из числа бывших однополчан. Так 4-й гусарский Мариупольский полк, формировавшийся осенью 1919 года под Таганрогом, рассылал вербовщиков в Курск, Киев, Екатеринослав, Харьков[17]; эскадрон 17-го гусарского Черниговского полка (в составе Сводного гусарского полка 5-го кавалерийского корпуса) получил 100 добровольцев - бывших однополчан из Орла, хотя сам в октябре 1919 года вел бои под Севском[18]; тогда же 1-й и 2-й эскадроны 16-го уланского Новоархангелского полка пополнялись добровольцами из Воронежа (города своей дислокации), также будучи в составе 1-й кавалерийской дивизии 5-го кавалерийского корпуса под Севском[19]; в Киеве, Полтаве, Екатеринославе, Ростове  на Дону имел своих вербовщиков 3-й Корниловский ударный полк, формировавшийся в Харькове[20].

Однако, зачисление в строй офицеров, служивших в советских учреждениях или РККА, затягивалось процедурой прохождения особых реабилитационных комиссий, что в ряде мест (особенно в Киеве, где при наличии около 20 тысяч офицеров в Добрармию отправилось служить не более трети) не позволяло оперативно использовать резервы опытных военных кадров, создавало среди офицерства настроения апатии, равнодушия к службе в рядах ВСЮР[21]. Серьезные недостатки имели место и при попытках возрождения частей Императорской Армии. Многие полки “формировались” только на бумаге. Офицеры получали жалование в соответствии с командными должностями, не торопясь при этот выступать на фронт (такова, например, судьба 7-го уланского Ольвиопольского полка, формировавшегося зимой 1919 - 1920 годов в Одессе). Обычной практикой, особенно в частях 5-го кавалерийского корпуса, стало формирование внутри одной воинский части нескольких ячеек старых полков. Каждая из них претендовала на свое “особенное” положение, а это отрицательно сказывалось на дисциплине и сплоченности всей части в целом, негативно отражалось на ее боеспособности (еще 2 февраля 1919 года приказ ГК ВСЮР за № 217 запрещал всякие самочинные формирования внутри 2-го Конного полка)[22]. Вообще создание новых боевых единиц должно было санкционироваться Военным ведомством, но на практике этот порядок постоянно нарушался.

К категории добровольческих могут быть отнесены и отдельные отряды, созданные местным населением для партизанской борьбы в тылу РККА и затем вошедшие в состав регулярных частей ВСЮР (например, конные отряды - самообороны немцев - колонистов Таврической и Херсонской губерний, влившиеся в мае - июне 1919 года в формирующиеся части 1-го Гвардейского Сводно - кирасирского и 2-го Гвардейского Сводно - кавалерийского полков[23]; Бердянский и Перекопский пехотные батальоны, Мелитопольский пехотный полк, вошедшие в состав Сводного полка 34-й пехотной дивизии[24]; 1-й Елецкий и Тамбовский офицерский полки, сформированные во время рейда 4-го Донского генерал - лейтенанта К.К. Мамантова, и вошедшие позднее в состав т.н. “Тульской пехотной бригады”[25]; отряды крестьян - повстанцев Ливенского уезда Орловской губернии, пополнившие ряды 1-го Офицерского генерала Маркова и 1-го Партизанского генерала Алексеева пехотного полков)[26].  Но состоявшие из местных зажиточных крестьян, землевладельцев отряды продолжали действовать и самостоятельно, нередко не выполняя распоряжений вышестоящих воинских начальников, подчиняясь во всем своим “батькам” и “атаманам” (Волчанский конно-партизанский отряд, Старобельский пехотный батальон, Повстанческий “отряд священного долга” атамана Струка (он же 1-й малороссийских партизанский отряд) и т.д.). Самочинные действия, грабежи, реквизиции подобных формирований вызывали немало нареканий, хотя не следует отрицать их роли в организации разведки, рейдов по тылам РККА, привлечении добровольцев - крестьян в свои ряды. Несколько отрядов самообороны объединялись в более крупные войсковые единицы (1-й пехотный полк немцев-колонистов (январь 1920 года))[27], а некоторые выполняли только полицейские функции (отряды крестьянской самообороны Харьковского уезда, Грайворонского уезда Курской губернии)[28], отряды крестьян - добровольцев Херсонского уезда, содействовавшие частям 3-го армейского корпуса генерал - майора Я.А. Слащова при подавлении Баштанского и Висунского восстаний в ноябре - декабре 1919 года[29], Ставропольские конно- партизанские отряды[30] и др.). Однако, нередко подобные формирования становились ядром повстанческих отрядов, боровшихся уже против Добровольческой армии.

Иной категорией пополнений были мобилизованные офицеры, нижние чины и военные чиновники. К концу 1919 года стало очевидным, что в войне гражданской мобилизация может применяться лишь в качестве дополнительной меры для комплектования воинских частей, когда источники крупных пополнений добровольцами постепенно иссякают. Но в масштабах “похода на Москву”, с выходом  Добровольческой армии “на широкую московскую дорогу” мобилизация фактически стала главным источником пополнения белого фронта.

Высшим военным командованием ВСЮР мобилизация рассматривалась как необходимая, но очень сложная мера. А.И. Деникин писал, что “масса мобилизованных во время пребывания в тылу, в мирной обстановке запасных батальонов, была совершенно пассивной и послушной... Но выйдя на фронт, они попадали в крайне сложную психологически обстановку, сражаясь в рядах добровольцев, они имели против себя своих односельчан, отцов и братьев, взятых также по мобилизации красной армией; боевое счастье менялось, их села переходили из рук в руки, меняя вместе с властью свое настроение. И дезертирство на фронте значительно увеличивалось”[31]. Начальник Военного Управления генерал - лейтенант А.С. Лукомский также отмечал отрицательные черты мобилизаций: раздувание штатов вновь формируемых воинских частей, отправка на фронт необученных солдат без предварительной подготовки в запасных частях, отсутствие среди мобилизованных “идейных борцов” за Белое дело[32].

Командиры же среднего звена (полков, батальонов, эскадронов и батарей) не отрицали положительного значения проводимых мобилизаций. Так полковник Б.А. Штейфон, сформировавший большую часть своего 13-го пехотного Белозерского полка из мобилизованных крестьян Курской и Черниговской губерний, указывал на преимущества возрождения новой русской армии на регулярных началах, полагая, что нормальная воинская дисциплина, четкая субординация между начальниками офицерами и подчиненными рядовыми, авторитет унтер-офицеров значительно усилят стойкость воссоздаваемых полков бывшей Императорской Армии, выгодно отличавшихся этим от своеобразной “дисциплины” добровольческих полков[33]. Офицеры “цветных полков” (полковники В.Е. Павлов, М.Н. Левитов и др.) также положительно оценивали проводимые мобилизации, считая их своего рода “толчком” для колеблющихся к приходу в ряды белой армии[34].

