Анатолий Гончаров.

 

Святогорское восстание 1918 года

 

Белое пятно истории

 

О том, что на заре советской власти в Красногорском было большое кулацкое восстание, я впервые узнал, когда приехал сюда в начале 80-х годов на работу в редакцию. Знакомя с районом, его историей, один из местных краеведов вскользь заметил – «А мы в свое время отметились бунтом против большевиков».

Где, как это произошло – для меня было очень интересно, поскольку до перестроечных лет о всяких «белых пятнах» в нашей истории узнать было практически невозможно. О событии, не вписывающемся в официальную версию победного шествия советской власти и ее всесторонних успехах, до конца 80-х годов можно было узнать лишь случайно, да и то в двух-трех предложениях. Вот в таком объеме и было рассказано в книге «Очерки по истории удмуртской партийной организации» - да было в 1918 -19 годах Ижевско-Воткинское восстание и одновременно с ним еще несколько выступлений крестьян в сельских районах Удмуртии. Например, в Алнашах, Малмыже, Святогорском. Сейчас полная карта этих выступлений есть в энциклопедии «Удмуртия», а прежде сведения о сопротивлении советской власти приходилось искать по крупицам.

На карте, опубликованной на 505 странице энциклопедии, практически вся нынешняя Удмуртия от Святогорья на севере до Каракулино и Кабарки на юге отмечена огромным черным пятном как занятая «белогвардейцами и белоучредиловцами». Плюс тут же два отдельных крупных пятна – Алнаши-Елабуга и Уржум – ныне Кировская область, но прежде это была территория, заселенная удмуртами. Остается гадать: так где же оставалась власть Советов тогда? Свободными от восстаний отмечены Яр, Глазов, Балезино, Чепца, то есть железная дорога, по которой можно было быстро передвигать отряды красных. В энциклопедии Ижевско-Воткинское антисоветское выступление  названо как одно из самых крупных и продолжительных по времени в Советской России. Как известно, после революции историю восстания изучал Алексей Толстой, другие писатели, но так и не решились воссоздать правдивую картину событий – поскольку она шла вразрез с официальной версией  победоносном шествии народной власти.

Как известно, Ижевское и прочие восстания начались как реакция на грубый произвол большевиков после их прихода к власти. Сейчас все исторические публикации в газетах и журналах и передачи по ТВ (особенно я хочу отметить «Исторические хроники» Сванидзе), признают, что в 1917 году большевики не были самой большой и оппозиционной партией дореволюционной России. На первом месте по численности и влиятельности шли эсеры. Приход к власти большевиков оказался достаточно случайным. Но когда романтики с оружием дорвались до власти, фактически не имея программы переустройства России, лишь только несбыточную идею о мировой революции, то в ход пошли в первую очередь методы диктатуры, силового подавления противников, изъятия плодов чужого труда, чужой собственности. Вот такие методы большевиков и вызвали вполне ожидаемую реакцию народных масс – революция чудом удержалась на штыках Красной Армии, в составе которой движущей силой стали совсем не русские люди, а разного рода «интернационалисты» типа латышских стрелков и даже китайцев, каким-то ветром занесенных даже в Удмуртию.

Кто виноват?

 

Уже первое лето после революции вызвало сопротивление народа против деятельности большевиков. А началось все с изъятия хлеба у крестьян под предлогом голода в городах, где остановилась промышленность, подорванная первой мировой войной. Не буду полностью пересказывать историю Ижевско-Воткинского восстания – самого крупного в стране. В советские годы старательно замалчивалось, что вместе с Колчаком из небольшого тогда города города ушли около 50 тысяч человек – не только буржуазия и богатые люди, но и многие рабочие Ижевского завода со своими семьями.   

Ижевская республика просуществовала полгода, а Святогорское восстание, начавшееся практически одновременно в августе 1918 года, было подавлено где-то за месяц.