Проведение призыва в ряды ВСЮР летом - осенью 1919 года было уже достаточно четко регламентировано с учетом специфики гражданской войны. Согласно разработанной и утвержденной Военным ведомством “Временной инструкции  для производства войсковой мобилизации в районах, занятых ВСЮР” (от 9 июня 1919 года), мобилизации подразделялись на “проводимые в районах занятых войсками (полковые, корпусные) и в районах тыловых, непосредственно войсками не занятых” (п. 3). Это разделение определило и распределение контингентов, которые “в зависимости от потребности” или “непосредственно пополняли воинские части по нарядам штабов корпусов” (то есть сразу ставились в строй), или “направлялись в запасные батальоны” - дивизионные и армейские (п. 8). Определение числа возрастов для мобилизации зависело от потребностей фронта, необходимости “быстрого их использования назначением непосредственно на укомплектование войск или на пополнение запасных частей” (п. 9). Командирам воинских частей указывалось на недопустимость “скопления в ближайшем тылу призванных контингентов, не поставленных в строй” (из-за опасности перехода на сторону красных или повстанцев при неустойчивости фронта). Мобилизация начиналась с “быстрого ознакомления с местными условиями” офицера, заведующего мобилизацией, определения мест сборных пунктов призываемых и организации приемной комиссии из представителей местной власти” или “наиболее надежных местных жителей” (п. 17). Объявления о мобилизации публиковались в местных газетах и вывешивались в общественных местах. После проведения призыва контингенты распределялись “непосредственно в назначенную для пополнения часть”, или “в установленные особые сборные пункты, или непосредственно в запасные части”[35].

Мобилизация в тыловых районах, в отличие от прифронтовой, производилась “с предварительным учетом военнообязанных органами местного военного управления”, восстанавливавшихся  сразу после занятия уездного или губернского центра. Заведующий мобилизацией подчинялся распоряжениям дежурного генерала штаба армии. Но, несмотря на относительную устойчивость ряда тыловых районов (Новороссия, Северный Кавказ, Центрально - Черноземный район), местный мобилизационный аппарат формировался далеко не везде, и наиболее распространенным в 1919 году стал призыв военнообязанных и новобранцев в порядке, определенном для прифронтовых районов[36].

 Основным контингентом призываемых по мобилизации были крестьяне юга России. Поскольку понятие “врага”, против которого заставляла сражаться та или иная власть, для крестьянства в гражданской войне было весьма неопределенным (им мог стать, в зависимости от местных условий, и бывший помещик, и немец - оккупант, и белогвардеец - “кадет”, и комиссар - коммунист, и бандит - махновец), то значительную роль играла аграрно-крестьянская политика власти, политика, за которую можно было бы снова, после 4-х лет Великой войны взять в руки оружие. Командующий Добровольческой армией и Главноначальствующий Харьковской области генерал - лейтенант В.З. Май - Маевский и Главноначальствующий Новороссии генерал - лейтенант Н.Н. Шиллинг неоднократно сообщали в Ставку Главкома ВСЮР, что для успеха мобилизаций нужно идти на значительные уступки южнорусскому крестьянству в аграрном вопросе - вплоть до признания за ним права на захваченную помещичью землю[37]. Проблемы хозяйства южнорусской деревни в 1919 - 1920 годы принимались во внимание представителями военной и гражданской администрации при проведении мобилизаций. Так губернатор Екатеринославской губернии С.С. Щетинин 20 сентября 1919 года издал следующее примечательное распоряжение о порядке проведения мобилизации в ряде уездов губернии: “В виду поступающих ко мне многочисленных просьб крестьян, с указанием на то, что уборка хлебов и подготовка полей к осеннему севу еще не закончена и на основании распоряжения Главнокомандующего от 13 сентября (1919 года) о том, чтобы озимые поля, где это не поздно, были непременно засеяны, или же подготовлены к весеннему посеву, приказываю производство мобилизаций по уездам Екатеринославскому и Верхнеднепровскому временно прекратить и отложить на 10 дней, считая для уездов первым днем мобилизации 2 октября с.г. Лица, уже прибывшие на сборные пункты в города Екатеринослав и Верхнеднепровск, подлежат призыву и немедленной отправке в воинские части (характерно, что отправка идет сразу на фронт, минуя запасные части - В.Ц.)”[38]. Мобилизации в данных уездах так и не проводились, а в начале октября в этих районах появились повстанцы Н. Махно и призыв военнообязанных вообще прекратился.

Следует отметить широко распространенную летом - осенью 1919 года практику переносов сроков мобилизации, изменений в районах ее проведения по инициативе военной (командиры воинских частей, коменданты) и гражданской администрации (губернаторы, начальники уездов). Это было обусловлено в частности стремлением местной власти обеспечить прежде всего собственные интересы даже при проведении столь важного мероприятия, как мобилизация.

Осознание мобилизованным того, за что он идет воевать, определяло его отношение к выполнению своего воинского долга. Для этого большое значение имела подготовка призываемых контингентов в запасных частях. Заведующие мобилизацией нередко стремились призываемых военнослужащих запаса старших возрастов сразу направлять в действовавшие на фронте части (полк. Б.А. Штейфон - при мобилизации в свой 13-й пехотный Белозерский полк[39]), а новобранцы - молодежь призывов 1918 - 1921 годов пропускалась через систему запасных частей, где помимо боевой подготовки получала представление о целях, программе Добровольческой армии, о государственном и военном порядке, об основах аграрной, рабочей политики Белого движения. Хотя и при самой активной пропаганде далеко не всегда из них удавалось подготовить действительно стойких, убежденных белых солдат.

Осенью 1919 года имели место факты открытого перехода запасных батальонов на сторону большевиков (8-й армейский запасной батальон и запасной батальон 5-й пехотной дивизии, дислоцированные в Кременчуге в декабре 1919 года)[40], массового дезертирства из них (Запасная бригада Сводно - гвардейской дивизии в Лубнах и Пирятине Полтавской губернии в ноябре - декабре 1919 года)[41].

Довольно устойчивые в моральном и боевом отношениях пополнения из запасных батальонов приходили после 5-6 месячной подготовки (из 3-го армейского запасного батальона в Ставрополе, ставшие основой 42-го пехотного Якутского полка[42], запасного полка Корниловской ударной дивизии (база - Таганрогский округ)[43], пополнения 1919 года из запасных батальонов 13-й и 34-й пехотных дивизий (база - Крым, Северная Таврия).

Практика ускоренного (1-2 месяца) обучения мобилизованных в запасных батальонах и их отправка в бой себя совершенно не оправдывала (хотя с точки зрения необходимости “удержания фронта” по причине отсутствия резервов в октябре - декабре 1919 года, это было единственным выходом). Приходившие на фронт пополнения быстро таяли в постоянных боях и тяжелых переходах, дезертировали, сдавались в плен (пополнения из запасных эскадронов 2-й кавалерийской дивизии 5-го кавалерийского корпуса (база - Сумы)[44], запасного батальона 1-го Партизанского генерала Алексеева пехотного полка (база Щигры - Тим)[45], запасных батальонов 9-й (база - Полтава)[46] и 21-й пехотных дивизий (база - Владикавказ))[47].

Неэффективной следовало признать и практику “прямого” формирования новых воинских частей из мобилизованных (минуя запасные батальоны). То, что оправдывалось в Великой войне, не оправдалось в гражданской (формирование сводных полков 31-й пехотной дивизии - 1-й Отдельной пехотной бригады) в Харькове, Курске[48], 14-го пехотного Олонецкого полка в Льговском уезде Курской губернии[49], 80-го пехотного Кабардинского полка в Белгороде[50] и др.). Обычно после первых же боев, понеся большие потери (новых пополнений туда уже не поступало), такие воинские части прекращали существование.

Из всех причин дезертирства и сдачи в плен мобилизованных можно отметить нежелание воевать вообще и нежелание уходить с отступающими частями далеко от родных мест. На эти недостатки указывали почти все историки Белого движения. Так, например, при отступлении марковцев от Ливен к Харькову из рядов 3-го Офицерского генерала Маркова полка много мобилизованных крестьян Курской губернии дезертировало, не желая покидать пределов родных мест[51]. То же самое имело место и в 1-м Партизанском генерала Алексеева полку и его запасном батальоне[52]. Показателен пример отступления группы генерал - лейтенанта Н.Э. Бредова, когда, по словам Б.А. Штейфона, отступавшие от Киева на Одессу “войска неуклонно сокращались: мобилизованные по мере продвижения Добровольческой армии к северу, в период успеха... охотно воевали, когда их деревни находились позади фронта. Как только родные места очищались войсками, там оставались и уроженцы очищенных мест. Борьба с этим злом была безрезультатна[53]. Определенную роль в этом играли также опасения дезертиров за судьбу своих близких, оставшихся за линией фронта у большевиков, перед которыми можно было бы оправдаться насильственной мобилизацией у белых.

Из категорий запасных подразделений наиболее распространенными в 1919 - начале 1920 годов являлись запасные части на уровне дивизий. Нередко запасные батальоны и эскадроны имели отдельные добровольческие полки (13-й пехотный Белозерский, 1-й и 2-й Корниловские ударные, 12-й уланский Белгородский, 1-й Партизанский генерала Алексеева полки и т.д.). На их основе формировались также “цветные” полки второй и третьей очереди[54].

С ноября 1918 года по март 1920 года существовали и армейские запасные батальоны, сведенные по распоряжению начальника запасных частей ВСЮР от 21 октября 1919 года в три армейские запасные бригады (в течение июня 1919 года в дополнение к ранее сформированным четырем армейским запасным батальонам формировались 5,6,7,8 армейские запасные батальоны, а в сентябре 1919 года - 9-й армейский запасной батальон)[55]. Сосредоточенные в глубоком тылу ВСЮР (в Ростове на Дону, Армавире, Ставрополе), собиравшие в свой состав призываемых со всего юга России, они давали основную часть пополнений ВСЮР в период с января по март 1920 года. Формировались также и специальные запасные части - 6 октября 1919 года был образован запасной пулеметный батальон (для подготовки пулеметных команд), а 13 июня - запасный инженерный полк[56]. В Крыму 8 апреля 1920 года все запасные части были сведены в 1-ю армейскую запасную бригаду[57].

Как уже указывалось с января по май 1919 года регулярные части ВСЮР комплектовались возрастами, призванными по войсковым мобилизациям августа - декабря 1918 года. Таким же образом пополнялись местными кадрами и части Крымско - Азовской армии. После освобождения от большевиков Малороссии и Центральной России мобилизации стали производится в новых уездах и губерниях. При занятии Харькова, Курска, Киева, Полтавы и других губернских центров на них распространялись изданные ранее приказы о мобилизации штаб-офицеров до 50 лет, обер-офицеров, юнкеров, подпрапорщиков, унтер-офицеров, солдат срочной службы, вольноопределяющихся 1 и 2 разрядов всех родов оружия и гардемаринов в возрасте до 43 лет включительно, медицинских и военных чиновников от 20 до 43 лет включительно, а также всех военнообязанных (не исключая белобилетников) призыва 1912 - 1920 и 1921 годов включительно, то есть с 20 до 30 лет (10 младших сроков - 1890 - 1900 годов рождения)[58]. Призыв проводился по указанным возрастам и категориям, однако в ряде случаев имелись исключения. В распоряжении курского губернатора Римского - Корсакова указывалось, что призыву подлежат только “лица, занимавшиеся хлебопашеством, родившиеся в 1895 - 98 гг.”. Отмечалось, что от мобилизации освобождаются лица, занимавшие должности в правительственных учреждениях, железнодорожные служащие, чины Государственной стражи, священники и церковнослужители, волостные и сельские старшины и старосты, защитники крепости Порт - Артур и делопроизводители податных инспекторов[59]. Служащим и рабочим заводов, вернувшимся из австрийского и германского плена, предоставлялась отсрочка на 2 месяца. Меннониты, баптисты, молокане, некрасовцы и др. (т.е. те, кто не могли участвовать в войне по религиозным убеждениям) зачислялись на нестроевые должности. Приказом Главкома ВСЮР № 2388 от 21 сентября 1919 года от военной службы освобождались все учащиеся и преподаватели средних и высших учебных заведений; им предоставлялась возможность оставить ряды армии и продолжить занятия. Этот приказ вызвал противоречивую реакцию со стороны военных и представителей “общественности”. С одной стороны указывалось на недопустимость ослабления добровольческих полков, поскольку немалую их часть пополняли именно учащиеся. Высказывались мнения, что демобилизация учащихся в разгар боев на Московском направлении вызовет дезертирство других категорий военнообязанных. Другие считали, что белая власть должна проявить свой гуманизм и позволить “будущему России” - учащейся молодежи продолжить прерванное обучение. Реального значения этот приказ, однако, не имел, так как уже 31 октября “из - за сложного положения на фронте” распоряжением Главкома № 21 463 демобилизация учащихся была прекращена, а демобилизовавшиеся ранее обязывались вернуться в строй[60].

Неудачи мобилизаций вынуждали идти на их повторение (в Донбассе - до 4-х раз, в Одессе - трижды, в Харькове - дважды). В Харькове и Полтаве приказом Главноначальствующего ген. В.З. Май - Маевского 22 ноября 1919 года и в Одессе Главноначальствующим ген. Н.Н. Шиллингом в январе 1920 года объявлялась мобилизация всего мужского населения (призывов 1885 - 1906 годов рождения) от 17 до 35 лет включительно в строевые части, лица же старше 35 лет (до 43 лет включительно) и белобилетники подлежали призыву в городскую стражу[61]. Несколько ранее, в соответствии с распоряжением начальника Государственной Стражи генерала от инфантерии Н.Н. Мартоса  для пополнения рядов стражи была объявлена специальная мобилизация военнообязанных призыва 1906 - 1907 годов (1885 - 1886 годов рождения)[62].