Достаточно подробно предыстория Ижевского восстания, его ход и весь путь ижевчан от Камы до  Тихого океана показаны в книге Дмитриева и Куликова «Мятеж в Ижевско-Воткинском районе». Сразу скажу, что мне кажется – оценка событий в ней довольно односторонняя, с позиции красных, хотя приводится много фактического материала, который   частенько противоречит выводам авторов. Я, например, по цифрам из этой книги для себя отметил, что серьезной социальной базы для революции в удмуртской деревне не имелось. Средний размер земельных наделов у нас был выше, чем по центральной России. Количество лошадей, домашнего скота в удмуртских хозяйствах было выше, чем в русских. Они имели в среднем две лошади на хозяйство.

Мои выводы подтвердила и Люция Аполлосовна Волкова, всесторонне исследовавшая экономику и быт удмуртской деревни, в том числе по материалам статистики, которой пользовался и сам Ленин в создании работы «Развитие капитализма в России». Например, она увидела, что средняя русская крестьянская семья в конце 19 века за год продавала мяса на 30 рублей, а удмуртская – лишь на восемь. Но не потому, что крестьяне-удмурты хуже работали, а потому, что они оказались слабее вовлечены в рыночную экономику, имели льготы по налогам и просто были не заинтересованы доставлять свою продукцию на продажу – им этих восьми рублей прекрасно хватало для жизни. Хотя эта жизнь отличалась патриархальным укладом, по большому счету ее можно считать достаточно упрощенной.

Единственное, что тормозило развитие деревни в тогдашней Вятской губернии – довольно суровый климат, неплодородные почвы, это подталкивало многих крестьян уходить из деревень на заработки в города, хотя бы в зимний период. В то же время активно развивались ремесла, промыслы, люди даже в таких условиях могли прокормить себя. Начало 19 века – это период огромного экономического подъема России. То есть, объективно говоря, не возникало веских поводов устраивать революции. И поддерживать их, резко меняя общественный уклад. Развитие страны шло эволюционным путем, как двигался и весь цивилизованный мир. Однако в это эволюционное развитие ворвалась первая мировая война, в итоге обрушившая экономику тех империй, которые развязали эту войну, то есть России и Германии.

 

Степан Барышников

 

Если мы заговорили о крестьянстве, то тут в самый раз будет вспомнить биографию красного комиссара Глазовского уезда Степана Барышникова, подавившего Святогорское восстание. Через двадцать лет после революции, в 1938 году, он попал под репрессии, и вот тогда ему во время следствия припомнили жестокость, с которой комиссар воевал против крестьян, всех его невинных жертв. В книге Леонида Емельянова о Барышникове герой сначала представлен сыном бедного крестьянина, который едет на подножке поезда на учебу в  Глазов, живет на квартире, бережет краюшку хлеба, которую дала ему в дорогу мама. А в протоколах следствия уже сказано, что отец Барышникова был фактически кулаком, имел большое хозяйство, нанимал работников, то есть, далеко не бедствовал. Правда, его земляки в 30-е годы утверждали – батраков имел, но никого не эксплуатировал, на роль кулака не подходил. Словом, народ своего земляка не дал в обиду.

Автор той книги, вышедшей в начале 90-х годов, еще не мог отойти от стереотипов советской поры: раз крестьянин – то бедный, если деревенский, да еще из удмуртов – то с трудом получил образование и т.д. Однако этот крестьянский сын после гимназии шагнул дальше - поступил на математический факультет Петербургского университета, куда поступил на стипендию, выделенную властями дореволюционного Глазова. Другое дело, что стипендия была не очень велика для проживания в большом городе. Но ведь по этому примеру видно, что даже в те годы общество что-то делало для поддержки способных людей из народа, давало им шанс на продвижение в жизни. Назовите сейчас пример того, как современному абитуриенту власть материально помогает поступить в вуз Москвы или Петербурга. Если такой пример есть, то он просто уникален.

 

Сталин и другие

 

Святогорское восстание оказалось было достаточно скоротечным. И сведений о нем в архивах практически нет, есть только несколько публикаций местных краеведов, сделанных по воспоминаниям свидетелей той поры и скупым документам, найденным в архивах. Кстати, куда делись документальные свидетельства той поры? В республиканских архивах краеведы в 70-х годах не нашли практически ничего. Это им объяснили тем, что во время наступления Колчака, происходившего уже после восстания, большинство документов первого послереволюционного года было уничтожено красными при отступлении или  вывезены в Вятку, где потом то ли потерялись, то ли лежат слишком глубоко. Игорь Марков, побывавший в архивах Кирова, утверждает, что документы революционной и послереволюционной поры по-прежнему засекречены.