Территориально мобилизации более всего затронули Таврию и Северный Кавказ, как районы, находившиеся под контролем ВСЮР наибольшее время (около двух лет - Таврия, включая Крым, и около 14 месяцев Северный Кавказ). Кубанское казачье войско продолжало пополнять не только казачьи, но и регулярные воинские части ВСЮР (Сводно - Гренадерская дивизия, 2-я и 8-я пехотные дивизии, куда направлялись иногородние)[63]. Горские народы неоднозначно относились к приказам Главкома ВСЮР и воззваниям местных Правителей (генерал - майора М.М. Халилова в Дагестане и генерала от артиллерии Э.Х.  Алиева в Чечне) о мобилизации[64]. Если карачаевцы, черкесы, адыги, кабардинцы и осетины без каких - либо принуждений вступали в инородческие полки (многие из них шли служить добровольно), то в Нагорной Чечне, Ингушетии, Нагорном Дагестане мобилизации встретили активное противодействие горцев и становились причинами антидобровольческих восстаний[65]. Русское (“неказачье”) население горских районов, городов Владикавказа, Пятигорска, Грозного, Дербента, Хасав - Юрта, Назрани шли добровольцами и призывались в ряды частей 8-й (позднее 21-й) и 52-й пехотных дивизий (осень - зима 1919 - 1920 годов), кадры которых располагались в этих городах. К началу 1920 года практически все контингенты добровольцев и мобилизованных здесь были исчерпаны[66].

Аналогичное положение сложилось в Таврии, где добровольческие и мобилизованные пополнения отправлялись вначале в Крымско - Азовскую Добровольческую армию генерал - лейтенанта А.А. Боровского, затем в 4-ю и 5-ю пехотные дивизии, 3-й армейский корпус генерал - майора Я.А. Слащова Добровольческой армии и Русскую армию ген. П.Н. Врангеля. Более всего пополнений дали Перекопский и Симферопольский (в пехотные части ВСЮР), Мелитопольский и Бердянский уезды (из немцев - колонистов - в кавалерийские части ВСЮР) Таврической губернии.

В районах, занятых ВСЮР летом - осенью 1919 года, проводимые мобилизации давали неодинаковые результаты. Так Екатеринославская губерния давала крупные пополнения только в районах городов Екатеринослава и Александровска. В остальных уездах проводимые мобилизации, по существу, провалились (в ряде волостей, например, Новомосковского и Верхнеднепровского уездов на приемные пункты являлось лишь по 5 - 10 человек). Аналогичное положение сложилось осенью 1919 года и в уездах Херсонской губернии (только крупные города - Одесса и Херсон и районы, прилегающие к ним, дали значительные пополнения в части, формировавшиеся Главноначальствующим Новороссийской области ген. Н.Н. Шиллингом), и в южных уездах Полтавской и Харьковской губерний[67].

Главная причина этого - развернувшееся повстанческое движение Н. Махно, превратившее данный район в театр военных действий, в котором полностью отсутствовал местный мобилизационный аппарат. В период наибольшего продвижения ВСЮР к Москве и оборонительных операций под Курском и Харьковом в октябре - ноябре 1919 года, когда потребность в резервах была крайне велика, огромный район в тылу, обладавший большими мобилизационными возможностями, не дал ВСЮР никаких пополнений, разрезал тыл армии надвое (северные районы Малороссии, Центрально - Черноземный район и Таврия, Северный Кавказ, Всевеликое Войско Донское). Пополнения Малороссии и Центрально - Черноземного района были быстро исчерпаны в постоянных боях осени 1919 года, а получить пополнения из юго-восточных районов было практически невозможно.

Малороссийские губернии давали большой процент добровольцев и мобилизованных в Добровольческую армию летом - осенью 1919 года. Как правило, наиболее крупные пополнения поступали из районов, расположенных вблизи губернских центров (Харьков, Киев, Полтава), являвшихся одновременно и мобилизационными центрами; уездных городов, бывших пунктами сосредоточения запасных частей (Лубны, Сумы, Валки и Нежин); железнодорожных узлов, где сосредотачивались пополнения из нескольких близлежащих уездов (Ворожба, Бахмач, Белгород), а также из районов с зажиточным крестьянским населением, пострадавших от большевиков (Васильковский и Уманский уезды Киевской губернии, Хоролский и Пирятинский уезды Полтавской губернии, Ахтырский, Волчанский и Валковский Харьковской губернии).

Но в целом малороссийская деревня, уставшая от войны и бесконечной смены властей, относилась к проводимым мобилизациям без особого энтузиазма[68]. Крестьянство было заинтересовано в порядке и возможно наименьшем вмешательстве любой власти в его внутреннюю жизнь[69]. В районах с сильным влиянием петлюровщины (западные уезды Киевской и Подольская губернии) также не приходилось рассчитывать на значительные пополнения.

В Донбассе большинство населения стремилось занять нейтральную позицию по отношению к Добровольческой армии. Северо - западные районы этого бассейна (Александровский, Бахмутский и Славяносербский уезды Екатеринославской губернии) были настроены пробольшевицки (мобилизация объявлялась здесь несколько раз и дала незначительные результаты). Юго - восточные и Центральные районы Донецкого бассейна (Таганрогский округ Всевеликого Войска Донского, Мариупольский уезд Екатеринославской губернии) подчинялись мобилизационным мероприятиям, пополняя запасные части Корниловской ударной дивизии, 1-го Офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка и др.

Иное положение было в Центрально - Черноземном районе. Здесь село испытало всю тяжесть большевицкой аграрно - крестьянской политики 1918 - 1919 годов, поэтому и приток пополнений во ВСЮР был настолько большим, насколько это позволяли мобилизационные возможности района, и это при том, что территория находилась под контролем ВСЮР не более 1-2 месяцев осени 1919 года[70]. Крупные пополнения дали Курский, Льговский, Белгородский, Щигровский и Дмитриевский уезды Курской и Дмитровский, Орловский, Ливенский и Малоархангельский уезды Орловской губерний, Воронежский уезд. Во время рейда 4-го Донского конного корпуса ген. Мамантова в августе 1919 года немало крестьян - добровольцев присоединились к белым (в районах Тамбовского, Борисоглебского и Козловского уездов Тамбовской и Елецкого уезда Орловской губерний). Многие из тех, кто поддерживал казаков - мамантовцев в 1919 году, затем принимали участие в Тамбовском восстании, так называемой “Антоновщине” в 1921 году[71].

Таким образом, к числу основных факторов, оказывавших влияние на успех или неудачу мобилизации, следует отнести: 1). Существование устойчивой местной гражданской или военной администрации, способной провести призыв; 2). Наличие симпатий к Белому движению, связанных, как правило, с антипатией к советской власти, если таковая смогла себя достаточным образом проявить; 3). Крупный контингент подлежащих призыву лиц и “неистощенность” района боевыми действиями и мобилизациями противника.

Последним крупным источником пополнения ВСЮР являлись военнопленные. Этот контингент имел ряд специфических особенностей. В нем можно выделить первую категорию - бывших офицеров (красных “военспецов”) и красноармейцев, сознательно переходивших на сторону белых. А.И. Деникин отмечал, что “поступление в полки офицеров, ранее служивших в Красной армии, никакими особенными формальностями не сопровождалось. Офицеры, переходившие фронт, большей частью отправлялись в высшие штабы, для дачи показаний. Таких офицеров было не так много... Отношение к офицерам, назначенным в офицерские роты, было довольно ровное. Многие из этих офицеров быстро выделялись из массы и назначались даже на командные должности, что в частях Дроздовской дивизии было явлением довольно частым.

В Корниловской дивизии пленные направлялись в запасные батальоны, где офицеров отделяли от солдат. Пробыв там несколько месяцев, эти офицеры назначались в строй в офицерские роты. Иногда ввиду больших потерь процент пленных в строю доходил до 60. Большая часть из них (до 70%) сражались хорошо. 10% пользовались первыми же боями, чтобы перейти к большевикам и 20% составляли элемент, под разными предлогами уклоняющийся от боев. При формировании 2-го и 3-го Корниловского полков состав их состоял главным образом из пленных (в 3-м Корниловском ударном полку немалую часть составляли мобилизованные Харьковской губернии - прим. В.Ц.).

Во 2-м полку был офицерский батальон в 700 штыков, который по своей доблести выделялся в боях и всегда составлял последний резерв командира полка”[72] (факт расстрела попавших в плен красных командиров корниловцами также имел место, например, расстрел бывшего генерала А.В. Станкевича под Мценском в октябре 1919 года - В.Ц.)[73]. “В частях Дроздовской дивизии пленные офицеры большей частью также миловались, частично подвергаясь худшей участи - расстрелу. Бывали случаи, что пленные офицеры перебегали обратно на сторону красных”[74].

Из военнопленных солдат зачастую формировались отдельные подразделения - 4-я рота капитана Иванова в 1-м Офицерском стрелковом генерала Дроздовского полку[75], 3-й батальон 42-го пехотного Якутского полка (сформирован в Киеве в сентябре 1919 года)[76], 1-я Тульская добровольческая пешая дивизия Донской армии[77], 83-й пехотный полк (бывший Солдатский)[78].

Следует отметить далеко неоднозначное отношение к сдавшимся в плен бывшим офицерам и солдатам. Если последних, за редкими исключениями, тут же ставили в строй, или отправляли в запасные части, то бывшие офицеры, взятые в плен в бою, могли быть отправлены в контрразведку и даже казнены “за измену Родине”. При этом, чем выше был чин взятого в плен, тем суровее было к нему отношение (упомянутая выше казнь бывшего ген. Станкевича[79], отправка в контрразведку бывшего Генерального штаба полковника М.П. Строева, служившего в штабе Буденного[80], разжалование в рядовые и направление в 83-й пехотный Самурский полк бывшего Генерального штаба  генерал - лейтенанта Л.М. Болховитинова[81] и т.д.). Но подобная практика не носила систематического характера. Единственная категория военнопленных, которая, как правило, уничтожалась на протяжении всей войны - это комиссары и члены РКП(б), т.е. сознательные противники Белого движения[82].

Вторая категория военнопленных - сдавшиеся добровольно вследствие неудачно проведенной боевой операции, равнодушные как к белым, так и к красным. Такие “профессиональные пленные” служили на той или иной стороне фронта по несколько раз. Они обычно были уроженцами тех мест, где проходили бои и для них главными являлись стремления вернуться к своему хозяйству, оставленному ими по мобилизации  в красную армию, сохранить жизнь, сказывалась и усталость от войны и т.д. Так, например, в сентябре - октябре 1919 года большой процент военнопленных дали 9-я и 55-я стрелковые дивизии РККА, сформированные в Орловском военном округе из уроженцев Курской и Орловской губерний[83]; практически полностью укомплектованные в Малороссии части советских 12-й и 14-й армий сдавались в плен наступавшим частям Добровольческой армии летом 1919 года. Лишь массовые пополнения, осенью того же года, красноармейцами, призванными из Центральных и северных губерний, и “инородцами” (латышскими, китайскими, венгерскими - “интернационалистами”) позволили сохранить кадры этих армий[84]. Председатель Реввоенсовета республики Л.Д. Троцкий обратил внимание на этот изъян комплектования РККА, поэтомму уже в Таврии в 1920 году против армии ген. П.Н. Врангеля воевали воинские части, укомплектованные преимущественно  уроженцами Центральной и Северной России, Поволжья и Сибири, а не Малороссии или Северного Кавказа).

Когда подобные формирования входили в состав ВСЮР, рассчитывать на их стойкость в бою не приходилось (о чем свидетельствует, например, факт массовой сдачи в плен полков 6-й пехотной дивизии в боях 15 - 17 мая 1919 года под Царицыном[85]). Принцип “землячества”, дающий внутреннюю спайку воинским частям при удачных боевых действиях, в случае отхода вызывал обратный эффект, так как уроженцы оставляемой местности, военнопленные, равно как и мобилизованные, дезертировали вместе. В то же время в период наступлений военнопленные дисциплинированно несли свои обязанности, являясь примером для добровольцев и мобилизованных[86].

Третья категория - сдавшиеся в плен с целью разложения воинских частей изнутри, разведывательной и террористической работы в тылу белых. Попадая в запасные части, они вступали в контакт с местным подпольем, убивали офицеров, снабжали оружием партизан и подпольщиков (это имело место, например, в Кременчуге, где большая часть 7-го запасного батальона (от 7-й пехотной дивизии) в декабре 1919 года в связи с приближением фронта подняла восстание[87], в Николаеве, где местная комендантская команда полностью присоединилась к повстанцам села Баштанка[88], а Николаевский батальон (г. Николаев Херсонской губернии), перебив своих офицеров, перешел к Н. Махно[89] и т.д.).

К сожалению, существовавшая длительное время на юге России система запасных частей не позволяла производить должную фильтрацию военнопленных. Только 1 июня 1919 года распоряжением начальника запасных частей был сформирован отдельный армейский запасной батальон военнопленных, а 16 сентября и 21 октября сформированы соответственно 2-й и 3-й батальоны военнопленных[90]. В запасных же частях отдельных полков и дивизий ВСЮР военнопленные смешивались с мобилизованными, чем пользовались красные разведчики, разлагая последних (входя в доверие под видом земляков, “односумов”, однополчан и проч.).