Вот что нашел Игорь Марков о приезде в Глазов Сталина в январе 1919 года, то есть через полгода после восстания, но ситуация за это время мало изменилась. По горячим следам Сталин писал в отчете о поездке: «Явно контрреволюционное настроение, озлобленность против Советской власти, наличие кулацких элементов. Все партийные и советские учреждения констатируют сплошную контрреволюционность населения. Села сплошь кулацкие. Комбеды в руках кулаков, партийные организации слабы, ненадежны…»

А вот что говорилось в январе 1919 года о Святогорской волости в отчете политотдела действующей армии:

«В Святогорской волости партия коммунистов сочувствием не пользуется. Никакой агитационной работы в волости не ведется, газеты и литература отсутствуют. Население темное, тон задает богатое и среднее крестьянство, недовольное советской властью из-за чрезвычайного налога и хлебной монополии…»

Интересные данные приведены в новой «Хрестоматии по истории Удмуртской республике. Вот что сказал депутат от Васильевской волости Нохрин на  5-м чрезвычайном уездном съезде Советов в Глазове 20 марта 1918 г., за год до приезда Сталина:

- Совет в волости организован 28 февраля. Выбрано было в исполнительный комитет 4 члена, но два из них с самого начала не явились. Население относится к власти неуверенно, ввиду некоторых обстоятельств. Как, например, на хлеб вводятся то твердые цены, то вольные, то берут облигации, то не берут. Ввиду этого служить очень трудно. Власть взята, но народ выборным не верит. Деревенские комитеты организованы, но работают слабо, в некоторых деревнях их даже совсем нет. Установлено самообложение по 2 рубля с души. 23 деревни уплатили, а остальные пока не платят. Учительский и фельдшерский персонал требует жалования. Продовольственный вопрос осложняется колебаниями цен на хлеб. Страдает больше всего лишь беднейшее население. Товаров никаких нет, семенного овса нет. Исполнительный комитет работой завален, а работников нет…

 

 

Бабкин и другие…

 

Если говорить кратко, то восстание вокруг Святогорского свелось к переходу власти в этом волостном центре в руки активистов Союза офицеров, а также зажиточных крестьян. В советские годы говорили, что возглавил восставших офицер по фамилии Бабкин. Правда, потом я выяснил, что Бабкин был не офицером, а матросом, который приехал на родину из Питера якобы с мандатом от большевиков, но, увидев ситуацию на месте, возглавил крестьянское выступление. Позднее в партийных документах я обнаружил, что организатором восстания назван учитель Чистосердов Арсентий Николаевич. Еще в одном документе вожаком восстания назван безымянный волостной писарь из богатых. Словом, лидеров было несколько.

В ходе моих журналистских поисков по краеведческой тематике я не раз случайно натыкался на воспоминания старожилов: да, желающих повоевать в 1918 году с большевиками было достаточно – формировались отряды, собиралось оружие. Но делалось это так медленно, например, в селе Васильевском, что приготовления затянулись на несколько дней и в итоге ничем серьезным не кончились.

Вот как рассказывает события тех дней со слов своего деда Владимир Сергеевич Кудрявцев – вообще-то бывший первый секретарь райкома партии в 90-е годы:

- Дед сказал, что восстания не было, был просто мятеж. (В чем разница в этих терминах? – примечание автора). Как-то летом в наше Погудино приехал нарочный из волостной управы: столько-то мужиков-фронтовиков завтра прислать в Святогорье! Будем воевать! С кем воевать? – спрашивают мужики. Там увидите!

Поехали мужики в волость, видят – народу много, а порядку нет. На днях обещают подвезти винтовки, чтобы воевать с большевиками. Бывалые фронтовики не торопились взяться за оружие – навоевались. Тихонько-тихонько улизнули домой. За ними снова приехал верховой, но деревенские прикинулись, что мобилизованные мужики еще не вернулись. На том мятеж для жителей из деревни Погудино и закончился. Через год они также отнеслись к гражданской войне – не поддерживали ни белых, ни красных.