Анализируя боевые качества перечисленных выше контингентов пополнений ВСЮР в 1919 - 1920 годах, следует признать, что добровольцы оставались наиболее устойчивыми в идеологическом отношении, поскольку люди, сознательно отдающие свои жизни за идеалы Белого движения, как правило не дезертировали с фронта по “идейным” соображениям (за исключением тех случаев, когда их “идеалы” расходились с жестокой правдой гражданской войны). Но добровольцы зачастую были слабы в военной подготовке - вчерашние гимназисты, студенты и городские чиновники с трудом привыкали к тяготам походно - боевой жизни. Особые трудности встречали неподготовленных добровольцев в кавалерии (отсутствие навыков верховой езды, боевой рубки, ухода за лошадьми)[91].

Г. Гоштовт - офицер ЛГв Кирасирского Ея Величества полка, кадр которого был возрожден в 5-м кавалерийском корпусе, отмечал “недостатки рядовых добровольцев, давших ряд бесспорно выдающихся по духу и отваге представителей, но в большинстве своем мало приспособленных и зачастую беспомощных в боевой жизни, да к тому же и весьма склонных в тяжелый для них период боев, или в связи с продвижением армии до места их постоянного жительства просить о переводе в другую часть, или о возвращении в первобытное состояние”[92]. Но полученный боевой опыт делал добровольцев надежными и стойкими в боевых действиях.

Бывшие пленные красноармейцы по оценке Н.Н.Р. (очевидно генерал-лейтенанта – М.И. Репьева – инспектора артиллерии 1-го армейского корпуса генерала Кутепова - В.Ц.) “в большинстве своем были надежные и служили хорошо. Причем даже в очень тяжелых боевых условиях перебежки отдельных солдат бывали редки”[93]. Так состав Офицерской стрелковой генерала Дроздовского дивизии можно было бы определить как “общероссийский”, причем “среди солдат служило значительное число пленных красноармейцев, которые зачислялись на службу в части в боевой обстановке... Бывшие пленные красноармейцы обыкновенно были уроженцами более северных губерний - домой все равно они попасть не могли, а за сдачу в плен могли серьезно пострадать. Предварительный сговор между солдатами был невозможен ввиду разнообразного состава”[94]. Эта оценка верна в отношении большинства “цветных” полков и частей Русской армии 1920 года, но в 1919 году многие регулярные и запасные части ВСЮР, как отмечалось выше, комплектовались военнопленными - уроженцами одних и тех же районов.

По степени надежности такие мобилизованные могли бы быть отнесены едва ли не на последнее место. Но при этом, конечно, надо учитывать особенности того региона, откуда производился призыв. По словам того же Н.Н.Р. “уроженцы Ставропольской губернии, мало бывшей под большевицким гнетом, были в большинстве зажиточными крестьянами и их тянуло домой”[95]. Это верно в отношении ставропольцев поздних призывов, мобилизованных уже в конце 1919 года. Новобранцы Ставрополья младших сроков призыва отличались большей стойкостью, сражаясь в рядах как старых добровольческих полков, так и вновь создаваемых регулярных - (42-го пехотного Якутского[96], 81-го пехотного Апшеронского[97], 83-го пехотного Самурского[98] и др.).

Мобилизованные немцы - колонисты также были одним из наиболее надежных контингентов ВСЮР, в частности, -  полков 5-го кавалерийского корпуса[99]. Многие из крестьян, мобилизованных в Центрально - Черноземном районе прошли с белыми весь страдный путь от Орла до Севастополя. Таким образом, однозначно отрицательно оценивать мобилизованных как наименее надежный контингент, не следует. Так же как и в РККА, части ВСЮР, укомплектованные уроженцами одного района, проявляли высокие боевые качества, сражаясь вдали от своих родных мест (пример - “инородческие” полки, укомплектованные горцами Северного Кавказа[100]).

Боевые качества пополнений зависели и от наличия предыдущего боевого опыта солдат и офицеров. Бывшие фронтовики, участники Великой войны, являлись опорой командиров. Но усталость от войны, стремление вернуться к своему хозяйству, побуждали многих из них делать выбор между участием в антибольшевицкой борьбе и дезертирством, сдачей в плен.

В заключение данного раздела - несколько замечаний о регулярных частях ВСЮР, на пополнение которых в 1919 году отправлялись перечисленные выше контингенты. Первые крупные пополнения в Добровольческую армию весной - летом 1919 года начали поступать с момента более или менее устойчивого функционирования системы запасных частей и притока добровольцев (в период боев в Донбассе и под Царицыном). Уже тогда в составе “цветных” полков были и военнопленные, и мобилизованные, однако на протяжении всего 1919 года в “первоочередных” полках Корниловской ударной, Офицерской генерала Маркова и Офицерской стрелковой генерала Дроздовского дивизий преобладали добровольцы. Перевес мобилизованных и пленных над ними обозначился лишь к концу 1919-началу 1920 -го годов.  Однако отсутствие достаточного числа кадровых офицеров, нижних чинов и унтер- офицеров, отсутствие традиций дисциплины, воинского долга и духа боевого товарищества, были в немалой степени причинами слабости таких воинских частей, как, например, “третьеочередных” полков Добровольческой армии (3-й Корниловский ударный, 3-й Офицерский генерала Маркова полк, 2-й и 3-й Офицерские стрелковые генерала Дроздовского полки), особенно в первые месяцы их пребывания на фронте.

Эти части пользовались определенными “привилегиями” при комплектовании, когда “старший” полк помогал “младшему”, формировавшемуся в тылу и людскими ресурсами из числа военнопленных и мобилизованных, и вооружением, и обмундированием[101]).

Многие воинские части, создававшиеся в период лета - осени 1919 года, как правило, имели лишь небольшой костяк из добровольцев и кадровых офицеров, вокруг которого собирались кадры пополнения, главным образом из военнопленных и мобилизованных (80-й пехотный Кабардинский полк, 13-й пехотный Белозерский и Сводно - стрелковый полки, Сводно - Гвардейская дивизия, 4-й гусарский Мариупольский, 11-й уланский Чугуевский, 12-й драгунский Стародубовский, 17-й гусарский Черниговский, 8-й гусарский Лубенский полки, части 4-й стрелковой и 31-й пехотной дивизий и др.).

Как уже отмечалось, общей тенденцией в комплектовании регулярных частей ВСЮР в период с апреля 1919 по март 1920 годов можно считать постепенный переход от принципов “добровольчества” к “регулярству”, проявившийся, в частности, осенью - зимой 1919 - 1920 годов в Новороссийской и Киевской областях, где формировать новые части приходилось буквально “с нуля”, а мобилизационные возможности данных районов представлялись достаточными для создания крупных боевых единиц (ген. Н.Н. Шиллинг считал процесс возрождения “регулярства” вполне естественным, заслуживающим всяческой поддержки[102]. Фактически же формируемые части Новороссийской области получили незначительные пополнения (в период т.н. “обороны Одессы” в январе - феврале 1920 года)[103].