Одно из немногих документальных свидетельств об этом восстании есть в журнале «Историк-марксист» за 1932 год, кн. 4-5. – Статья В.А.Максимова «Кулацкая контрреволюция и Ижевское восстание 1918 года»:

      «…Возьмем Святогорское восстание. Здесь была организация Союза фронтовиков. Она взяла на себя инициативу восстания; использован был и волостной исполком, куда прошли кулаки. Сам председатель вика перед восстанием ездил в Ижевск за оружием. Уездная организация (то есть, Глазов) знала о подготовке восстания, но так умело была построена конспиративная деятельность контрреволюционеров, что посланные на место красноармейские отряды с полномочиями предупредить восстание ничего не могли сделать. Восстание вспыхнуло и быстро перекинулось в Юсовскую и Васильевскую волости. Связаться территориально с районом ижевских повстанцев святогорские не смогли, оружие на 40 подводах было захвачено красноармейским отрядом Барышникова по дороге из Ижевска. Ижевская народная армия к северу до Святогорской волости добраться не смогла, и восстание было подавлено отрядами красных частей в месячный срок».

А вот как описывает события М.Сигов – один из участников тех событий со стороны красных:

 

По рассказам старожилов, на пути отряда Барышникова (125 красноармейцев, 35 матросов, два пулемета), двигавшегося из Глазова, попалась богатая деревня Русский Караул. Часть ее наступавшие сожгли, хотя там им не оказали сопротивления. При этом были убиты женщины и дети, поскольку красные не особо церемонились с местным населением. В деревне Удмуртский Караул красных встретили хлебом-солью, сметаной. Но Барышников своим солдатам не разрешил ничего пробовать, считая, что продукты отравлены.

Захватив Святогорье, красные попутно сожгли деревню Тараканово, возле которой укрепились «белые». Население оттуда заранее ушло в леса, прихватив с собой скотину и все, что можно унести. Старожилы рассказывали мне, что жили в лесу месяц, а потом вернулись отстраивать деревню. Трудно поверить, но у красных был даже самолет, с которого они бросали бомбы в лес, где отсиживалось население – так мне рассказывали старожилы.

Сам Барышников вспоминал, что увидел в деревне: «Смотрю – убитые женщина и мальчик лет пяти. Я обратился к красноармейцам – кто это сделал? Кто убил? «Я, - говорит Коробейников (один из командиров). – Я ей кричу: стой, а она бежит. Выстрелил вверх, а она бежит, выстрелил еще и убил двоих одной пулей…»

Восстание, хоть и скоротечное, дало возможность Ижевцам создать так называемый «северный фронт» и прикрывать Ижевск от красных со стороны Вятки и Глазова. Именно из этих лесных районов, в том числе из Святогорья, пришли потом в Ижевск отряды, объединенные в «лесную роту». Командовал ею поручик Леснов, такое вот совпадение фамилии с событиями.

Эти сведения мне сообщил писатель-эмигрант Николай Смоленцев-Соболь, написавший роман «Нелюбины», действие которого начинается где-то в Старых Зятцах (на родине его родителей). Вот что он мне написал:

«Даже после поражения Ижевского и Воткинского восстаний, в северных лесах противостояние сатанинской власти продолжалось. В своем романе я это описал в последнем бою, которые мои старосношенцы дали карательно-реквизиционному отряду: из последних сил, калеки и старики, вооруженные кто чем, но пошли на пулеметы - и все полегли. Само описание боя - из нескольких мемуарных свидетельств о крестьянских бунтах против советской власти. Это не было заранее продуманное выступление. Это был уже крик отчаяния, уже взрыв изнутри: нет больше жизни на нашей земле, так пусть лучше смерть будет честной!»

А связались мы с писателем таким образом: я опубликовал в газете «Красное знамя» небольшой материал с упоминанием восстания, материал занесли на сайт газеты в Интернете, таким образом он стал доступен читателям в любой стране мира. Американец по ключевому слову «Святогорское восстание» нашел через поисковую систему эту публикацию, вышел на газету, затем на меня.

 

Учительница Тина

 

Сколько было жертв восстания? Даже в советские годы жертвами восставших назывались лишь учительница Тина Вершинина, один милиционер (фамилия не называлась) и, по воспоминаниям краеведов, один мельник, который отказался спустить пруд на пути отряда красных.

Со стороны восставших погибших было гораздо больше. Официально были арестованы и после суда расстреляны шестеро, двое из них по фамилии Сиковы (Сиговы) – характерная фамилия для жителей деревни «Багыр», где с давних времен проживали старообрядцы – люди самостоятельные, упорные. В скобках отмечу, что вокруг Святогорья преобладали  русские старообрядцы, часть из них беспоповцы, скептически относившиеся к любой официальной власти, а другая часть – признававшие официальную церковь. То есть, изначально это были грамотные, самостоятельные люди, далеко не бедные, чтобы безоговорочно поддерживать всякие революции.

Но главными жертвами восстания были двое священников: Василий Лапшин из Архангельского, которого красные считали идейным вдохновителем восстания, и святогорский священник Иоанн Блинов. Их убили во дворе Святогорского храма 13 сентября 1918 года, просто закололи штыками в присутствии довольно большого числа людей. Кстати, внучка Блинова уже в наше время дважды приезжала в Красногорское из Москвы.

Вернусь к личности Тины (Устиньи по крещению) Вершининой, которой в 80-е годы возле Красногорской школы был установлен памятник. Эта молодая женщина родилась в селе Архангельское, воспитывалась своей теткой, служившей в церкви. В юности Тина училась в глазовской гимназии и потом каким-то образом оказалась в коммерческом училище в Киеве. Достаточно удивительный факт – девочка из деревни, сирота попадает на учебу на другой конец страны. Но ведь и деревенский мальчик Барышников поступил на казенные деньги в университет Петербурга. Оказывается, до революции деревенские дети могли достичь российских столиц, учиться там. Кстати, по некоторым сведениям Вершинина и Барышников оказались знакомы еще по Глазову и, по вольным версиям некоторых краеведов, между ними была любовь. Якобы поэтому Барышников с такой жестокостью и подавил восстание в Святогорье после того, как узнал о расстреле Вершининой.

Как она оказалась на родине после Киева? Одна из версий – еще до революции ее сослали домой под надзор полиции за участие в деятельности анархистов (до революции власть гораздо активнее боролась с анархистами и эсерами, чем с большевиками). Но вообще-то она появилась в Архангельском в начале 1918 года, поначалу болела тифом, который подхватила по дороге домой, а потом устроилась учительницей в школу села Широково Балезинского района, ныне не существующего. Это село было довольно близко от Архангельского. Работала перед восстанием всего два-три месяца.

Когда в селе начались митинги против власти большевиков, изъятия зерна у крестьян, призывы к восстанию, Вершинина на удивление смело выступила перед крестьянами с эмоциональной речью, призывая не верить зажиточным, то есть кулакам и офицерам, особо обличала священника, называя его обманщиком, эксплуататором трудящихся. В целом, это лексика, характерная для городских революционеров. Для деревни, безусловно, такие слова звучали довольно убедительно. Интересно, что Вершинина была дружна с дочерьми священника, а по другим версиям – вообще воспитывалась в его доме, поскольку была сиротой. Иначе откуда у сироты появилась возможность учиться сначала в женской гимназии Глазова, а потом в Киеве?

Восставшие арестовали Вершинину, отвезли под стражу в Святогорье, в волостную управу. 

Барышников довольно быстро прибыл в Святогорье освобождать Тину, освободил ее, а расстреляли восставшие смелую учительницу-анархистку только после второго ареста, 26 августа, поскольку она продолжала на митингах выступать против кулаков и офицеров. Во время второго рейда Барышникова в Святогорье и произошли все жестокости, в том числе казнь священников.