Период “похода на Москву”, период, в который ВСЮР достигли наивысших успехов в противобольшевицкой борьбе, характеризовался дальнейшим укреплением существовавших со времени 1-го и 2-го Кубанских походов регулярных воинских частей и широким созданием новых боевых структур, начиная от отдельных эскадронов и батальонов в составе “старших” частей и заканчивая ячейками будущих полков и дивизий, формировавшихся преимущественно посредством пополнений мобилизованными и пленными. В это время образование новых воинских частей отличалось преобладанием “самодеятельности” отдельных воинских начальников, когда с их разрешения во многих действующих на фронте и в тылу полках зарождались ячейки старых полков Императорской Армии, что приносило ущерб планомерному созданию отдельных воинских соединений с их предварительной подготовкой и последующей отправкой на фронт с санкции Военного ведомства и Инспекции формирований ВСЮР. Однако, в целом, на обширной территории юга России ввести процесс комплектования регулярных частей ВСЮР в определенные рамки не представлялось возможным. Даже такой сторонник “регулярства”, как полк. Б.А. Штейфон, вынужден был прибегнуть для пополнения рядов своего 13-го пехотного Белозерского полка к методам, продиктованным условиями гражданской войны, - ставить в строй военнопленных и проводить мобилизации в прифронтовой полосе. Стремление белого генералитета к “регулярству” в формировании армии в немалой степени объяснялось желанием вернуться к привычным, традиционным способам организации армии, причем опыт войны гражданской зачастую недооценивался, игнорировался, ставился ниже опыта мирного времени и опыта Великой войны. Это проявилось, в частности в негативной оценке т.н. “партизанщины”, действий отрядов, возникавших самостоятельно и не подчинявшихся распоряжениям “чужих”, назначенных “сверху”, а не “своих” командиров.

Недостатки в комплектовании воинских частей в 1919 - начале 1920 годов были отчасти преодолены в следующий период противобольшевицкой борьбы на юге России весной - осенью 1920 года.

 

 



[1] Деникин А.И. Указ. соч., т.5., Берлин, 1926. С. 117-118.

[2] Советская Россия. Составлено по разведывательным данным полковником Ряснянским. 1919, с.7.

[3] Керсновский А.А. Философия войны. Белград, 1939. С. 34-35.

[4] Звегинцов В.В. Русская Армия. 1914 год. Подробная дислокация, формирования 1914 – 1917 гг.

[5] Регалии и отличия. Париж, 1959. С. 1-34.

[6] Из воспоминаний проф. Н.Н. Алексеева. // Архив русской революции. Т. 17, Берлин, 1926. С. 186 – 187.

[7] Красная армия. Составлено по разведывательным данным полковником Ряснянским. Апрель – август 1919 года. С. 215 – 216.

[8] Туркул А.В. Указ. соч. с. 120 – 122.

[9] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 36, 39, 42, 48.

[10] Голос юга. Полтава, № 22, 1 сентября 1919 г.

[11] Участник. Краткая выписка из боевой жизни 2-го конного имени генерала Дроздовского полка. // Часовой, № 48, январь 1931. С. 22.

[12] Горяйнов И.Н. Указ. соч. с. 44

[13] Голеевский М. Материалы по истории Гвардейской пехоты и артиллерии в гражданскую войну 1917 – 1922 гг. Книга 2. Топличин Венац. Б.г., с.5.; Чернопысский. 42-й пехотный Якутский полк в гражданской войне. // Военная Быль, № 126, январь 1974. С. 43.

[14] Голос юга. Полтава, № 25, 5 сентября 1919 г.

[15] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 2436, Л. 510.

[16] Воронежский телеграф. Воронеж. №10, 29 сентября 1919 г.

[17] Россия. Курск, №20, 24 октября 1919 г.

[18] 4-й гусарский Мариупольский Императрицы Елисаветы Петровны полк. // Военная Быль. № 110, май 1971 г. с. 19.; Мечов Л. Записки добровольца. // Белое дело, т. 7., Берлин, 1933. С. 67-68.

[19] Куторга Г. Черниговские гусары в гражданскую войну. // Военная Быль. № 98, июль 1969 г. с. 13.

[20] Воронежский телеграф. Воронеж, №10, 29 сентября 1919 г.

[21] Корниловский ударный полк. Материалы для истории. Указ. соч. С. 263.

[22] Деникин А.И. Указ. соч. т. 4., с. 91.; Корсак Б. У белых. Париж, 1931. С. 33 – 34.

[23] Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981. С. 142 – 143.; РГВА. Ф. 39540, Оп.1., Д. 128., Л. 242

[24] Гоштовт Г. Кирасиры Его Величества в Великую войну 1916, 1917 года.; РозеншильдПаулин В. Участие в Белом движении. Жизнь за рубежом. Париж., 1956., с. 144 – 145.; Звегинцов В.Н. Кавалергарды в Великую войну и Гражданскую. Т.3., Париж, 1966. С. 87 – 88.; Игнатий, иеромонах. Лейб – драгуны в Добровольческой армии. // Лейб – драгуны дома и на войне. Париж, 1928. С. 38.

[25] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1716, часть 1., Л. 316.

[26] РГВА. Ф. 198, Оп.4., Д. 91., Л. 70.

[27] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 196, 149.

[28] Штейнманн Б. Указ. соч. с. 88-89.

[29] Голос юга. Полтава, № 13. 21 августа 1919 г.

[30] Тур П. Баштанская республика. // Страницы борьбы. Николаев 1923. С. 209.

[31] Краснов В.М. Из воспоминаний. // Архив русской революции. Т. 11 Берлин 1923. С. 131 – 132.

[32] Деникин А.И. Указ. соч. т. 4. С. 83.

[33] Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин., 1922. С. 201 – 202.

[34] Штейфон Б. Кризис добровольчества. Белград, 1928. С. 103 – 110.

[35] Павлов В.Е. Указ. соч. т.2., с. 99, 147.

[36] Временная инструкция для производства мобилизации в районах занятых Вооруженными Силами Юга России. Екатеринодар, 1919, с. 1-7.

[37] Там же. с. 8-10.; ГАРФ. Ф. 440., Оп.1., Д. 34а., Лл. 109 – 110.

[38] Макаров П.В. Адъютант генерала Май – Маевского. Л., 1927., с. 61.; Единая Русь. Одесса, № 117, 4 января 1920 г.; Кубанский кооператор. Екатеринодар, № 47, с. 29.

[39] Приднепровский край. Екатеринослав, № 6714, 26 сентября 1919 г.

[40] Штейфон Б. Указ. соч. С. 100 – 102.; Горяйнов И. 13-й пехотный Белозерский генерал – фельдмаршала князя Волконского полк в гражданскую войну. // Военная Быль, № 124, сентябрь 1973 г., с. 31 – 32.

[41] Летопись революции, № 5-6, 1929, с. 291.

[42] Голеевский М. Указ. соч. Книга 2., С.5, 54-55

[43] Чернопысский. Указ. соч. с. 43.

[44] Корниловский ударный полк. Материалы к истории. Указ. соч. с. 397

[45] Гоштовт Г. Кирасиры Его Величества в Великую войну 1916, 1917 года.; РозеншильдПаулин В. Участие в Белом движении. Жизнь за рубежом. Париж, 1956. С. 223.

[46] Партизанский генерала Алексеева пехотный полк. 1917 – 1920 гг. // Первопоходник, № 21, октябрь 1974. С. 10; Павлов В.Е. Указ. соч. т.2., с. 145.

[47] Голос юга. Полтава, № 34, 5 октября 1919 г.

[48] ГАРФ. Ф. 446, Оп.2., Д. 31, Л. 429.

[49] Там же.

[50] Ведомости 13-го Белозерского полка. Чернигов, № 3, 4 октября 1919 г.; Штейфон Б. Указ. соч. с. 112.; РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 38, Л. 28об.

[51] Павлов В.Е. Указ. соч. т.2., с. 52.

[52] Там же, с. 153.

[53] Там же, с. 155.

[54] Штейфон Б. Бредовский поход. // Белое дело. Т.3., Берлин, 1927. С. 92.

[55] Павлов В.Е. Указ. соч.

[56] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1754, Л. 62 об.

[57] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1713, Л. 223 об

[58] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1715, Лл. 167 – 167 об

[59] Там же.

[60] Россия. Курск, № 24. 5 ноября 1919 г.

[61] Великая Россия. Ростов на Дону, 19 сентября 1919 г.

[62] Южный край. Харьков, № 133, 23 ноября 1919 г.; ГАРФ. Ф. 1874, Оп.1., Д. 39., Л.7.

[63] Киевлянин. Киев, № 26, 21 сентября 1919 г.

[64] РГВА. Ф. 39910, Оп.1., Д. 15, Лл. 6 – 6об, 10, 46.

[65] Тахо – Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927. С. 116 – 118.

[66] ГАРФ. Ф. 446, Оп.2., Д. 31, Л. 153 а.

[67] Там же.

[68] ГАРФ. Ф. 1874, Оп.1., Д. 39, Лл. 20-21.; Шиллинг Н.Н. Эвакуация Новороссии. // Часовой, № 121, с. 19-20.

[69] ГАРФ. Ф. 440, Оп.1., Д. 34, Лл. 101 – 102.

[70] Там же. Л. 101.

[71] ГАРФ. Ф. 440,  Оп.1., Д. 34а, Л. 252.; ГАРФ. Ф. 440, Оп.1., Д. 34, Лл. 100 – 101.

[72] Голубинцев В. Рейд генерала Мамонтова. // Первопоходник, №9, С. 28-29.; Ковалев Е. К 40-летию Мамантовского рейда. // Родимый Край. № 26, январь – февраль 1960 г. с. 14-15.

[73] Деникин А.И. Указ. соч. т.4., с. 92.

[74] Корниловский ударный полк. Материалы для истории. Указ. соч. с. 343.

[75] Деникин А.И. Указ. соч. т.4., с. 92.

[76] Туркул А.В. Указ. соч. С. 96 – 97.; Кравченко В. Указ. соч. т.2., С. 353.

[77] Чернопысский. Указ. соч. с. 43.

[78] Ковалев Е. Указ. соч. с. 13.; РГВА. Ф. 39926, Оп.1., Д.2., Л.12.

[79] Кравченко В. Указ. соч. т.2., с. 352.

[80] Корниловский ударный полк. Материалы для истории. Указ. соч. с. 343.

[81] Махров П.С. В белой армии генерала Деникина. СПб, 1994, с. 117-118.

[82] Там же. с. 175.; Штейфон Б. Кризис добровольчества. Белград, 1928. С. 11-12.

[83] Деникин А.И. Указ. соч. т.4., с. 92-93.

[84] Корниловский ударный полк. Материалы для истории. Указ. соч. с. 346.

[85] Центральное бюро связи и информации при Наркомвоен Украины. Сводка № 10-11 (21 июня – 5 июля 1919 г.), с. 10-13; Сводка № 16. (9-18 августа 1919 г.). с. 4-6.

[86] Врангель П.Н. Указ. соч. т.1., С. 147.; Попов К.С. Воспоминания кавказского гренадера. Белград, 1925. С. 242 – 243.

[87] Штейфон Б. Бредовский поход. // Белое дело, т.3., Берлин, 1927. С. 92.

[88] РГВА. Ф. 102, Оп.3., Д. 499, Лл. 10-11.; Литвинов А.С.  С лейб – драгунами в гражданской войне.// Лейб – драгуны дома и на войне. Париж, 1930. С. 136.

[89] Биншток М. Николаевская организация в период деникинщины. // Страницы борьбы. Николаев, 1923. С. 198.

[90] Белаш А.В., Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. Киев, 1992. С. 338.

[91] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1715, часть 5. Листы не нумерованы.

[92] Шверубович Б. О людях, о театре и о себе. М., 1976. С. 222 – 223; Мамонтов С. Указ. соч. С. 246 – 248.

[93] Гоштовт Г. Кирасиры Его Величества в Великую войну 1916, 1917 года. РозеншильдПаулин В. Участие в Белом движении. Жизнь за рубежом. Париж, 1956. С. 220 – 221.

[94] Н.Н.Р. По поводу статьи “Александрийцы у города Святой Крест 12 января 1920 года”. // Военная Быль, № 43, 46, январь 1961 г. с. 29.

[95] Там же.; Кравченко В. Указ. соч. с. 352 – 353.

[96] Н.Н.Р. Указ. соч. с. 29.

[97] Чернопысский. Указ. соч. с. 43.

[98] ГА ЧР.  (Государственный архив Чеченской республики), Ф. 96, Оп. 1., Д. 13., Л. 27.

[99] Кравченко В. Указ. соч. с. 350.

[100] Главацкий Н. От Азовского моря до Курской губернии. Туда и обратно. (Воспоминания о походе ЛГв Драгунского эскадрона Добровольческой и Русской армии в 1919 и 1920 годах. (дневник)).// Лейб-драгуны дома и на войне. Париж, 1930. С. 138.

[101] Голос юга. Полтава, № 13, 21 августа 1919 г.

[102] Штейфон Б. Указ. соч. с. 112 – 113; РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 1662, Л.1.

[103] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 87, Л. 124об.