В этих событиях есть сюжет, достойный  литературного произведения. Особенно в отношениях Вершининой с семьей священника Лапшина. Она с детства регулярно общалась с батюшкой. Возможно, в ходе этого общения и обнаружила, что «поп» обманщик и эксплуататор.  В районном краеведческом музее даже есть переписка Вершининой с Лапшиными – достаточно простые по тематике девичьи письма, ни одного плохого слова в адрес батюшки там нет. Есть и ее фотография, сделанная в Киеве и подаренная дочерям Лапшина. Одна из дочерей Лапшина была замужем за каким-то красным командиром. В итоге после восстания обе семьи встретились 29 сентября 1918 года на окраине леса, где закопали расстрелянных – на одной поляне нашли Вершинину, на другой – тело священника. Обоих похоронили в селе Архангельском, возле храма. Храм потом снесли, это место заняла школа. Так получилось, что могила священника оказалась на территории школьной столовой, на нее десятилетиями выливали помои, поскольку в советские годы в порядке вещей было строить на кладбищах. Лишь в наше время по инициативе священника Сергия Конкина могила был разыскана и прах Лапшина перезахоронили в более достойном месте.

Вскрывали и могилу Тины Вершининой – в 70-х годах, когда власти впервые вспомнили о ней и решили с почестями похоронить как борца за народное дело и революционерку, не упоминая, что она принадлежала к анархистам, а это не вписывалось в ее героический образ. Однако  в могиле Тины Вершининой оказались останки неизвестного мужчины. Старожилы утверждают, что еще в годы гражданской войны тело учительницы тайно перезахоронила ее тетка лужительница церкви (просвирня), которая стыдилась, что племянница стала виновницей смерти сразу нескольких священников. Есть еще самая смелая версия – что Вершинину вообще не расстреливали. Но если вспомнить, что перед Ижевско-Воткинским восстанием и во время него красные и белые казнили друг друга сотнями и тысячами, то ничему удивляться не надо.

Вот еще один документ из упомянутой хрестоматии, подводящий итог летнему выступлению святогорских крестьян и других жителей Глазовского уезда - из отчета о деятельности уездной чрезвычайной комиссии за период с 12 по 19 октября 1918 года:

«Деятельность комиссии направлена на извлечение из волостей уезда всех контрреволюционеров против советской власти. Проводятся аресты всех лиц, чуть лишь замеченных в контрреволюции. От некоторых волостей, более ненадежных, взяты заложники, которые находятся в Глазовском доме заключения.

Деятельность в настоящее время направлена на борьбу с белогвардейскими бандами  южной части уезда, в том числе в Леденцовской, Валамазской, Святогорской, Порезской, Унинской волостях. По сведениям от населения в лагере белых полный развал, белогвардейцы, бросая оружие, разбегаются, вожаки их скрываются, куда кто сможет.

Из Святогорской волости командир отряда 12 октября сообщает, что белые занимают деревню Рябово силою 200-300 человек и делают набеги на деревни Жужинцы и Зузяны (Сюрзяне), где 12 числа мобилизованы мужчины до 45-летнего возраста. Вторым сборным пунктом в районе для белых служит Килозям (Кычино?), где их находится около150-200 человек. Настроение населения  уходом части отряда из Святогорья повернулось против нас, особенно в деревнях, смежных с белыми».          (стр.66 Хрестоматии, т.2).

Окончательно подвела итоги восстанию гражданская война, прокатившаяся здесь весной-летом 1919 года. После нее советская власть здесь уже прочно встала на ноги – основные ее противники ушли с белыми в Сибирь и далее рассеялись по миру. А в святогорских (ныне красногорских) деревнях милиция еще в 70-е годы находила трехлинейки, патроны и даже пулеметы, оставшиеся с той далекой поры…

 

Какой вывод из этой истории? Очевидно, нам давно пора более точно и объективно подавать события тех лет, с которых и началась большая трагедия России. Мы забываем о голоде, начавшемся в деревне, особенно в Поволжье, в первую очередь благодаря стараниям большевиков, ограбившим крестьянство. Забываем о репрессиях по отношению к интеллигенции, купцам, зажиточным крестьянам, членам семей всех перечисленных категорий людей. В итоге имеем страну, основная часть жителей которой и теперь живет на грани нищеты, по-прежнему ждет подачек от государства, не может заработать себе на достойное существование.

Анатолий Гончаров,

краевед.

На главную страницу сайта